Разумный замысел

Разумный замысел (англ. Intelligent Design, ID) — одно из направлений креационизма, в рамках которого утверждается, что Вселенная и жизнь были созданы неким «разумным творцом». В поддержку этого утверждения, сторонниками «разумного замысла» приводится ряд наукообразных аргументов, самыми заметными из которых являются «неупрощаемая сложность» и «определённая сложность».

Научным сообществом «Разумный замысел» признается псевдонаучной концепцией.

Основные положения

Ведущие представители движения Разумного замысла, работающие в некоммерческой общественной организации «Discovery Institute», рассматривают его как научную теорию, согласно которой определённые признаки вселенной и жизни лучше всего объяснимы разумной первопричиной и не могли возникнуть вследствие естественных процессов без сознательного управления. Они считают, что с помощью критериев сложности можно доказать обязательность предшествующего разумного воздействия, как это делается с предметами, созданными человеком для какой-то цели.

Неупрощаемая сложность

Термин «неупрощаемая сложность» (англ. Irreducible complexity) ввёл биохимик Майкл Дж. Бихи (англ. Michael J.Behe) в книге «Darwin’s Black Box» (1996), хотя само явление было описано уже в 1993 году во втором издании его книги «Of Pandas and People». Бихи определяет «неупрощаемую сложность» как

Единая система, составленная из нескольких хорошо подходящих друг к другу частей так, что это способствует выполнению основной функции системы. Причем удаление одной из частей заставляет систему прекратить функционирование

Оригинальный текст (англ.)  

single system which is composed of several interacting parts that contribute to the basic function, and where the removal of any one of the parts causes the system to effectively cease functioning

Для иллюстрирования своей концепции Бихи использует мышеловку. Мышеловка состоит из нескольких частей. Удаление любой из них приведёт к нефункциональности мышеловки. Сторонники концепции разумного замысла утверждают, что естественный отбор не мог создать неупрощаемо-сложные системы, поскольку они функционируют только при наличии всех составных частей. По мнению Бихи, такими системами являются бактериальный жгутик кишечной палочки, каскад свёртывания крови, ресницы, система приобретённого иммунитета.

Определённая сложность

В рамках концепции разумного замысла понятие «определенной сложности» (англ. specified complexity) было разработано математиком, философом и богословом Уильямом Дембски (англ. William Dembski). По мнению Дембски, когда некоторый объект имеет определённый уровень сложности, то можно показать, что он был создан разумным творцом, а не возник в ходе естественных процессов. Им для пояснения приводится следующий пример: буква алфавита определена (имеет смысл), но не сложна, предложение из случайного набора букв сложно, но не определено (не имеет смысла), сонет Шекспира и сложен, и определён. Этот же принцип может быть применён, по его мнению, и к биологическим объектам, особенно к последовательностям ДНК. Дембски считает, что к обладающим «определённой сложностью» относятся те системы, вероятность возникновения которых естественным путём ниже 1:10¹⁵⁰.

Тонкая настройка Вселенной

Сторонники концепции разумного замысла считают, что только существующие фундаментальные физические константы обусловливают существование жизни. Если бы они хоть немного отличались, то жизнь была бы невозможна. По их мнению, необходим «разумный инженер-конструктор», который обеспечил «настройку» этих констант.

Критика

У подавляющего большинства американских научных организаций концепция разумного замысла не находит признания как научная теория и рассматривается как псевдонаука. Как отмечают эксперты Американской Академии наук, Разумный замысел и другие утверждения о сверхъестественном вкладе в происхождение жизни не могут быть проверены научными экспериментами, не в состоянии составить какие-либо прогнозы и не предлагают новых гипотез.

Также сильную научную критику вызывают отдельные положения сторонников концепции «разумного замысла».

Критика концепции «неупрощаемой сложности»

Концепция неупрощаемой сложности предполагает, что все необходимые части системы были необходимы всегда, и поэтому не могли быть добавлены последовательно, однако это не так. В ходе эволюции то, что сначала было просто выгодно, позже с изменением других частей может стать необходимым. Кроме того, в ходе эволюции различные части системы могут видоизменяться, приобретать иные функции или полностью утратив функции удаляться из системы. В качестве примера приводятся строительные леса, поддерживающие «неупрощаемо-сложное здание», пока оно не сможет стоять самостоятельно. В частности, главный пример неупрощаемо сложной системы, бактериальный жгутик, не является таковым, что было доказано в ходе изучения его эволюции, и имеет общего предшественника с секреторной системой III типа, состоящей из 10 белков, гомологичных имеющимся в бактериальном жгутике. Сам Бихи признал, что его аргумент против дарвинизма не является целостным логическим доказательством В судебном процессе «Кицмиллер против школьного округа Довер» было установлено, что концепция неупрощаемой сложности опровергнута научным сообществом

Критика концепции «определённой сложности»

Концепция Уильяма Дембски вызвала очень широкую критику научного, в частности математического, сообщества. Она является argumentum ad ignorantiam и не может рассматриваться как научная теория. Ричард Докинз полагает, что концепция «разумного дизайнера», создавшего сложные системы, лишь откладывает решение проблемы возникновения сложных систем. Поскольку «разумный дизайнер» должен сам быть сложным, его возникновение с позиции «разумного замысла» крайне маловероятно.

Критика аргумента «тонкой настройки Вселенной»

Физик и астроном Виктор Стенджер, а также другие учёные отмечают, что принцип тонкой настройки Вселенной в понимании сторонников «разумного замысла» является по сути дела тавтологией. С другой стороны, этот аргумент сторонников «разумного замысла» является также своего рода argumentum ad ignorantiam и базируется на нежелании представить другие вселенные с другими формами жизни.

Критика концепции «разумного дизайна» по отношению к сложным системам, созданным человеком

Приверженцы концепции разумного замысла считают само собой разумеющимся, что сложные предметы и системы, созданные человеком, являются продуктом разумного дизайна.

На самом деле нетрудно показать, что такие сложные объекты, как часы, автомобили, компьютеры, самолеты и т. д. не являются продуктом разумного дизайна отдельного человека и даже группы людей, а появились в процессе длительной эволюции. Не существует человека, придумавшего часы и сделавшего их такими, какие они в наше время. В качестве первых часов можно рассматривать воткнутую в землю палку, которая отбрасывала тень — примитивные солнечные часы. От таких часов до современных механических или электронных часов проходит длинная цепь изменений, улучшений, усовершенствований, изобретений и открытий. Ни один, даже очень продвинутый учёный древности, например, такой, как Архимед, не смог бы создать часы XXI века, применив «разумный дизайн»: у Архимеда не могло существовать и «разумного замысла» электронных часов.

Аналогичные рассуждения можно привести для компьютера, самолета и прочих сложных вещей. Таким образом, концепция «разумного замысла» / «разумного дизайна» ошибочна уже по отношению к сложным системам, история появления которых людям хорошо известна. Наоборот, сравнение процесса возникновения живых организмов и искусственных систем говорит в пользу теории эволюции, поскольку каждый созданный человеком предмет появился в результате чрезвычайно длительной цепи проб и ошибок, длившейся сотни, а иногда и тысячи лет.

Восприятие концепции «разумного замысла» в обществе

Мусульманские страны

В мусульманских странах у креационизма есть сильная государственная поддержка. Антиэволюционные представления преобладают среди богословов и учёных. Мусульманские креационисты находятся в партнерских отношениях с Институтом креационных исследований, многие идеи которого, в том числе теорию «разумного замысла», они использовали для своих целей. Особой популярностью концепция «разумного замысла» пользуется в Турции, на турецкий язык переводятся книги по «разумному замыслу». В 2007 году конференция, посвящённая этой концепции, нашла поддержку местных органов власти.

Австралия

Бывший федеральный министр просвещения Брендан Нельсон поднимал вопрос о возможности преподавании «разумного замысла» в рамках естественно-научных дисциплин, однако после протеста общественности он признал свою неправоту.

США

Многие школы, в особенности в Библейском поясе США, по требованию родителей приняли концепцию «разумного замысла» в учебную программу. В 2005 году, в судебном процессе «Кицмиллер против школьного округа Довер» было вынесено решение, что директива по преподаванию «разумного замысла» в рамках естествоведческих предметов как альтернативы к теории эволюции противоречит Первой поправке к Конституции США. Основой этого решения было заключение, что «Разумный замысел» не научная теория и имеет религиозную природу.

Европа

В 2007 году комитет по культуре, науке и образованию Парламентской Ассамблеи Совета Европы выпустил резолюцию «Опасность креационизма в образовании». В частности, в ней заявлено:

Идея «разумного замысла», которая представляет собой самую последнюю и наиболее изощренную версию креационизма, не отрицает полностью эволюцию. Доктрина «разумного замысла», если представить её более тонко, пытается обрисовать свой подход как научный, в чём, собственно, и заключается опасность…

Совет Европы обращает внимание на важность обучения культуре и религии. Во имя свободы слова и личных верований креационистские идеи, как и любые другие теологические постулаты, могли бы быть представлены как дополнение к культурному и религиозному образованию, однако они не могут претендовать на признание их научными.

— Резолюция ПАСЕ №1580. Опасность креационизма в образовании.

См. также

• Креационизм
• Разумное падение — пародия на концепцию «разумного замысла»
• «Иконы эволюции»

Литература

• Ronald Numbers. The Creationists: From Scientific Creationism to Intelligent Design. — Cambridge: Harvard University Press, 2006. — 624 p. — ISBN 0674023390.
• Why Intelligent Design Fails: A Scientific Critique of the New Creationism / ed. Matt Young, Taner Edis. — Rutgers University Press, 2004. — 238 p. — ISBN 0-8135-3433-X.
• Robert T. Pennock. Intelligent Design Creationism and its Critics: Philosophical, Theological & Scientific Perspectives. — Cambridge: MIT Press, 2001. — 805 p. — ISBN 0-262-16204-0.

Ссылки

• [www.discovery.org/ Официальный сайт «Discovery institute»]

Критика

• Марк Перах.[www.atheism.ru/library/Perakh_2.phtml Разумный замысел или слепая случайность? Схватка двух мировоззрений]
• Ричард Докинз, Джерри Койн.[scepsis.ru/library/id_2165.html «Одна из точек зрения просто неверна…»]

Отрывок, характеризующий Разумный замысел

– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.