Раймунд VII (граф Тулузы)

Раймунд VII Тулузский фр. Raymond VII de Toulouse<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Раймунд VII Тулузский (печать)</td></tr>
граф Тулузы
2 августа 1222 — 27 сентября 1249
Предшественник:	Раймунд VI
Преемник:	Жанна Тулузская, Альфонс де Пуатье
герцог Нарбонны
2 августа 1222 — 27 сентября 1249
Предшественник:	Раймунд VI
Преемник:	Жанна Тулузская, Альфонс де Пуатье
Рождение:	июль 1197 Бокер (деп. Гар)
Смерть:	27 сентября 1249(1249-09-27) Мийо (деп. Аверон)
Род:	Раймундиды (Тулузский дом)
Отец:	Раймунд VI Тулузский
Мать:	Иоанна Английская
Супруга:	Санча Арагонская Маргарита де Лузиньян
Дети:	Жанна

Раймунд VII (IX) (фр. Raymond VII de Toulouse; июль 1197 — 27 сентября 1249) — граф Тулузы, Сен-Жиля, герцог Нарбонны, маркиз Готии и Прованса с 1222 года, был последним фактически самостоятельным графом Тулузы из рода Раймундидов.

Биография

Сын Раймунда VI, графа Тулузы, Сен-Жиля, герцога Нарбонны, маркиза Готии и Прованса, и Иоанны Английской, дочери короля Англии Генриха II Плантагенета, сестры Ричарда Львиное Сердце и Иоанна Безземельного.

В 1215 году Четвертый Латеранский собор лишил его прав на все земли в пользу Симона де Монфора, вождя Альбигойского крестового похода, осудив его отца за поддержку еретиков-катаров, оставив будущему Раймунду VII только право наследовать маркизат Прованс.

Возвращение земель и борьба с Монфорами

В мае 1216 года оба Раймунда, воспользовавшись отъездом Монфора в Иль-де-Франс для принесения оммажа королю Филиппу Августу, высадились в Марселе (где встретили широкую поддержку населения), чтобы поднять восстание и вернуть свои земли. Если отец уехал за подкреплениями в Арагон, то сын двинулся на Бокер, захватив его с ходу и осадив цитадель. Срочно вернувшийся Монфор попытался освободить крепость, но успеха не добился; 24 августа гарнизон цитадели капитулировал.

Это было первым поражением Монфора в Окситании. Лангедок поднялся на борьбу. На первых порах Монфору удалось усмирить Тулузу, но 13 сентября 1217 года Раймунд VI снова вступил в неё (после чего в городе началось антифранцузское восстание), а вскоре к нему присоединился и сын. Монфор погиб в 1218 году при попытке вернуть Тулузу, а Раймунд VI вскоре фактически отошел от дел, и уже по сути его сын вел борьбу с Амори де Монфором, сыном Симона.

Со смертью отца в 1222 году Раймунд унаследовал все его владения и принялся отвоевывать их при помощи верных вассалов, графов Фуа. Амори, неспособный ему помешать, еще в 1219 году обратился за помощью к королю, и тот прислал армию под командованием принца Людовика, будущего Людовика VIII. Тот сначала взял город Марманд, устроив там страшную резню, а 19 июня подошел к Тулузе, но та закрыла перед ним ворота. Осада, при которой обороной руководил лично Раймунд-младший, продлилась до 1 августа, когда Людовик ушел из-под стен, бросив все осадные машины. После этого Раймунд беспрепятственно вернул себе все владения, даже графство Каркассон.

Борьба с французским королём

В 1224 году Амори VI де Монфор, поняв безнадежность своего положения, отказался от прав на земли в пользу французской короны. Кардинал Ромен от Святого Ангела, папский легат во Франции, в интересах короля оказал давление на собор в Бурже, состоявшийся в 1225 году, и тот отлучил Раймунда VII от церкви, хотя граф обещал повиноваться королю и бороться с катарами. Бывший принц Людовик, с 1223 году король Людовик VIII, весной 1226 году двинулся в новый крестовый поход на Юг. Сеньоры и города спешили ему сдаваться, только Авиньон держался три месяца. Тем не менее, не дойдя до Тулузы, король заболел дизентерией и скоропостижно скончался в ноябре 1226 года.

Его вдова Бланка Кастильская, став королевой-регентшей при малолетнем Людовике IX, командование крестоносцами поручила сенешалю Юмберу де Божё. Последний, не решаясь осадить Тулузу, занялся опустошением окружающей местности. Впрочем, силы были слишком неравны, поскольку на помощь извне Тулуза рассчитывать уже не могла. Легат Ромен через аббата Грансельва предложил Раймунду VII мирные переговоры, и 10 декабря 1228 года в Базьеже было подписано прелиминарное соглашение, а потом граф поехал в город Мо под Парижем для подписания окончательного мира.

Договор в Мо

Раймунд изначально оказался в положении побежденного. Прежде всего, он был отлучен, и подписанию договора предшествовала унизительная сцена покаяния перед церковью, которую он совершил в соборе Парижской Богоматери, после чего его вернули в лоно церкви.

Договор в Мо (иногда называемый Парижским договором) был подписан 12 апреля 1229 года. По его условиям Раймунд VII вновь признавал себя вассалом короля Людовика IX, терял половину территорий, прежде всего все земли виконтов Транкавелей; Бокер и Каркассон становились французскими сенешальствами. Ему также более не принадлежали маркизат Прованс, а также земли нынешних департаментов Франции Гар, Эро, Дром, Воклюз и Од. За ним оставались Ажене, Руэрг, часть Альби и часть Керси. Но хуже всего для него было то, что он обязывался выдать свою единственную дочь Жанну (которой тогда было девять лет) за королевского брата Альфонса Пуатевинского, который и должен был наследовать все его земли; в случае, если брак будет бездетным, все владения отходили французской короне. Это означало конец самостоятельного графства Тулуза. Раймунд также обязывался преследовать на своих землях еретиков, выплатить крупные суммы ряду аббатств, снести укрепления во многих городах и финансировать Тулузский университет (основанный для усиления борьбы с ересью). На его землях вводилась инквизиция. Подписание договора в Мо считается официальной датой завершения Альбигойского крестового похода.

Матримониальные планы

Внешне смирившись, Раймунд VII попытался найти выход из положения с помощью нового брака, чтобы расширить свои владения, а то и приобрести наследника мужского пола, что в принципе дало бы возможность оспорить договор в Мо. В 1241 году он развелся со своей супругой Санчей Арагонской, дочерью короля Альфонса II Арагонского, и хотел жениться на Санче Прованской, дочери графа Прованса Раймунда Беренгера IV. Однако для этого требовалось разрешение римского папы, а после смерти Целестина IV папу не могли избрать целый год; вследствие интриг английского двора Санча вышла за графа Ричарда Корнуэльского, сына английского короля Иоанна Безземельного и впоследствии претендента на императорский престол.

Тогда Раймунд в 1243 году женился на Маргарите, дочери Гуго X Лузиньяна, графа де Ла Марш и Ангулема. Но новый папа Иннокентий IV в 1245 году объявил этот брак недействительным по причине родства супругов.

Раймунд посватался к последней незамужней дочери Раймунда Беренгера Прованского — Беатрисе, которой отец оставлял все земли, полагая, что остальные дочери и так выгодно вышли замуж; но и тут его опередил французский двор: папа не спешил давать разрешение, а тем временем, в 1246 году, Беатрису выдали за Карла Анжуйского, брата французского короля Людовика IX. В общем, все попытки Раймунда VII еще раз жениться окончились неудачей.

Последние поражения

В 1240 году Раймунд VII не поддержал восстание виконта Безье Раймунда II, который пытался вернуть себе графство Каркассон, подчиненный королю по договору в Мо; правда, он не помог и королевской армии подавить мятеж, но та справилась сама. Однако в 1242 году он примкнул к лиге, созданной против короля Гуго X Лузиньяном, в которую вошло множество южных баронов и которую поддержал король Англии Генрих III. Но французский король в том же году нанес лиге поражения при Тайбуре и Сенте, и Раймунд VII был вынужден 30 октября снова заключить с ним мир в Лоррисе.

Во время подавления последнего очага катарского сопротивления в замке Монсегюр в 1243 году он фактически сохранил нейтралитет, не оказав помощи ни осажденным (хотя намекал им на такую возможность), ни королевской армии (хотя формально обязан был это делать). Впрочем, скорее всего Раймунд VII, в отличие от отца, не сочувствовал катарам, хотя, зная о настроениях народа, не слишком активно их и преследовал. Борьба Юга против королевской власти практически выдохлась.

В 1247 году Раймунд принял крест, в 1248 году присутствовал при отплытии Людовика IX в седьмой крестовый поход из Эг-Морта, но сам выполнить крестоносный обет не успел, потому что 27 сентября 1249 года умер. По завещанию он был похоронен в аббатстве Фонтевро, месте захоронения Плантагенетов — своих предков по материнской линии.

Брак и дети

• 1-я жена (ок. 1211 — развод в 1241 году): Санча Арагонская (ок. 1196—после 1241), дочь Альфонсо II, короля Арагона
  • Жанна (1220—25 августа 1271), графиня Тулузы
• 2-я жена (1243 — развод в 1245 году): Маргарита де Лузиньян (умерла 1288), дочь Гуго X де Лузиньяна, графа де Ла Марша и Ангулема

Ссылки

• [web.genealogie.free.fr/Les_dynasties/Les_dynasties_celebres/France/Dynastie_de_Toulouse_ou_Raimondine.htm Web.genealogie. Le site de la généalogie historique. Les dynasties célébres. Dynastie de Toulouse ou Raimondine]
• [fmg.ac/Projects/MedLands/TOULOUSE.htm#RaymondVIdied1222B Foundation for Medieval Genealogy. Medieval Lands. France. South West France. Nobility of Toulouse]

Библиография

• Мадоль, Жак. Альбигойская драма и судьбы Франции. СПб.: Евразия, 2000. ISBN 5-8071-0037-9
• Ле Гофф, Жак. Людовик IX Святой. М.: Ладомир, 2001. ISBN 5-86218-390-6

Отрывок, характеризующий Раймунд VII (граф Тулузы)

«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.