Разновидности немецкого языка

Под разнови́дностью языка́ (нем. Varietät) в общем смысле понимают функционирующий в определённое время, в определённом месте и в определённой группе людей вариант языка, имеющий некоторые отличия от других вариантов. Иначе говоря, любой язык (в силу своей неоднородности, плюрицентричности) можно разделить на составляющие его крупные варианты, характеризующиеся особенностями фонетики, грамматического строя, лексики и словоупотребления.

В немецком языкознании под выражением «разновидность языка» в узком смысле принято понимать национальные языковые варианты (Staatsvarietät) с учётом их принадлежности к определённым диалектам. В широком смысле к разновидностям немецкого языка можно причислить все варианты, включая собственно стандартный немецкий язык, обиходно-разговорные формы, национальные варианты, диалекты и группы диалектов, социо- и региолекты, контактные языки и т. д.

Литературный язык

Во всех немецкоговорящих странах признан стандартный (литературный) немецкий язык (Standarddeutsch, deutsche Literatursprache), который в зависимости от страны имеет собственные особенности. Именно этот вариант подразумевают, когда говорят о немецком языке. Понятия «стандартный язык» (Standardsprache) и «литературный язык» (Literatursprache) неравнозначны, однако рассматриваются как синонимы, если речь идёт об обозначении единого языка всех носителей немецкого языка.

Стандартный язык — это кодифицированный язык, для которого характерны чёткие правила. В данном ключе понятия «стандартный немецкий», называемый также высоконемецким, и «стандартный вариант» совпадают, так как и то, и другое обозначает нормированный немецкий язык по отношению к его ненормированным диалектам или обиходно-разговорным формам. Литературный язык — это язык литературы, поэтому данное понятие следует относить исключительно к письменному языку немецкой литературы. Совсем иное значение придаётся понятию общенемецкий язык (Gemeindeutsch), который обозначает язык для всех без исключения немецкоговорящих стран безотносительно к особенностям его употребления в каждой из них. Разнообразие терминологии, обозначающей формы немецкого языка, зачастую вызывает путаницу, так как каждый лингвист понимает их по-своему или вкладывает в каждое понятие свой узкий смысл.

Национальные варианты

Немецкий язык в каждой стране имеет собственные особенности употребления. Так, в южнонемецком языковом пространстве швейцарцы немецкоязычных кантонов используют собственный швейцарский вариант (Schweizer Hochdeutsch), сформировавшийся под влиянием алеманнских диалектов. Для него характерно использование гельвецизмов. В Австрии со временем сформировался австрийский вариант немецкого языка (Österreichisches Deutsch), имеющий также собственные фонетические и лексические особенности, в частности — наличие австрицизмов. К обоим вариантам обычно и применяется понятие «национальный вариант».

Наибольшее число разновидностей сосредоточено в Федеративной республике Германии, на территории которой расположены все три диалектные группы (южнонемецкая, средненемецкая, нижненемецкая), а также нижнефранкские диалекты на северо-западе, на границе с Нидерландами. Единого языка для всех немцев с одними тевтонизмами не существует, однако для обозначения немецкого языка в Германии часто употребляют понятие бундесдойч (Bundesdeutsch).

Также собственные варианты немецкого языка распространены в Лихтенштейне, Люксембурге, Восточной Бельгии, Южном Тироле (южнотирольский вариант). Однако из-за отсутствия норм или по другим причинам их не относят к самостоятельным вариантам. По Аммону, каждый из вариантов этих стран формировался в собственной среде, впитал в себя специфику жизни каждого народа, подвергался влиянию различных языковых и социальных факторов, что привело к относительной обособленности вариантов друг от друга, а также к сложностям во взаимопонимании носителями диалектов и вариантов друг друга.

Австрийский вариант

Нормирование австрийского варианта произошло в 1951 году с появлением Австрийского словаря, хотя реальные различия между немецким в Германии и немецким в Австрии наметились ещё в XVIII веке и, видимо, развивались при Габсбургах. Впервые внимание на это обратил лингвист Иоганн Зигмунд Попович. После отделения Австро-Венгрии тенденции к усилению языкового сепаратизма возросли, и их не смогли остановить проходившие дважды (в 1876 и в 1901) орфографические конференции. Несмотря на то, что Австрийская конституция в ст. 8 не указывает на права варианта, его реальное распространение достаточно широко.

Швейцарский вариант

В отличие от австрийского варианта, швейцарский занимает ещё более сильные позиции, так как сфера его употребления значительно шире. Вариант используют как в разговорной речи, так и на письме (в частности, в СМИ, рекламе и управлении). Считается, что вариант развивался из швейцарского диалекта, который, в свою очередь, является одним из алеманнских диалектов. Свою роль в развитии варианта сыграли заимствования. Стоит также заметить, что (как и в случае с австрийским вариантом) статус швейцарского варианта не закреплён в ст. 70 Конституции.

Бундесдойч

От австрийского и швейцарского вариантов отчётливо отличается вариант немецкого языка в Германии, называемый «бундесдойч». В обыденном смысле это название означает «федеральный немецкий», то есть немецкий язык ФРГ. До воссоединения Германии в 1990 году бундесдойч противопоставлялся также языку в ГДР, для которого были характерны собственные лексические особенности.

Диалекты

В немецкой диалектологии нет единого подхода к определению отдельных вариантов как диалектов или иных разновидностей. В общем смысле под диалектом понимается разновидность, распространённая на определённой территории, используемая определённой группой людей и характеризующаяся исключительными лингвистическими особенностями. Однако такое определение не позволяет разграничить диалект от какой-либо другой разновидности.

Существенным критерием диалекта является его ограниченность изоглоссами, что отличает его от национального варианта, границы которого — территориально-политические. Диалект имеет собственное деление, независимо от страны распространения. При таком подходе становится очевидным, что один и тот же диалект может рассматриваться в рамках сразу двух национальных вариантов. Например, нижне- и верхнеалеманнский диалекты распространены на территории Швейцарии и Германии, однако в Швейцарии эти диалекты отнесены к швейцарскому диалекту (и косвенно — к швейцарскому варианту), а в Германии считаются «федеральными».

Существуют и иные сложности разграничения диалекта от других разновидностей, которые решаются научным консенсусом или традицией. Например, берлинский диалект, который можно рассматривать как смесь нескольких разговорных языков, нижненемецкого языка с восточносредненемецкими диалектами (и с большим влиянием последних), может быть рассмотрен как региолект (подобно рейнландскому), но традиционно именуется диалектом. Также один диалект может быть разбит на два идиома, причём один остаётся диалектом в своём обыденном понимании, а второй выделяется в контактный язык, креол или иную разновидность. Примерами таких диалектов могут служить пфальцский и пенсильванский, хунсрюкский немецкий и хунсрюкский в Бразилии, нижнепрусский и платский немецкий язык меннонитов России.

Диалектные зоны немецкого языка

Структура немецких диалектов, описываемая ещё первыми диалектологами, вряд ли может быть справедлива на сегодняшний день. Диалектная обстановка постоянно меняется, одни диалекты ассимилируют другие, что провоцирует постоянные сдвиги на диалектологической карте (именно с началом составления атласов и отхода от исключительно анкетных методов эта идея возобладала в диалектологии).

Всё немецкоязычное пространство входит в западногерманский диалектный континуум, куда также входит и нидерландский язык. С последним немецкий язык имеет тесные исторические связи. На севере Германии, выше изоглоссы maken/machen, распространены нижненемецкие диалекты, которые включают нижнефранкские, нижнесаксонские и восточнонижненемецкие диалектные группы. Первые две встречаются как в Нидерландах, так и в Германии. Южнее линии maken/machen лежать верхненемецкие диалекты, претерпевшие второй перебой согласных. В их число входят южнонемецкие диалекты, включающие швабско-алеманнскую, баварскую и верхнефранкскую диалектные группы, а также средненемецкие диалекты, в числе которых гессенские, среднефранкские, тюрингские, силезские, лужицкие, берлинско-бранденбургские диалекты.

Обиходно-разговорный язык

Обиходно-разговорный немецкий язык — достаточно сложное социолингвистическое явление, определение которого до сих пор является предметом ожесточённых споров языковедов и социолингвистов. В общем смысле обиходно-разговорный язык является чем-то средним между диалектами и литературным языком. А. И. Домашнев выделяет пять страт обиходно-разговорного языка: локальные разговорные формы; формы, близкие к диалектам; городские обиходно-разговорные языки; литературный обиходно-разговорный язык; диалекты. Наибольший интерес среди них представляют первые четыре, так как диалекты обладают большей самостоятельностью.

Литература

• Ulrich Ammon, Hans Bickel, Jakob Ebner u. a. Variantenwörterbuch des Deutschen. Die Standardsprache in Österreich, der Schweiz und Deutschland sowie in Liechtenstein, Luxemburg, Ostbelgien und Südtirol. — Berlin: Walter de Gruyter, 2004. — ISBN 3-11-016574-0.
• Ulrich Ammon. Die deutsche Sprache in Deutschland, Österreich und der Schweiz. Das Problem der nationalen Varietäten. — Berlin: Walter de Gruyter, 1995. — ISBN 3-11-014753-X.
• Alexandra N. Lenz, Klaus J. Mattheier. Varietäten – Theorie und Empirie. — Frankfurt am Main: Peter Lang, 2005. — ISBN 3-631-53867-7.
• Alexandra N. Lenz. 1. Theories and Methods // Emergence of Varieties through Restructuring and Reevaluation. Peter Auer, Jürgen Erich Schmidt (Hrsg.): Language and Space. An International Handbook of Linguistic Variation. — Berlin: De Gruyter Mouton, 2010. — Т. 30. — С. 295–315. — ISBN 978-3-11-018002-2.
• Christa Dürscheid, Martin Businger. Schweizer Standarddeutsch. Beiträge zur Varietätenlinguistik. — Tübingen: Gunter Narr, 2006. — ISBN 3-8233-6225-9.

Ссылки

• [agd.ids-mannheim.de/index.shtml Archiv für Gesprochenes Deutsch] (нем.). Проверено 26 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Bj0rtKWu Архивировано из первоисточника 27 октября 2012].
• [www.igdd.gwdg.de/ Internationale Gesellschaft für Dialektologie des Deutschen e.V. (IGDD)] (нем.). Проверено 26 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Bj0sPlXL Архивировано из первоисточника 27 октября 2012].

Отрывок, характеризующий Разновидности немецкого языка

Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.