Разоблачительная журналистика

Разгреба́тели гря́зи (англ. Muckrakers) — так называют репортёров, которые специализируются на разоблачениях. Работа журналиста в этом жанре напоминает деятельность частного детектива, поскольку в её фундаменте поиск фактуры, которую заинтересованные лица или организации укрыли (или пытаются укрыть) от общества.

Жанр под условным названием «разоблачи́тельная журнали́стика» сформировался в середине девятнадцатого века, в США, где в тот период публиковались обличающие коррупцию репортажи и очерки.

Происхождение термина

Изначально, в конце позапрошлого века так называлась группа американских писателей, журналистов, публицистов, социологов, выступившая с критикой тогдашнего американского общества.

К началу XX века такие журналы как Collier's Weekly, Munsey’s and McClure’s завоевали лояльного читателя в среде т. н. среднего класса.

Издания, сделавшие ставку на агрессивную журналистику и разоблачительные материалы — нью-йоркский The Forum (1886—1950) и бостонский The Arena (1889—1909), предложили своим читателю сенсационные материалы-разоблачения различных сфер политической и экономической жизни и быстро завоевали популярность.

Тем не менее принято считать что старт этого литературного движения исчисляется со статьи Джозефа Стеффенса, направленной против коррупции (1902):

Воспитанные на идеалах Просвещения, «Разгребатели грязи» ощущали резкий контраст между принципами демократии и неприглядной реальностью Америки, вступившей в империалистическую фазу; однако они ошибочно полагали, что мелкими реформами можно искоренить зло, порожденное антагонистическими общественными противоречиями. Социально-обличительные тенденции сохранились в литературе американского критического реализма — романах С. Льюиса, Э. Синклера и др.

Термин впервые употребил президент Теодор Рузвельт в своей речи 14 апреля 1906 года в Вашингтоне при закладке здания Палаты представителей, ссылаясь на скромный персонаж из малоизвестной на тот момент книги 1678 года «Путь паломника» (англ. Pilgrim’s Progress), который, как заметил политик, с огромной «навозной лопатой» всё время возится в грязи, не замечая над своей головой прекрасного сияющего небосвода, игнорируя предложенную ему «божественную корону» и не отрывая пристального взгляда от нечистот под его ногами:

Разгребатели грязи часто необходимы для блага общества, но лишь при условии, что они понимают, когда нужно перестать копаться в грязи.

Джекоб Риис, корреспондент The New York Sun, обратился к социально-публицистическому исследованию нью-йоркских трущоб и обобщил свои наблюдения в книге «Как живёт другая половина» (1890):

Факты полученные Риисом в результате непосредственного знакомства с жизнью и нравами трущоб, производили шокирующее впечатление. Американский президент Теодор Рузвельт писал впоследствии, что книга Дж. Рииса стала для него «просветлением и вдохновением, за которое я никогда не смогу полностью выразить свою благодарность». Десятилетний «крестовый поход» Джекоба Рииса, описанный им в публицистической книге «Битва с трущобами» (1902), позволил ему занять почётное место в истории американской журналистики.

Позднее термин использовали и в отношении группы маститых литераторов, которые использовали те же журналистские методы и тот же лексикон, описывая эксплуатацию рабочего класса Северной Америки, хотя их произведения и были написаны до знаменитой речи американского лидера. В «Спруте» (1901) Фрэнк Норрис клеймил железнодорожные концерны, Эптон Синклер в романе «Джунгли» (1906) разоблачал нравы мясной индустрии Чикаго, Джек Лондон в своем произведении «Железная пята» (1908) предсказал классовую войну.

Знаменитые «разгребатели»

В США

• Jacob Riis 2.jpg

  Джекоб Риис

• Upton Beall Sinclair Jr.jpg

  Эптон Синклер

• Lincoln Steffens.jpg

  Джозеф Стеффенс

• Ida M Tarbell crop.jpg

  Аида Тарбелл

• Сэм Адамс
• Мэтт Драдж
• Аида Тарбелл
• Эптон Синклер
• Майкл Мур
• Стюарт Голдмен — критик и колумнист
• Хуан Гонсалес — колумнист New York Daily News
• Джек Ньюфилд — колумнист New York Post

В журнале McClure’s Magazine работали репортёры, публикации которых собирали миллионную аудиторию читателей. В 1902—1904 гг. Аида Тарбелл опубликовала там серию репортажей, разоблачавших методы обогащения крупных монополий. Тексты легли в основу её рукописи «История „Стандард Ойл“», в которой «разгребательница» описала историю нефтяной корпорации Дж. Рокфеллера; она разоблачила коррупционные связи бизнеса с госаппаратом и политическими кругами Америки и указала на угрозу бесконтрольной деятельности монополий.

В рамках этого жанра был расследован «Уотергейтский скандал» (работа репортёра Карла Бенстайна), это был звёздный час заокеанской журналистики.

Позднее традиции жанра унаследовал американский кинодокументалист Майкл Мур.

• Ray Stannard Baker.jpg

  Рэй Бейкер

• Michael Moore 66ème Festival de Venise (Mostra).jpg

  Майкл Мур

• Bobwoodwardatgmu.jpg

  Боб Вудворд

• Carl bernstein 2007.jpg

  Карл Бенстайн

В России

• Артём Боровик
• Александр Невзоров
• Анна Политковская
• Александр Хинштейн
• Пол Хлебников
• Трегубова, Елена Викторовна
• Щекочихин, Юрий Петрович

В советский период термин употреблялся преимущественно в отношении западных журналистов-расследователей.

Советская критика называла того же Стеффенса «бесстрашным искателем истины». Как и другие «разгребатели грязи», Стеффенс был убеждён в том, что описывает «отдельные недостатки», которые посулированы действиями непорядочных граждан:

Система буржуазных ценностей долгое время не подвергалась им сомнению. Но в 1908 году он порывает с «разгребателями», уразумев, что в бедах Америки повинны не столько люди, сколько «система». Да и само слово «система» во многом обязано своим происхождением именно Стеффенсу.

Первое (или одно из первых) употребление данного словосочетания по отношению к отечественному журналисту — подзаголовок к скандальному интервью в профессиональном издании, журнале «Журналист» (№ 12 за 1991 год): «С репортёром — „разгребателем грязи“ беседует Элина Николаева». Объект интервью, журналист Евгений Додолев употреблял впоследствии термин без негативной коннотации, например, полемизируя с оппонентами «разгребателей» в 1995 году:

Совершенно бессмысленно осуждающе наезжать на детективы и боевики. Гениальнейший Юлиан Семенович Семёнов не раз мне говорил: «Есть только один критерий. Имя ему — тираж, успех, сбор, скандал… Ну, в общем, ты понимаешь». Я понимал. Чего и желаю другим, прежде всего — «культурным» представителям второй древнейшей профессии, столь люто презирающим своих собратьев, «разгребателей грязи». Ведь «гребут» то, на что сформирован вполне конкретный социальный заказ

• Borovik-artyom.jpg

  Артём Боровик

• ДОДОЛЕВ Е.JPG

  Евгений Додолев

• Hlebnikov-pol.jpg

  Пол Хлебников

«Смысл репортёрского расследования — в высвечивании скрытого для поиска выхода из тупика, а не в разжигании скандалов» — утверждает журналист Михаил Шостак.

Многие эксперты полагают, что осмысленно называть «разгребателя грязи» «санитаром общества»:

Так, например, в результате публикации разоблачающих статей неугомонных Вудворда и Бернстайна, подал в отставку президент США Ричард Никсон, а журналистам удалось доказать, что наряду с другими ветвями власти существует ещё и четвёртая.

Правовая база

В России журналисты должны учитывать следующие правовые нормы:

• Конституция, ст.24 — сбор, хранение, использование и распространение информации о частной жизни лица без его разрешения не допускаются.
• Уголовный кодекс РФ: ст.137 — нарушение неприкосновенности частной жизни.
• Постановление Пленума Верховного суда РФ от 18 августа 1992 г. № 11 «О некоторых вопросах, возникающих при рассмотрении судами дел о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц» (с изменениями от 25 апреля 1995 г.).
• Закон РФ «О средствах массовой информации» от 27 декабря 1991 года. Ст.39 Закона РФ «О средствах массовой информации». Согласно статьям 47, 49 репортёр имеет право:
  • Искать, запрашивать, получать, распространять информацию;
  • Посещать государственные органы, организации, предприятия, учреждения, органы общественных объединений либо их пресс-службы;
  • Быть принятым официальными лицами в связи с запросом информации, получать доступ к документам и материалам, за исключением тех фрагментов, содержащих государственную, коммерческую или специально охраняемую тайну;
  • Копировать, публиковать или оглашать либо иным способом производить документы, материалы при условии соблюдения части 1 настоящего Закона;
  • Воспроизводить записи, в том числе с использованием средств аудио- и видеотехники, кино- и фотосъёмки, за исключением случаев, предусмотренных законом;
  • Посещать специально охраняемые места стихийных бедствий, катастроф, массовых беспорядков, массовых скоплений граждан, а также местности, в которых объявлено о чрезвычайных положениях, присутствовать на митингах и демонстрациях;
  • Проверять достоверность сообщаемой ему информации; излагать свои личные суждения и оценки в сообщениях и материалах, предназначенных для распространения за его подписью; отказываться от подготовки за своей подписью сообщений или материалов, противоречащих его убеждению;

В Израиле

• Йоав Ицхак

См. также

• Новая журналистика
• Пресса в США
• Пол Хлебников, американский журналист, убитый в России
• Процессы. Гласность и мафия, противостояния
• Цензура в США

Ссылки

• [www.russ.ru/pole/Razgrebateli-gryazi Лу Юренек. «Разгребатели грязи»]
• Батурин С. Джон Стейнбек и традиции американской литературы — М.: Художественная литература, 1984
• Богословский В. Н. Эптон Синклер. М., 1976
• Засурский Я. Н. Теодор Драйзер — М.: Изд-во Московского университета, 1977
• Иванян Э. А. От Джоржа Вашингтона до Джоржа Буша: Белый дом и пресса — М.: Политиздат, 1991
• История печати: антология. Т.2 — М.: Аспект Пресс, 2001
• Писатели США о литературе. Т.1. — М.: Прогресс, 1982
•  (англ.) Roosevelt Theodore. An Autobiography. New York, 1913
•  (англ.) Gallagher, Aileen (2006). The Muckrakers, American Journalism During the Age of Reform. New York: The Rosen Publishing Group.
•  (англ.) Regier, C. C. (1957). The Era of the Muckrakers. Gloucester, Mass.: Peter Smith.
•  (англ.) Swados, Harvey (Ed). (1962). Years of Conscience: The Muckrakers. Cleveland: World Publishing Co.
•  (англ.) Weinberg, Arthur and Lila (Eds). (1964). The Muckrakers: The Era in Journalism that Moved America to Reform, the Most Significant Magazine Articles of 1902—1912. New York: Capricon Books.
•  (англ.) Wilson, Harold S. (1970). McClure’s Magazine and the Muckrakers. Princeton, N.J.: Princeton University Press. ISBN 0-691-04600-X.
• 3асурский Я. Н., Американская литература XX века, М., 1966; Weinberg A. and L., The Muckrakers, N. Y., 1961.
• Дмитрий Быков [text.newlookmedia.ru/?p=2702 «Правильная газета»] // «Новый Взгляд» : газета. — Москва, 2006. — № 08. — С. 03.
• [www.mospravda.ru/issue/2010/09/13/article23921/ Индивидуальный стиль в журналистике]

Отрывок, характеризующий Разоблачительная журналистика

На другой день на смотру государь спросил у князя Андрея, где он желает служить, и князь Андрей навеки потерял себя в придворном мире, не попросив остаться при особе государя, а попросив позволения служить в армии.


Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.