Разумовский, Кирилл Григорьевич
Кирилл Григорьевич Разумовский
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">К. Г. Разумовский с гетманской булавой. Художник Луи Токке, 1758</td></tr> | |||||
| |||||
---|---|---|---|---|---|
18 июля 1750 — 10 (21) ноября 1764 | |||||
Предшественник: | Даниил Апостол | ||||
Преемник: | должность упразднена | ||||
Рождение: | 18 (29) марта 1728 село Лемеши Черниговского полка | ||||
Смерть: | 9 (21) января 1803 (74 года) Батурин | ||||
Род: | Разумовские | ||||
Военная служба | |||||
Принадлежность: | Гетманщина Российская империя | ||||
Звание: | Гетман генерал-фельдмаршал | ||||
Награды: |
|
Содержание
Ранние годы
Своим возвышением, богатством и карьерой Кирилл был обязан старшему брату Алексею, который в 1742 году стал фаворитом (по слухам, даже тайным мужем) императрицы Елизаветы Петровны. По возвышении Алексей вызвал в Санкт-Петербург из Малороссии и всё семейство Розумов, которые получили дворянскую фамилию Разумовских. Неграмотного брата под присмотром адъюнкта Г. Н. Теплова он отправил учиться в Европу.
После гран-тура по Италии и Франции и посещения инкогнито лекций в Геттингенском университете юный вельможа с сентября 1743 по июль 1744 года живёт в доме Эйлера, который учит его математике[1]. В 16 лет он вернулся в Петербург с графским титулом и чином действительного камергера, а в 18 лет получил шокировавшее учёный мир назначение президентом Петербургской академии наук «в рассуждение усмотренной в нём особливой способности и приобретённого в науках искусства». Фактически управление академией при Разумовском осуществляли директора.
Личные качества и брак
О Разумовском ходило множество рассказов, характеризовавших его доброту, доступность, щедрость, роскошную жизнь, прямоту и добродушный юмор. Так, говорят, что он до смерти хранил костюм, в котором некогда пас волов простым казаком. Он любил показывать его своим несколько кичливым сыновьям, на что однажды от одного из них выслушал резонный ответ: «Между нами громадная разница: вы сын простого казака, а я сын русского фельдмаршала». Екатерина II так описывала Кирилла Григорьевича: «он был хорош собой, оригинального ума, очень приятен в обращении и умом несравненно превосходил своего брата, который также был красавец».
При дворе вчерашнего казака любили, все красавицы были от него без ума. В жёны ему императрица подобрала свою троюродную сестру Екатерину Нарышкину, за которой было дано колоссальное приданое, включавшее в числе прочего Романов двор и несколько сёл на территории современной Москвы. Брат фаворита в одночасье сделался одним из самых богатых людей страны. С 1748 года Кирилл Разумовский — подполковник лейб-гвардии Измайловского полка, сенатор и генерал-адъютант.
У Разумовского на кухне ежедневно истребляли целого быка, десять баранов, сотню кур и прочего в соответствующем количестве. Главным его поваром был знаменитый Баридо, оставленный в России маркизом де ла Шетарди и считавшийся даже выше самого Дюваля, повара-француза Фридриха II. Слуг у Разумовского насчитывалось до трехсот: управляющий, дворецкий, главный камердинер, два карла, четверо парикмахеров, маркер при бильярде, ключник, пять кухонных мужиков, швейцар, десять выездных лакеев, два скорохода, казак, четыре лакея, два гайдука, три счетовода, при них два писаря и четыре письмоводителя, два межевика и шесть помощников, десять истопников, три ключницы и т. д. Он не забывал никогда привычек своей родины и во многих частностях сохранил их: простые и грубые малороссийские кушанья — борщ и гречневая каша — всегда были его любимыми блюдами. При звуках казацкой бандуры ноги его сами начинали ходить.
Управление Гетманщиной
Ради Разумовского императрица согласилась воссоздать упразднённое к тому времени гетманское достоинство и в 1750 году отправила его управлять Гетманщиной. 2 (13) августа 1750 года императрица подписала указ о новом титуле Разумовского. Отныне он титуловался «Ея Императорского Величества гетман всея Малыя России, обоих сторон Днепра и войск запорозских, действительный камергер, Академии наук президент, лейб-гвардии Измайловского полку подполковник, орденов святого Александра, Белого орла и святой Анны кавалер, граф Кирила Григорьевич Разумовский»[3]. В своих двух столицах — Глухове и Батурине — Разумовский окружил себя придворными, завёл итальянскую оперу и французский театр. Свои указы он формулировал не менее самодержавно, чем то было принято в Петербурге: «Мы заблагорассудили… Мы повелеваем…»[4] Выписанный с берегов Невы архитектор Квасов принялся за возведение дворцовых резиденций. В дальнейшем Разумовский продолжал уделять особое внимание дворцовому и церковному строительству в Малороссии, стремясь приблизить его к столичной архитектуре.[5] Неотступно следовал за покровителем и Теплов, женившийся к тому времени на его двоюродной сестре.
До Елизаветы доходили весьма неблагоприятные сведения о порядках, которые Разумовский завёл на вверенных ему территориях. Валишевский отмечает, что при всех обнадеживающих задатках молодой гетман нередко «подпадал под влияние алчных родных и испорченной среды, окружавшей его»[4]. Императрицу засыпали жалобами на мздоимство Разумовского, на то, что под его управлением крестьяне нищают, а его родственники сказочно обогащаются. В 1754 г. она вызвала Разумовского для объяснений в Москву. Тогда же власть гетмана была серьёзно ограничена, отменялись таможенные сборы на имперско-гетманской границе, к гетману был приставлен резидент из генералитета. Елизавета также запретила Разумовскому переписываться с иностранцами. Территория, управляемая гетманом, была сокращена — в 1756 году запорожское казачье войско было подчинено Сенату[6].
После трёхлетнего пребывания при императорском дворе Разумовскому было дозволено возвратиться в свою глуховскую резиденцию. Но уже в конце того же 1757 года он спешит обратно на север по делам Академии наук. После учреждения в 1755 году Московского университета Г. Н. Теплов, составлявший устав университета в Москве, предлагает Разумовскому свой проект по организации аналогичного учреждения для малороссов в Батурине.
На рубеже 1750-х и 1760-х Кирилл Разумовский в полной мере проявляет себя как зрелый государственный деятель: хлопочет о повышении довольства малороссийских казаков, отстаивает права Малороссии в Сенате, по возвращении в Глухов разворачивает программу далеко идущих преобразований в духе Просвещения, включая введение регулярного строя полков и восстановление старинного судопроизводства.
Разумовский и Екатерина
Всё короткое правление Петра III гетман провёл в Петербурге в приготовлениях к походу против Дании, у которой император мечтал отобрать голштинские владения своих предков. Как командир Измайловского полка он сыграл важную роль в приходе к власти Екатерины и стал её доверенным лицом. Манифест о восшествии на престол был напечатан в типографии возглавляемой им Академии наук. В надежде на то, что гетманский титул станет наследственным в роду Разумовских, Кирилл вернулся в Глухов, дабы продолжить начатые преобразования.
Между тем мысль о появлении в «подбрюшье» России обширного княжества во главе с династией Разумовских не пришлась Екатерине по вкусу, и в её окружении скоро возобладало мнение о необходимости отмены гетманства. Одним из главных инициаторов упразднения гетманства был Г. Н. Теплов, составивший знаменитый документ «О непорядках, которые происходят от злоупотребления прав и обыкновений, грамотами подтвержденных Малороссии». В нём Теплов, будучи главой гетманской канцелярии при Разумовском, изобличает институты канцелярии в несостоятельности, кратко излагает историю утверждения гетманской канцелярии в России, причины коррупции в Малороссии, и приходит к выводу, что для улучшения положения малороссийских крестьян необходимо провести ротацию вельмож, а институты Гетманщины полностью заменить, по причине их неэффективности и в силу грабительских притязаний казацкой старшины, обличённой грамотами на крестьянские земли. Разумовский был вызван ко двору, где у него затребовали прошение об отставке. Указ об упразднении гетманского достоинства вышел 21 ноября 1764 года. В качестве компенсации Разумовский получил чин генерала-фельдмаршала, хотя не имел боевого опыта. Последующие два года он провёл за границей.
Жизнь в отставке
После смерти в 1771 году графини Разумовской полновластной «хозяйкой» Батуринского дворца сделалась племянница фельдмаршала — Софья Апраксина. Её безграничное влияние на старого графа вызывало многочисленные кривотолки. Помимо украинских поместий, Разумовский обустроил на Пахре поместье Поливаново и подолгу живал в подмосковной усадьбе Петровское-Разумовское: «В подмосковном имении у него кормились всегда толпы малороссов, рылись пруды, главное, дававшие ему иллюзию далекой родины и доставлявшие случай вести длинные разговоры, в которых он вспоминал свой язык и годы детства»[2]. В Петербурге он владел роскошным дворцом на Мойке (д. 48, архитекторы А. Ф. Кокоринов, Валлен-Деламот)[7].
Лишившись своего высокого официального положения, но еще более обогатившись в 1771 г. смертью брата, оставившего ему сто тысяч крестьян, он начал себя держать с высокомерной независимостью, не лишенной величия, и, занимая особое положение, на неприкосновенность которого и сама Екатерина, по-видимому, не посягала, некоторым образом стал особняком среди толпы, сгибавшейся в три погибели под повелительным взором монархини. Когда в 1776 г. Григорий Орлов, вопреки закону, женился на двоюродной сестре, девице Зиновьевой, Разумовский как член Сената отказался подписать постановление, по которому супруги разводились и заточались в монастырь. Когда Потёмкин однажды вздумал принять его в халате, он ответил ему такой же вежливостью, появившись на балу фаворита в таком же костюме.— К. Валишевский[2]
В последнее десятилетие жизни старый граф передал управление имениями в руки сына Алексея. В 1790-е гг. он возводит для себя ещё одну роскошную резиденцию в Малороссии, на этот раз в Яготине. В эти годы он выписал с австрийской фермы князя Лихтенштейна испанских овец, в Яготине разводил шелковицу и вводил шелководство, ввозил также сельскохозяйственные машины, заводил мельницы, в Батурине усовершенствовал свечную и суконную фабрики. Есть предание, что Разумовский первым развёл на северо-востоке Украины пирамидальные тополя[8].
Из-за боли в ноге он вынужден был отказаться от игры в бильярд, до которой смолоду был охотник. Переписка с сыном Алексеем велась им, против обыкновения аристократии того времени, на русском языке. Письма старого графа, хотя и пересыпаны сетованиями на слабое здоровье, имеют тон острый, насмешливый, с оттенком малороссийского юмора[8]:
Разумовский скончался 9 января 1803 года в Батурине на 75-м году жизни от инфаркта; также он страдал сахарным диабетом[9]. Толковали, что когда Павел I послал в Батурин справиться об одном из последних участников переворота против его отца, то гонец получил ответ: «Скажите его величеству, что я умер»[2]. Похоронен в местной Воскресенской церкви; пышное надгробие погибло (как и сама церковь) в 1941-42 гг.[10] Разумовский был награждён орденами Андрея Первозванного, Святого Александра Невского, Святой Анны I степени и Белого орла.
Семья
По желанию императрицы Елизаветы 27 октября 1746 года Разумовский женился на фрейлине императорского двора Екатерине Ивановне Нарышкиной (1729—1771). У супругов было шесть сыновей и пять дочерей:
- Наталья Кирилловна (1747—1837), фрейлина, с 1772 года была замужем за Николаем Александровичем Загряжским (1743—1821).
- Алексей Кириллович (1748—1822), действительный камергер, тайный советник, сенатор, министр народного просвещения.
- Елизавета Кирилловна (1749—1813), фрейлина, с 1776 года была замужем за Петром Фёдоровичем Апраксиным (1728—1813).
- Пётр Кириллович (1751—1823), обер-камергер, в 1774 году против воли отца женился на фрейлине С. С. Черторыжской, ур. Ушаковой (1746—1806).
- Андрей Кириллович (1752—1836), светлейший князь, дипломат.
- Дарья Кирилловна (1753—1762), скончалась девятилетним ребенком, похоронена в семейной усыпальнице своей матери в Верхне-Петровском монастыре.
- Анна Кирилловна (1754—1826), фрейлина, отличалась красивой наружностью, была замужем за В. С. Васильчиковым.
- Прасковья Кирилловна (1755—1808), фрейлина, против воли была выдана замуж за генерал-фельдмаршала И. В. Гудовича (1741—1820).
- Лев Кириллович (1757—1818), генерал-майор, был женат на Марии Григорьевне Голицыной, ур. Вяземской (1772—1865).
- Григорий Кириллович (1759—1837), геолог, ботаник, литератор, жил почти постоянно за границей.
- Иван Кириллович (1761—1802), генерал-майор, командир Малороссийского гренадерского полка.
- Ekaterina Razumovskay.jpg
Екатерина Ивановна - Staruha Zagryazhskaya.jpg
Наталья Кирилловна - A.K. Razumovskiy by Guttenbrunn.JPG
Алексей Кириллович - Apraksina Razumovskay.jpg
Елизавета Кирилловна - Petr Razumovsky.jpg
Пётр Кириллович - Andrei Razumovski.jpg
Андрей Кириллович - Fedor Rokotov 03.jpg
Анна Кирилловна - L.K. Razumovskiy by Borovikovskiy.jpg
Лев Кириллович
Напишите отзыв о статье "Разумовский, Кирилл Григорьевич"
Примечания
- ↑ Ломоносов: сборник статей и материалов. Том 8. Изд-во Академии наук СССР, 1983. Стр. 88.
- ↑ 1 2 3 4 К. Валишевский. Вокруг трона. — М.: Образование, 1909.
- ↑ [www.ras.ru/presidents/54f82c28-572e-4b47-8497-dce5a7b23748.aspx Указ императрицы Елизаветы Петровны о новом титуловании К. Г. Разумовского]
- ↑ 1 2 Валишевский К. Дочь Петра Великого. — АСТ; Астрель, 2002. — ISBN 5-275-00872-4, 978-5-275-00872-2 — С. 95-96.
- ↑ Наумова В. С. [actual-art.spbu.ru/testarchive/10150.html Усадебное строительство К. Г. Разумовского в Малороссии. Особенности архитектурного заказа] // Актуальные проблемы теории и истории искусства: сб. науч. статей. Вып. 3. / Под ред. С. В. Мальцевой, Е. Ю. Станюкович-Денисовой. — СПб.: НП-Принт, 2013. С. 263—268. — ISSN 2312—2129
- ↑ Кондрико А. В. Система казачьего самоуправления в рамках российской государственности на примере Запорожской Сечи в сер. XVII — кон. XVIII вв. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. — М., 2015. — С. 107. Режим доступа: mgou.ru/7109
- ↑ С 1797 года во дворце размещался Петербургский Воспитательный дом, с 1834 года — сиротское отделение (с 1837 года — Николаевский сиротский институт), с 1918 года — педагогический институт (ныне Российский государственный педагогический университет имени А. И. Герцена).
- ↑ 1 2 Васильчиков А. А. Семейство Разумовских. Т. 1. — СПб.: тип. Акад. наук, 1880. — С. 454—464, 476.
- ↑ В самые последние годы жизни Разумовского окружали знахари и ворожеи. По поводу одной из них его сын Андрей возмущался в письме к сестре: «Что только эта старая ведьма не сочиняет! Она заразила весь дом. Она натирает батюшкины ноги мазью из чеснока и коровьего кала! По утрам она зубами хватает его колени, бормочет что-то и если всё это не поможет, отгадай, из чего она намерена составить пластырь! Она будет сопранизировать котов! да, котов!»
- ↑ [www.nasledie-rus.ru/img/1110000/1111709.jpg Фотография могилы К. Г. Разумовского]
Источники
- Бантыш-Каменский, Д. Н. 14-й генерал-фельдмаршал граф Кирилл Григорьевич Разумовский // [militera.lib.ru/bio/bantysh-kamensky/17.html Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. В 4-х частях. Репринтное воспроизведение издания 1840 года. Часть 1–2]. — М.: Культура, 1991. — 620 с. — ISBN 5-7158-0002-1.
Ссылки
- Багалей Д. И. Разумовский, Кирилл Григорьевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Майков П. М. Разумовский, Кирилл Григорьевич // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
Предшественник: Карл фон Бреверн |
Президент Императорской Академии наук и художеств 1746—1798 |
Преемник: Андрей Львович фон Николаи |
|
|
Отрывок, характеризующий Разумовский, Кирилл Григорьевич
– Куда вы? – сказал он вдруг, обращаясь к князю Андрею, который встал и направился в свою комнату.– Я еду.
– Куда?
– В армию.
– Да вы хотели остаться еще два дня?
– А теперь я еду сейчас.
И князь Андрей, сделав распоряжение об отъезде, ушел в свою комнату.
– Знаете что, мой милый, – сказал Билибин, входя к нему в комнату. – Я подумал об вас. Зачем вы поедете?
И в доказательство неопровержимости этого довода складки все сбежали с лица.
Князь Андрей вопросительно посмотрел на своего собеседника и ничего не ответил.
– Зачем вы поедете? Я знаю, вы думаете, что ваш долг – скакать в армию теперь, когда армия в опасности. Я это понимаю, mon cher, c'est de l'heroisme. [мой дорогой, это героизм.]
– Нисколько, – сказал князь Андрей.
– Но вы un philoSophiee, [философ,] будьте же им вполне, посмотрите на вещи с другой стороны, и вы увидите, что ваш долг, напротив, беречь себя. Предоставьте это другим, которые ни на что более не годны… Вам не велено приезжать назад, и отсюда вас не отпустили; стало быть, вы можете остаться и ехать с нами, куда нас повлечет наша несчастная судьба. Говорят, едут в Ольмюц. А Ольмюц очень милый город. И мы с вами вместе спокойно поедем в моей коляске.
– Перестаньте шутить, Билибин, – сказал Болконский.
– Я говорю вам искренно и дружески. Рассудите. Куда и для чего вы поедете теперь, когда вы можете оставаться здесь? Вас ожидает одно из двух (он собрал кожу над левым виском): или не доедете до армии и мир будет заключен, или поражение и срам со всею кутузовскою армией.
И Билибин распустил кожу, чувствуя, что дилемма его неопровержима.
– Этого я не могу рассудить, – холодно сказал князь Андрей, а подумал: «еду для того, чтобы спасти армию».
– Mon cher, vous etes un heros, [Мой дорогой, вы – герой,] – сказал Билибин.
В ту же ночь, откланявшись военному министру, Болконский ехал в армию, сам не зная, где он найдет ее, и опасаясь по дороге к Кремсу быть перехваченным французами.
В Брюнне всё придворное население укладывалось, и уже отправлялись тяжести в Ольмюц. Около Эцельсдорфа князь Андрей выехал на дорогу, по которой с величайшею поспешностью и в величайшем беспорядке двигалась русская армия. Дорога была так запружена повозками, что невозможно было ехать в экипаже. Взяв у казачьего начальника лошадь и казака, князь Андрей, голодный и усталый, обгоняя обозы, ехал отыскивать главнокомандующего и свою повозку. Самые зловещие слухи о положении армии доходили до него дорогой, и вид беспорядочно бегущей армии подтверждал эти слухи.
«Cette armee russe que l'or de l'Angleterre a transportee, des extremites de l'univers, nous allons lui faire eprouver le meme sort (le sort de l'armee d'Ulm)», [«Эта русская армия, которую английское золото перенесло сюда с конца света, испытает ту же участь (участь ульмской армии)».] вспоминал он слова приказа Бонапарта своей армии перед началом кампании, и слова эти одинаково возбуждали в нем удивление к гениальному герою, чувство оскорбленной гордости и надежду славы. «А ежели ничего не остается, кроме как умереть? думал он. Что же, коли нужно! Я сделаю это не хуже других».
Князь Андрей с презрением смотрел на эти бесконечные, мешавшиеся команды, повозки, парки, артиллерию и опять повозки, повозки и повозки всех возможных видов, обгонявшие одна другую и в три, в четыре ряда запружавшие грязную дорогу. Со всех сторон, назади и впереди, покуда хватал слух, слышались звуки колес, громыхание кузовов, телег и лафетов, лошадиный топот, удары кнутом, крики понуканий, ругательства солдат, денщиков и офицеров. По краям дороги видны были беспрестанно то павшие ободранные и неободранные лошади, то сломанные повозки, у которых, дожидаясь чего то, сидели одинокие солдаты, то отделившиеся от команд солдаты, которые толпами направлялись в соседние деревни или тащили из деревень кур, баранов, сено или мешки, чем то наполненные.
На спусках и подъемах толпы делались гуще, и стоял непрерывный стон криков. Солдаты, утопая по колена в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди. Офицеры, заведывавшие движением, то вперед, то назад проезжали между обозами. Голоса их были слабо слышны посреди общего гула, и по лицам их видно было, что они отчаивались в возможности остановить этот беспорядок. «Voila le cher [„Вот дорогое] православное воинство“, подумал Болконский, вспоминая слова Билибина.
Желая спросить у кого нибудь из этих людей, где главнокомандующий, он подъехал к обозу. Прямо против него ехал странный, в одну лошадь, экипаж, видимо, устроенный домашними солдатскими средствами, представлявший середину между телегой, кабриолетом и коляской. В экипаже правил солдат и сидела под кожаным верхом за фартуком женщина, вся обвязанная платками. Князь Андрей подъехал и уже обратился с вопросом к солдату, когда его внимание обратили отчаянные крики женщины, сидевшей в кибиточке. Офицер, заведывавший обозом, бил солдата, сидевшего кучером в этой колясочке, за то, что он хотел объехать других, и плеть попадала по фартуку экипажа. Женщина пронзительно кричала. Увидав князя Андрея, она высунулась из под фартука и, махая худыми руками, выскочившими из под коврового платка, кричала:
– Адъютант! Господин адъютант!… Ради Бога… защитите… Что ж это будет?… Я лекарская жена 7 го егерского… не пускают; мы отстали, своих потеряли…
– В лепешку расшибу, заворачивай! – кричал озлобленный офицер на солдата, – заворачивай назад со шлюхой своею.
– Господин адъютант, защитите. Что ж это? – кричала лекарша.
– Извольте пропустить эту повозку. Разве вы не видите, что это женщина? – сказал князь Андрей, подъезжая к офицеру.
Офицер взглянул на него и, не отвечая, поворотился опять к солдату: – Я те объеду… Назад!…
– Пропустите, я вам говорю, – опять повторил, поджимая губы, князь Андрей.
– А ты кто такой? – вдруг с пьяным бешенством обратился к нему офицер. – Ты кто такой? Ты (он особенно упирал на ты ) начальник, что ль? Здесь я начальник, а не ты. Ты, назад, – повторил он, – в лепешку расшибу.
Это выражение, видимо, понравилось офицеру.
– Важно отбрил адъютантика, – послышался голос сзади.
Князь Андрей видел, что офицер находился в том пьяном припадке беспричинного бешенства, в котором люди не помнят, что говорят. Он видел, что его заступничество за лекарскую жену в кибиточке исполнено того, чего он боялся больше всего в мире, того, что называется ridicule [смешное], но инстинкт его говорил другое. Не успел офицер договорить последних слов, как князь Андрей с изуродованным от бешенства лицом подъехал к нему и поднял нагайку:
– Из воль те про пус тить!
Офицер махнул рукой и торопливо отъехал прочь.
– Всё от этих, от штабных, беспорядок весь, – проворчал он. – Делайте ж, как знаете.
Князь Андрей торопливо, не поднимая глаз, отъехал от лекарской жены, называвшей его спасителем, и, с отвращением вспоминая мельчайшие подробности этой унизи тельной сцены, поскакал дальше к той деревне, где, как ему сказали, находился главнокомандующий.
Въехав в деревню, он слез с лошади и пошел к первому дому с намерением отдохнуть хоть на минуту, съесть что нибудь и привесть в ясность все эти оскорбительные, мучившие его мысли. «Это толпа мерзавцев, а не войско», думал он, подходя к окну первого дома, когда знакомый ему голос назвал его по имени.
Он оглянулся. Из маленького окна высовывалось красивое лицо Несвицкого. Несвицкий, пережевывая что то сочным ртом и махая руками, звал его к себе.
– Болконский, Болконский! Не слышишь, что ли? Иди скорее, – кричал он.
Войдя в дом, князь Андрей увидал Несвицкого и еще другого адъютанта, закусывавших что то. Они поспешно обратились к Болконскому с вопросом, не знает ли он чего нового. На их столь знакомых ему лицах князь Андрей прочел выражение тревоги и беспокойства. Выражение это особенно заметно было на всегда смеющемся лице Несвицкого.
– Где главнокомандующий? – спросил Болконский.
– Здесь, в том доме, – отвечал адъютант.
– Ну, что ж, правда, что мир и капитуляция? – спрашивал Несвицкий.
– Я у вас спрашиваю. Я ничего не знаю, кроме того, что я насилу добрался до вас.
– А у нас, брат, что! Ужас! Винюсь, брат, над Маком смеялись, а самим еще хуже приходится, – сказал Несвицкий. – Да садись же, поешь чего нибудь.
– Теперь, князь, ни повозок, ничего не найдете, и ваш Петр Бог его знает где, – сказал другой адъютант.
– Где ж главная квартира?
– В Цнайме ночуем.
– А я так перевьючил себе всё, что мне нужно, на двух лошадей, – сказал Несвицкий, – и вьюки отличные мне сделали. Хоть через Богемские горы удирать. Плохо, брат. Да что ты, верно нездоров, что так вздрагиваешь? – спросил Несвицкий, заметив, как князя Андрея дернуло, будто от прикосновения к лейденской банке.
– Ничего, – отвечал князь Андрей.
Он вспомнил в эту минуту о недавнем столкновении с лекарскою женой и фурштатским офицером.
– Что главнокомандующий здесь делает? – спросил он.
– Ничего не понимаю, – сказал Несвицкий.
– Я одно понимаю, что всё мерзко, мерзко и мерзко, – сказал князь Андрей и пошел в дом, где стоял главнокомандующий.
Пройдя мимо экипажа Кутузова, верховых замученных лошадей свиты и казаков, громко говоривших между собою, князь Андрей вошел в сени. Сам Кутузов, как сказали князю Андрею, находился в избе с князем Багратионом и Вейротером. Вейротер был австрийский генерал, заменивший убитого Шмита. В сенях маленький Козловский сидел на корточках перед писарем. Писарь на перевернутой кадушке, заворотив обшлага мундира, поспешно писал. Лицо Козловского было измученное – он, видно, тоже не спал ночь. Он взглянул на князя Андрея и даже не кивнул ему головой.
– Вторая линия… Написал? – продолжал он, диктуя писарю, – Киевский гренадерский, Подольский…
– Не поспеешь, ваше высокоблагородие, – отвечал писарь непочтительно и сердито, оглядываясь на Козловского.
Из за двери слышен был в это время оживленно недовольный голос Кутузова, перебиваемый другим, незнакомым голосом. По звуку этих голосов, по невниманию, с которым взглянул на него Козловский, по непочтительности измученного писаря, по тому, что писарь и Козловский сидели так близко от главнокомандующего на полу около кадушки,и по тому, что казаки, державшие лошадей, смеялись громко под окном дома, – по всему этому князь Андрей чувствовал, что должно было случиться что нибудь важное и несчастливое.
Князь Андрей настоятельно обратился к Козловскому с вопросами.
– Сейчас, князь, – сказал Козловский. – Диспозиция Багратиону.
– А капитуляция?
– Никакой нет; сделаны распоряжения к сражению.
Князь Андрей направился к двери, из за которой слышны были голоса. Но в то время, как он хотел отворить дверь, голоса в комнате замолкли, дверь сама отворилась, и Кутузов, с своим орлиным носом на пухлом лице, показался на пороге.
Князь Андрей стоял прямо против Кутузова; но по выражению единственного зрячего глаза главнокомандующего видно было, что мысль и забота так сильно занимали его, что как будто застилали ему зрение. Он прямо смотрел на лицо своего адъютанта и не узнавал его.
– Ну, что, кончил? – обратился он к Козловскому.
– Сию секунду, ваше высокопревосходительство.
Багратион, невысокий, с восточным типом твердого и неподвижного лица, сухой, еще не старый человек, вышел за главнокомандующим.
– Честь имею явиться, – повторил довольно громко князь Андрей, подавая конверт.
– А, из Вены? Хорошо. После, после!
Кутузов вышел с Багратионом на крыльцо.
– Ну, князь, прощай, – сказал он Багратиону. – Христос с тобой. Благословляю тебя на великий подвиг.
Лицо Кутузова неожиданно смягчилось, и слезы показались в его глазах. Он притянул к себе левою рукой Багратиона, а правой, на которой было кольцо, видимо привычным жестом перекрестил его и подставил ему пухлую щеку, вместо которой Багратион поцеловал его в шею.
– Христос с тобой! – повторил Кутузов и подошел к коляске. – Садись со мной, – сказал он Болконскому.
– Ваше высокопревосходительство, я желал бы быть полезен здесь. Позвольте мне остаться в отряде князя Багратиона.
– Садись, – сказал Кутузов и, заметив, что Болконский медлит, – мне хорошие офицеры самому нужны, самому нужны.
Они сели в коляску и молча проехали несколько минут.
– Еще впереди много, много всего будет, – сказал он со старческим выражением проницательности, как будто поняв всё, что делалось в душе Болконского. – Ежели из отряда его придет завтра одна десятая часть, я буду Бога благодарить, – прибавил Кутузов, как бы говоря сам с собой.
Князь Андрей взглянул на Кутузова, и ему невольно бросились в глаза, в полуаршине от него, чисто промытые сборки шрама на виске Кутузова, где измаильская пуля пронизала ему голову, и его вытекший глаз. «Да, он имеет право так спокойно говорить о погибели этих людей!» подумал Болконский.
– От этого я и прошу отправить меня в этот отряд, – сказал он.
Кутузов не ответил. Он, казалось, уж забыл о том, что было сказано им, и сидел задумавшись. Через пять минут, плавно раскачиваясь на мягких рессорах коляски, Кутузов обратился к князю Андрею. На лице его не было и следа волнения. Он с тонкою насмешливостью расспрашивал князя Андрея о подробностях его свидания с императором, об отзывах, слышанных при дворе о кремском деле, и о некоторых общих знакомых женщинах.
Кутузов чрез своего лазутчика получил 1 го ноября известие, ставившее командуемую им армию почти в безвыходное положение. Лазутчик доносил, что французы в огромных силах, перейдя венский мост, направились на путь сообщения Кутузова с войсками, шедшими из России. Ежели бы Кутузов решился оставаться в Кремсе, то полуторастатысячная армия Наполеона отрезала бы его от всех сообщений, окружила бы его сорокатысячную изнуренную армию, и он находился бы в положении Мака под Ульмом. Ежели бы Кутузов решился оставить дорогу, ведшую на сообщения с войсками из России, то он должен был вступить без дороги в неизвестные края Богемских
гор, защищаясь от превосходного силами неприятеля, и оставить всякую надежду на сообщение с Буксгевденом. Ежели бы Кутузов решился отступать по дороге из Кремса в Ольмюц на соединение с войсками из России, то он рисковал быть предупрежденным на этой дороге французами, перешедшими мост в Вене, и таким образом быть принужденным принять сражение на походе, со всеми тяжестями и обозами, и имея дело с неприятелем, втрое превосходившим его и окружавшим его с двух сторон.
Кутузов избрал этот последний выход.
Французы, как доносил лазутчик, перейдя мост в Вене, усиленным маршем шли на Цнайм, лежавший на пути отступления Кутузова, впереди его более чем на сто верст. Достигнуть Цнайма прежде французов – значило получить большую надежду на спасение армии; дать французам предупредить себя в Цнайме – значило наверное подвергнуть всю армию позору, подобному ульмскому, или общей гибели. Но предупредить французов со всею армией было невозможно. Дорога французов от Вены до Цнайма была короче и лучше, чем дорога русских от Кремса до Цнайма.
В ночь получения известия Кутузов послал четырехтысячный авангард Багратиона направо горами с кремско цнаймской дороги на венско цнаймскую. Багратион должен был пройти без отдыха этот переход, остановиться лицом к Вене и задом к Цнайму, и ежели бы ему удалось предупредить французов, то он должен был задерживать их, сколько мог. Сам же Кутузов со всеми тяжестями тронулся к Цнайму.
Пройдя с голодными, разутыми солдатами, без дороги, по горам, в бурную ночь сорок пять верст, растеряв третью часть отсталыми, Багратион вышел в Голлабрун на венско цнаймскую дорогу несколькими часами прежде французов, подходивших к Голлабруну из Вены. Кутузову надо было итти еще целые сутки с своими обозами, чтобы достигнуть Цнайма, и потому, чтобы спасти армию, Багратион должен был с четырьмя тысячами голодных, измученных солдат удерживать в продолжение суток всю неприятельскую армию, встретившуюся с ним в Голлабруне, что было, очевидно, невозможно. Но странная судьба сделала невозможное возможным. Успех того обмана, который без боя отдал венский мост в руки французов, побудил Мюрата пытаться обмануть так же и Кутузова. Мюрат, встретив слабый отряд Багратиона на цнаймской дороге, подумал, что это была вся армия Кутузова. Чтобы несомненно раздавить эту армию, он поджидал отставшие по дороге из Вены войска и с этою целью предложил перемирие на три дня, с условием, чтобы те и другие войска не изменяли своих положений и не трогались с места. Мюрат уверял, что уже идут переговоры о мире и что потому, избегая бесполезного пролития крови, он предлагает перемирие. Австрийский генерал граф Ностиц, стоявший на аванпостах, поверил словам парламентера Мюрата и отступил, открыв отряд Багратиона. Другой парламентер поехал в русскую цепь объявить то же известие о мирных переговорах и предложить перемирие русским войскам на три дня. Багратион отвечал, что он не может принимать или не принимать перемирия, и с донесением о сделанном ему предложении послал к Кутузову своего адъютанта.
Перемирие для Кутузова было единственным средством выиграть время, дать отдохнуть измученному отряду Багратиона и пропустить обозы и тяжести (движение которых было скрыто от французов), хотя один лишний переход до Цнайма. Предложение перемирия давало единственную и неожиданную возможность спасти армию. Получив это известие, Кутузов немедленно послал состоявшего при нем генерал адъютанта Винценгероде в неприятельский лагерь. Винценгероде должен был не только принять перемирие, но и предложить условия капитуляции, а между тем Кутузов послал своих адъютантов назад торопить сколь возможно движение обозов всей армии по кремско цнаймской дороге. Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей армии, неподвижно оставаться перед неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Ожидания Кутузова сбылись как относительно того, что предложения капитуляции, ни к чему не обязывающие, могли дать время пройти некоторой части обозов, так и относительно того, что ошибка Мюрата должна была открыться очень скоро. Как только Бонапарте, находившийся в Шенбрунне, в 25 верстах от Голлабруна, получил донесение Мюрата и проект перемирия и капитуляции, он увидел обман и написал следующее письмо к Мюрату:
- Родившиеся 29 марта
- Родившиеся в 1728 году
- Умершие 21 января
- Умершие в 1803 году
- Персоналии по алфавиту
- Умершие в Батурине
- Кавалеры ордена Святого апостола Андрея Первозванного
- Кавалеры ордена Святого Александра Невского
- Кавалеры ордена Святой Анны
- Кавалеры ордена Белого орла (Речь Посполитая)
- Генерал-фельдмаршалы (Российская империя)
- Гетманы Войска Запорожского
- Разумовские
- Участники переворота 1762 года (сторонники Екатерины II)
- Президенты Российской академии наук