Молинье, Раймон
Молинье, Раймон | |
Raymond Molinier | |
Дата рождения: | |
---|---|
Дата смерти: | |
Гражданство: | |
Партия: |
Коммунистическая лига, затем Международная коммунистическая партия |
Основные идеи: |
Раймо́н Молинье́ (фр. Raymond Molinier; 1904—1994) — французский троцкист.
Краткая биография
Родился в Париже в 1904 году. В 1922 году присоединяется к Французской коммунистической партии. В середине 1920-х годов исключён из ФКП за поддержку Левой оппозиции[1].
В 1930 году становится одним из основателей Коммунистической лиги[1]. В 1935 году вместе с Пьером Франком исключён из Группы большевиков-ленинцев (организации-преемницы Коммунистической лиги), действовавшей в качестве фракции внутри СФИО. Вместе с Франком издаёт журнал «La Commune», а в июне 1936 года создаёт Международную коммунистическую партию (МКП), не связанную с Движением за Четвёртый интернационал[2]. В июне 1936 года Революционная рабочая партия (Parti ouvrier révolutionnaire) объединяется с МКП, лидерами которой являются Пьер Франк и Раймон Молинье, и учреждают Международную рабочую партию. Однако уже в октябре этого же года группа вокруг Франка и Молинье выходит из организации и вновь действует как МКП, после чего их официально исключают из Четвёртого интернационала[3].
После начала Второй мировой войны уехал в Великобританию. Вскоре уехал в Бразилию, где находился весь период мировой войны[2]. Восстановлен в Четвёртом интернационале в 1944 году[3]. Умирает во Франции в 1994 году.
Его брат, Анри Молинье (1898—1944), также был известным французским троцкистским деятелем. Он погиб в стычке с немецкими оккупационными силами во время восстания в Париже.
Напишите отзыв о статье "Молинье, Раймон"
Примечания
Отрывок, характеризующий Молинье, Раймон
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.