Райли, Джеймс Фрэнсис
Поделись знанием:
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
| Джеймс Фрэнсис II Райли | |
| James Francis II Reilly JR. | |
 | |
| Страна: | |
|---|---|
| Специальность: | |
| Экспедиции: | |
| Время в космосе: |
35 сут 10 ч 34 мин |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
Джеймс Фрэ́нсис II Ра́йли (англ. James Francis II Reilly JR.; род. 1954) — астронавт НАСА. Совершил три космических полёта на шаттлах: STS-89 (1998, «Индевор»), STS-104 (2001, «Атлантис») и STS-117 (2007, «Атлантис»), геолог.
Содержание
Личные данные и образование
Джеймс Райли родился 18 марта 1954 года на Авиабазе Маунтэйн-Хоум, штат Айдахо. Но своими родными считает город Даллас, штат Техас, где в 1972 году окончил среднюю школу. В Техасском Университете, в области геологии, в 1977 году получил степень бакалавра наук, а в 1987 году получил степень магистра. В 1995 году в том же университете получил степень Ph. D..
Женат на Йо Энн Стренч, она из Далласа, штат Техас, у них трое детей. Он любит полёты, катание на лыжах, фотографию, бег, футбол, охоту и рыбалку. Его отец, Джеймс Райли, проживает в Далласе, штат Техас. Его мать, Билли Н. Рейтер, проживает в городе Тайлер, штат Техас. Её родители, Роберт и Милдред Стренч, проживают в Далласе, штат Техас.[1].
До НАСА
После получения степени бакалавра в 1977 году, Рейли поступил в аспирантуру и был выбран для участия в качестве ученого-исследователя, специализирующегося на стабильных изотопах, для геохронологии, в рамках научной экспедиции 1977—1978 годов на Землю Мэри Бёрд, Западная Антарктида. В 1979 году он работал в качестве геолога-изыскателя в фирме «Santa Fe Minerals Inc.», Даллас, штат Техас. С 1980 года Райли занимался разведкой нефти и газа, дослужился до должности главного геолога оффшорной области. Он имеет опыт работы в разведке и эксплуатации как в международных, так и во внутренних регионах, прежде всего в глубоководных районах Мексиканского залива. Одновременно с обязанностями геолога разведки, он принимал активное участие в применении новых технологий для промышленного применения инженерных проектов на большой глубине и биологических исследований. В рамках совместного проекта «Харборского отделения Океанографического института» и ВМС США, Райли провёл почти 22 дня в глубоководном аппарате. В 1987 году Райли закончил свою диссертацию и получил степень магистра наук в области геологии. В 1995 году получил степень Ph. D..[2].
Подготовка к космическим полётам
В декабре 1994 года был зачислен в отряд НАСА в составе пятнадцатого набора, кандидатом в астронавты. С марта 1995 года стал проходить обучение по курсу Общекосмической подготовки (ОКП). По окончании курса, в мае 1996 года получил квалификацию «специалиста полёта» и назначение в Офис астронавтов НАСА. Занимался отладкой программного обеспечения в Отделе Управления по поддержке строительства орбитальной станции «Мир».
Полёты в космос
- Первый полёт — STS-89[3], шаттл «Индевор». C 23 по 31 января 1998 года в качестве «специалиста полёта». В программу полёта входила восьмая по счёту стыковка шаттла с российской орбитальной станцией «Мир», доставка и возвращение грузов, ротация астронавтов на станции[4]. Астронавты благополучно приземлились на авиабазе Эдвардс. Продолжительность полёта составила 8 суток 19 часов 48 минут[5].
- Второй полёт — STS-104[6], шаттл «Атлантис». C 12 по 25 июля 2001 года в качестве «специалиста полёта». Основной задачей STS-104 была доставка на станцию (10-й полёт шаттла к МКС[7]) шлюзового модуля «Квест» и различные грузы (расходуемые материалы, запас воды, научное оборудование). Во время полёта STS-104 было осуществлено три выхода в открытый космос. Все три совершены астронавтами Майклом Гернхардтом и Джеймсом Райли[8]. 15 июля c 3:10 до 9:09 (UTC), длительность 5 часов 59 минут. Перенос (с помощью манипулятора Канадарм2) и установка шлюзовой камеры «Квест» на стыковочный узел модуля «Юнити»[9]. 18 июля c 3:04 (старт планировался на 02:09, но из-за сбоя компьютерной системы на американском сегменте (отказ жесткого диска основного управляющего компьютера C&C № 3) в 22:45 17 июля, был начат позднее[9]) до 9:33 (UTC), длительность 6 часов 29 минут. Установка на шлюзовую камеру трёх газовых баллонов. 21 июля c 4:35 до 8:37 (UTC), длительность 4 часа 2 минуты. Установка последнего (четвёртого) баллона, проверка. Продолжительность полёта составила 12 суток 18 часов 35 минут[10].
- Третий полёт — STS-117[11], шаттл «Атлантис». C 8 по 22 июня 2007 года в качестве «специалиста полёта». Цель полёта — продолжение строительства Международной космической станции и частичная замена экипажа МКС. Доставка и монтаж сегментов ферменной конструкции S3/S4. Демонтаж временных панелей солнечных батарей и развёртывание нового комплекта солнечных батарей, которые обеспечат 25 % энергии для МКС. Во время полёта Райли выполнил два выхода в открытый космос: 11 июня 2007 года — продолжительностью 6 часов 15 минут. Во время выхода в космос астронавты Джеймс Рейли и Джон Оливас скрепили сегмент S3/S4 с сегментом S1, подсоединили силовые и информационные кабели, сняли транспортные крепления и фиксаторы с поворотного устройства солнечных батарей вновь установленного сегмента S3/S4, подготовили панели солнечных батарей сегмента S3/S4 к развертыванию. 15 июня 2007 года — продолжительностью 7 часов 58 минут. Джеймс Райли установил отвод для водорода на внешней поверхности американского модуля «Дестини». Через этот отвод будет выводиться водород, вырабатываемый новым генератором кислорода. Для выполнения второго задания, астронавты переместились к сегменту Р6 ферменной конструкции станции. Рейли и Оливас контролировали процесс сворачивания панелей солнечных батарей сегмента Р6, и, в случае необходимости, вмешивались в этот процесс и, с помощью специальных инструментов, подправляли заклинивающиеся секции солнечных батарей. Продолжительность полёта составила 13 суток 20 часов 12 минут[12].
Общая продолжительность внекорабельной деятельности (ВКД) за 5 выходов — 30 часов 43 минуты. Общая продолжительность полётов в космос — 35 дней 10 часов 35 минут.
После полётов
В мае 2008 года ушёл из отряда астронавтов и из НАСА. Стал работать вице-президентом по научно-исследовательской работе в корпорации «Photo Stencil Corporation» в городе Колорадо-Спрингс, штат Колорадо.
Награды и премии
Награждён: Медаль «За космический полёт» (1998, 2001 и 2007) и многие другие.
См. также
- Список космонавтов и астронавтов (и кандидатов).
- Список астронавтов США — участников орбитальных космических полётов.
- Хронология пилотируемых космических полётов.
Напишите отзыв о статье "Райли, Джеймс Фрэнсис"
Примечания
- ↑ [www.astronautix.com/astros/reilly.htm Biography of James F. Reilly]
- ↑ [www.jsc.nasa.gov/Bios/htmlbios/reilly.html Biography of James F. Reilly]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=1998-003A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/170/07.shtml Полет «Индевора» по программе STS-89]. Новости космонавтики.
- ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-89.html NASA — STS-89]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=2001-028A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ [www.energia.ru/rus/iss/iss-develop-06.shtml Этапы развертывания МКС] (рус.). РКК «Энергия». Проверено 23 ноября 2010. [www.webcitation.org/68vCcvJeO Архивировано из первоисточника 5 июля 2012].
- ↑ Шамсутдинов Ю. [www.novosti-kosmonavtiki.ru/content/numbers/224/06.shtml Итоги полёта STS-104 (105-й полет по программе Space Shuttle)] (рус.) // Новости космонавтики : журнал. — 2001. — № 9.
- ↑ 1 2 Ошибка в сносках?: Неверный тег
<ref>; для сносокsts-lisovне указан текст - ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-104.html NASA — STS-104]
- ↑ [nssdc.gsfc.nasa.gov/nmc/spacecraftDisplay.do?id=2007-024A NASA — NSSDC — Spacecraft — Details]
- ↑ [www.nasa.gov/mission_pages/shuttle/shuttlemissions/archives/sts-117.html NASA — STS-117]
Ссылки
- [www.spacefacts.de/bios/astronauts/english/reilly_james.htm Biography of James F. Reilly]
Отрывок, характеризующий Райли, Джеймс Фрэнсис
– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.
После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
