Райл, Гилберт
| Гилберт Райл | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Язык(и) произведений: | |
| Направление: | |
| Основные интересы: |
философия сознания, философия обыденного языка, бихевиоризм, когнитивные науки |
| Значительные идеи: | |
| Оказавшие влияние: | |
Гилберт Райл (англ. Gilbert Ryle; 19 августа 1900, Брайтон — 6 октября 1976, Оксфорд) — английский философ, один из основоположников лингвистической философии, профессор философии в Оксфордском университете, главный редактор англоязычного журнала «Mind». В основном известен критикой картезианского дуализма, для которой он ввел термин «дух в машине»[1].
Содержание
Биография
Райл родился в Брайтоне , Англия в 1900 году и вырос в высокообразованной среде. Его отец был в Брайтоне доктором, эрудитом, интересовавшимся философией и астрономией, и передал детям впечатляющую библиотеку. Райл получил образование в «Брайтон колледж», а в 1919 году поступил в Королевский колледж в Оксфорде, первоначально для изучения античности, но вскоре обратился к философии. Окончил университет с отличием в 1924 году и был назначен доцентом философии в Крайст-Чёрч в Оксфорде. Год спустя он начал преподавать. Райл оставался в Крайст-Чёрч до Второй мировой войны[2].
Способный лингвист, он был завербован в разведку во время Второй мировой войны, после чего вернулся в Оксфорд и был избран Вайнфлеттским профессором метафизической философии и членом колледжа Магдалены в Оксфорде . Он опубликовал свой главный труд, «The concept of mind» (Понятие сознания) в 1949 году. Был президентом Аристотелевского общества с 1945 по 1946 года, редактором философского журнала «Mind» с 1947 по 1971 год.
Райл умер 6 октября 1976 года в Уитби, Северный Йоркшир[2].
Его братья Джон Альфред (1889—1950) и Джордж Бодли (1902—1978), также получили образование в «Брайтон колледж», и сделали выдающуюся карьеру. Джон стал профессором медицины в Университете Кембриджа (1935-45) и врачом короля Георга V. После службы в качестве директора лесного хозяйства впервые в Уэльсе, а затем Англии, Джордж был заместителем директора лесной комиссии (1963-65) и награждён Орденом Британской империи.
Его дед, Джон Чарльз Райл, первый англиканский епископ Ливерпуля и лидер евангелистов 19-го века.
Философия как Картография
|
Философские аргументы, которые составляют эту книгу, нацелены не на увеличение осведомленности в этой области, но на прояснение и очищение логической географии уже имеющегося у нас знания..[3] | 
|
Райл верил, что для философа больше невозможно верить в то, что задача философии изучать психическое как противоположность физическому, резко критиковал картезианский дуализм. Однако Райл заметил тенденцию философов искать объекты, природа которых не является ни физической, ни психической. Сам Райл верил, что «философские проблемы являются проблемами особого свойства; они не являются проблемами обыкновенного свойства о специфических сущностях.»[2] Райл считал, что методы философии не являются ни индуктивными, ни дедуктивными. У философии собственные методы рассуждения, в основном критические. Главной задачей философии он считал анализ языка и «нахождение в лингвистических идиомах истоков устойчивых неверных конструкций и абсурдных теорий»[4]
Райл предложил рассматривать философию по аналогии с картографией. Согласно Райлу, грамотные носители языка по отношению к философу то же, что деревенские жители по отношению к картографу. Деревенские жители хорошо знают свою деревню, её обитателей и географию. Однако, если деревенского жителя попросить объяснить свои знания на карте, он будет испытывать затруднения в переводе своих практических знаний в универсальный язык картографических символов. Деревенский житель рассуждает о своей деревне в личностных и практических терминах, тогда как картограф думает о деревне в нейтральных, общественных категориях.[5]
С помощью «картографирования» слов и выражений конкретного утверждения, философы способны создать то, что Райл называл «нитями смысла». Другими словами, каждое слово или фраза утверждения вносит свой вклад в его общий смысл, и если слова и фразы, из которых состоит утверждения изменить, то неизбежно изменится и смысл всего утверждения. Задача философа показать направление и ограничения использования различных нитей смысла, так как «смысл утверждения влияет на понимание тех фраз, которыми оно высказано». Чтобы это показать, он должен «подёргать» за соседние нити, которые в свою очередь, тоже можно «подёргать.» Философия, таким образом, ищет значение этих нитей смысла в утверждении, в котором они используются.[6]
Понятие сознания
В своей книге [psylib.org.ua/books/railg01/index.htm/ Понятие сознания] (1949), Райл признаётся, что ранее разделял идею дуализма ментального и физического которая пронизывает всю западную философию, и утверждает, что идея ума как независимой сущности, управляющей телом, должна быть отброшена как бесполезный буквализм, сохранившийся с тех времен, когда биологических наук ещё не существовало. Надлежащим использованием дуалистического языка, как он считал, является описание того, как высшие организмы, в частности люди, проявляют находчивость, изобретательность, стратегию, способность к абстрагированию и выдвижению гипотез и так далее, исходя из фактов о их поведении.
Он критикует идеи мыслителей 17-го и 18-го века (в частности Декарта) о том, что мир есть сложный механизм, и человеческая природа тоже механизм с «духом» внутри, отвечающим за интеллект, спонтанность и другие человеческие качества. Тогда как терминология ментального играет важную роль в описании и объяснении человеческого поведения, ни аналогия человека с механизмом, ни философия не нуждаются в «тайной» сущности для объяснения его не механических способностей.
Райл утверждал, что работа ума не является независимой от функционирования тела. Эти два процесса тождественны. Терминология ментального, по его мнению, есть другой способ описания действий. Он также утверждал, что характер мотивов человека определяется его предрасположенностью к определённым действиям в конкретных обстоятельствах. Не существует самих по себе чувств, мук, или угрызений совести. Есть лишь набор действий и связанных с ними чувств, которые проявляются в рамках общей тенденции поведения или склонности к действию, которые мы называем «совестью».
Писатели, историки и журналисты, отмечает Райл, не испытывают затруднений в приписывании мотивов, моральных ценностей и индивидуальности человеческим поступкам. Только когда философы пытаются применить эти качества к отдельной сфере ума или души, возникает проблема. Райл также создал классический аргумент против когнитивных теорий объяснения, Регресс Райла.
Список произведений
- «The concept of mind» ([psylib.org.ua/books/railg01/index.htm Понятие сознания]), 1949.
- «Dilemmas», 1954;
- Plato's Progress, 1966;
- Contemporary Aspects of Philosophy, 1977, (редактор);
- On Thinking, 1979;
Напишите отзыв о статье "Райл, Гилберт"
Примечания
- ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/1016/%D0%A0%D0%90%D0%99%D0%9B Райл]. [www.webcitation.org/6CdnUFVUY Архивировано из первоисточника 3 декабря 2012].
- ↑ 1 2 3 Tanney, Julia (Winter 2003), [plato.stanford.edu/entries/ryle/ "Gilbert Ryle"], Stanford Encyclopedia of Philosophy, Stanford, CA: The Metaphysics Research Lab, <plato.stanford.edu/entries/ryle/>. Проверено 5 марта 2008.
- ↑ Понятие сознания стр. 1
- ↑ Г. Райл «Выражения, систематически вводящие в заблуждение» (1931)
- ↑ Райл, Гилберт (1971). «Abstractions». Collected Papers (Hutchinson) 2: 440–442.
- ↑ Райл, Гилберт (1971). «Abstractions». Collected Papers (Hutchinson) 2: 444–445.
Литература
- Куренной В. А. [www.ruthenia.ru/logos/number/2000_4/18.htm Рецензия]/Гилберт Райл. Понятие сознания / Пер. с англ. Общая ред. В. П. Филатова. — М.: Идея-Пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000. — 408 с.
Ссылки
- [psylib.ukrweb.net/books/railg01/txt_0.htm Философский путь Гилберта Райла] на psylib
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Райл, Гилберт
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.
Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
