Райт, Джозеф (художник)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Джозеф Райт из Дерби
Joseph Wright

Автопортрет (ок. 1780 года)
Имя при рождении:

Джозеф Райт

Дата рождения:

3 сентября 1734(1734-09-03)

Место рождения:

Дерби, Англия

Дата смерти:

29 августа 1797(1797-08-29) (62 года)

Место смерти:

Дерби, Англия

Жанр:

живопись: портрет, пейзаж

Работы на Викискладе

Джозеф Райт, Джозеф Райт из Дерби, Райт из Дерби (англ. Joseph Wright, англ. Joseph Wright of Derby, англ. Wright of Derby) (3 сентября 1734, Дерби, Англия — 29 августа 1797, Дерби, Англия) — один из выдающихся британских живописцев XVIII столетия.

Художник выделяется мастерством световых эффектов, а также картинами, сцены которых освещены свечами. Испытал влияние караваджизма, в первую очередь, нидерландских художников Геррита ван Хонтхорста и Хендрика Тербрюггена.

Считается пионером индустриальной темы в изобразительном искусстве. Его картины на тему зарождения науки из алхимии часто были основаны на темах, обсуждавшихся на заседаниях Лунного общества, группы влиятельных ученых и промышленников, живших в Мидлендсе, и отражают борьбу науки против религиозного мировосприятия в эпоху Просвещения.

Многие из картин Райта и рисунки являются собственностью городского совета города Дерби и выставлены в Музее и художественной галерее города Дерби.





Биография

Джозеф Райт родился 3 сентября 1734 года в Дерби в семье адвоката — Джона Райта (16971767), который впоследствии стал городским чиновником, и его жены Ханны Брукс (17001764). Джозеф был третьим из пятерых детей. Райт получил образование в грамматической школе Дерби и сам научился рисовать, копируя гравюры.

Решив стать художником, Райт в 1751 году отправился в Лондон. Три года (17511753 и 17561757) будущий живописец учился в Лондонской студии у известного портретиста Томаса Хадсона, у которого также учился Джошуа Рейнольдс. До 1760 года ранние портреты писались Райтом в манере своего учителя («Портрет мисс Кеттон», Сант-Луис, Миссури, Гор. художественная гал.; «Портрет Томаса Беннета», музей Дерби).

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

В ранний период творческих исканий — с 1760 по 1773 годы — художник жил в Дерби. Здесь он познакомился с мастером по керамике Джошуа Веджвудом (англ. Josiah Wedgwood), основателем компании «Веджвуд», и химиком Джозефом Пристли. Присутствовал при экспериментах учёных и изображал их в своих работах. В частности, в этот период им были написаны картины «Планетарий» (1766, Дерби, музей; вариант — Нью-Хэвен, Йельский центр Британского искусства) и «Испытание насоса» (1768, Лондон, галерея Тейт Роджерса-Колтмана), отражающие интерес жителей Средней Англии к научным изысканиям. Дени Дидро отметил эти работы Райта, назвав их «серьёзным жанром».

Первую попытку пройти практику в качестве художника Райт сделал в Ливерпуле, регулярно выставляя свои картины (напр., Мираван) в Королевском Обществе Искусств в Лондоне. Однако его родной и любимый Дерби навсегда оставался основным местом, где художник жил и работал.

В период с 1773 по 1775 годы Джозеф находился в Италии, где рисовал древние руины (например, могилу Вергилия), изучал прорисовку ландшафтов («Человек, закапывающий норы»), копировал классические статуи и наблюдал над захватывающим фейерверком во время карнавала в Риме.

В Неаполе Джозеф Райт стал свидетелем грандиозного извержения вулкана Везувий, который вдохновил его на написание нескольких десятков картин, изображающих драматический эффект борьбы огня и тьмы. Впоследствии эта тема очень часто находила отражение в его работах.

На берегу Неаполитанского залива художник исследовал живописные пещеры и гроты. Свои впечатления об итальянской природе он выразил словами: «красивая и необыкновенная атмосфера, столь чистая и понятная», что впоследствии нашло отражение в его работах.

Два года (17751777) художник работал в Бате, где тщетно пытался привлечь клиентуру Томаса Гейнсборо. Потерпев неудачу, вернулся в Дерби.

Начиная с 1778 года были написаны некоторые его лучшие портреты («Портрет сэра Брука Бутби», 1781, Лондон, гал. Тейт; «Портрет Юса Кока с женой и Дэниэлом Паркером Коком», 1780—1782, Дерби, музей; «Портрет Томаса Гисборна с женой», 1786, Нью-Хейвен, Иельский центр Британского искусства, а также портрет Самуэля Уорда из коллекции музея Дерби). С этого времени произведения Райта выставляются в Королевской Академии, членом которой он вскоре становится (ассоциированным с 1781 года, а в 1784 году — полным). Портреты Райт, впрочем, писал и ранее (например, Томаса и Анны Борроу).

В последние годы жизни он часто болел и лечился у своего друга Эразма Дарвина.

Умер Джозеф Райт в Дерби 29 августа 1797 года в кругу семьи, и был похоронен в основании церкви святого Алькмунда.

В 1968 году церковь была разрушена, чтобы освободить место для нового крупного раздела внутренней кольцевой дороги, проходящей через центр города, и, в настоящее время, находится под дорогой. Останки Райта были вывезены в кладбище Ноттингем Роад.

У Райта и его единственной жены было шестеро детей, трое из которых умерли во младенчестве.

Творчество

Успех Джозефа Райта в качестве портретиста приносил ему стабильный доход. Однако, в первую очередь, он известен своими научными и индустриальными работами, полными драматизма, что отличало его от других современников, ставя в один ряд с другими великими британскими художниками.

Впервые героями больших композиций стали рабочие и ученые, а не античные и библейские персонажи или жанрово-аллегорические фигуры. Местопроживание художника в Дерби как раз способствовало этому, так как именно здесь проявилась Индустриальная революция через кузницы, стекольные и глиняные магазинчики и местные фабрики. Дух этих мест нашел отражение во многих работах художника, например, в «Лекции о солнечной системе» (ок. 17631765, Художественная галерея Дерби); «Опыт с воздушным насосом» (1768, Галерея Тейт Бритейн, Лондон); «Кузница» (1773, Эрмитаж, Петербург), «Алхимик, открывающий фосфор» (1771—1795, Художественная галерея, Дерби)

До конца жизни Джозеф Райт оставался провинциальным художником, однако благодаря его оригинальной манере, сочетающей элементы готики и неоклассицизма, его интересу к научным исследованиям и к современной литературе, он стал одним из предшественников романтического искусства.

Творческое наследие Райта собрано, главным образом, в Иельском центре Британского искусства в Нью-Хэвене, в Уодсворт Атенеум в Хартфорде, в галерее Тейт в Лондоне и в музее Дерби, включая значительное собрание рисунков и акварелей.

См. также

Напишите отзыв о статье "Райт, Джозеф (художник)"

Примечания

  1. [www.search.revolutionaryplayers.org.uk/engine/resource/exhibition/standard/child.asp?txtKeywords=&lstContext=&lstResourceType=&lstExhibitionType=&chkPurchaseVisible=&txtDateFrom=&txtDateTo=&x1=&y1=&x2=&y2=&scale=&theme=&album=&viewpage=/engine/resource/exhibition/standard/child.asp&originator=&page=&records=&direction=&pointer=&text=&resource=5230&exhibition=1652&printable=1 A Philosopher Lecturing on the Orrery (1764-1766)], Revolutionary Players, изображение из Музей и художественная галерея Дерби, Дерби, доступно на март 2011

Литература

  • Nicolson В. Joseph Wright of Derby: painter of light, v. 1-2, [N. Y.], 1968.
  • Большая советская энциклопедия в 30 томах. Третье издание [1969, CHM]

Ссылки

  • [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/izobrazitelnoe_iskusstvo/RAT_DZHOZEF.html РАЙТ, ДЖОЗЕФ] в Онлайн Энциклопедии Кругосвет.
  • [www.wga.hu/frames-e.html?/html/h/honthors Живопись онлайн]
  • [www.derby.gov.uk/LeisureCulture/MuseumsGalleries/Wrights_to_view.htm Работы Джозефа Райта] на сайте музея Дерби.

Отрывок, характеризующий Райт, Джозеф (художник)

– Я делал, что мог; и я вам скажу, что тамошнее воспитание гораздо лучше нашего.
– Да, нынче всё другое, всё по новому. Молодец малый! молодец! Ну, пойдем ко мне.
Он взял князя Василья под руку и повел в кабинет.
Князь Василий, оставшись один на один с князем, тотчас же объявил ему о своем желании и надеждах.
– Что ж ты думаешь, – сердито сказал старый князь, – что я ее держу, не могу расстаться? Вообразят себе! – проговорил он сердито. – Мне хоть завтра! Только скажу тебе, что я своего зятя знать хочу лучше. Ты знаешь мои правила: всё открыто! Я завтра при тебе спрошу: хочет она, тогда пусть он поживет. Пускай поживет, я посмотрю. – Князь фыркнул.
– Пускай выходит, мне всё равно, – закричал он тем пронзительным голосом, которым он кричал при прощаньи с сыном.
– Я вам прямо скажу, – сказал князь Василий тоном хитрого человека, убедившегося в ненужности хитрить перед проницательностью собеседника. – Вы ведь насквозь людей видите. Анатоль не гений, но честный, добрый малый, прекрасный сын и родной.
– Ну, ну, хорошо, увидим.
Как оно всегда бывает для одиноких женщин, долго проживших без мужского общества, при появлении Анатоля все три женщины в доме князя Николая Андреевича одинаково почувствовали, что жизнь их была не жизнью до этого времени. Сила мыслить, чувствовать, наблюдать мгновенно удесятерилась во всех их, и как будто до сих пор происходившая во мраке, их жизнь вдруг осветилась новым, полным значения светом.
Княжна Марья вовсе не думала и не помнила о своем лице и прическе. Красивое, открытое лицо человека, который, может быть, будет ее мужем, поглощало всё ее внимание. Он ей казался добр, храбр, решителен, мужествен и великодушен. Она была убеждена в этом. Тысячи мечтаний о будущей семейной жизни беспрестанно возникали в ее воображении. Она отгоняла и старалась скрыть их.
«Но не слишком ли я холодна с ним? – думала княжна Марья. – Я стараюсь сдерживать себя, потому что в глубине души чувствую себя к нему уже слишком близкою; но ведь он не знает всего того, что я о нем думаю, и может вообразить себе, что он мне неприятен».
И княжна Марья старалась и не умела быть любезной с новым гостем. «La pauvre fille! Elle est diablement laide», [Бедная девушка, она дьявольски дурна собою,] думал про нее Анатоль.
M lle Bourienne, взведенная тоже приездом Анатоля на высокую степень возбуждения, думала в другом роде. Конечно, красивая молодая девушка без определенного положения в свете, без родных и друзей и даже родины не думала посвятить свою жизнь услугам князю Николаю Андреевичу, чтению ему книг и дружбе к княжне Марье. M lle Bourienne давно ждала того русского князя, который сразу сумеет оценить ее превосходство над русскими, дурными, дурно одетыми, неловкими княжнами, влюбится в нее и увезет ее; и вот этот русский князь, наконец, приехал. У m lle Bourienne была история, слышанная ею от тетки, доконченная ею самой, которую она любила повторять в своем воображении. Это была история о том, как соблазненной девушке представлялась ее бедная мать, sa pauvre mere, и упрекала ее за то, что она без брака отдалась мужчине. M lle Bourienne часто трогалась до слез, в воображении своем рассказывая ему , соблазнителю, эту историю. Теперь этот он , настоящий русский князь, явился. Он увезет ее, потом явится ma pauvre mere, и он женится на ней. Так складывалась в голове m lle Bourienne вся ее будущая история, в самое то время как она разговаривала с ним о Париже. Не расчеты руководили m lle Bourienne (она даже ни минуты не обдумывала того, что ей делать), но всё это уже давно было готово в ней и теперь только сгруппировалось около появившегося Анатоля, которому она желала и старалась, как можно больше, нравиться.
Маленькая княгиня, как старая полковая лошадь, услыхав звук трубы, бессознательно и забывая свое положение, готовилась к привычному галопу кокетства, без всякой задней мысли или борьбы, а с наивным, легкомысленным весельем.
Несмотря на то, что Анатоль в женском обществе ставил себя обыкновенно в положение человека, которому надоедала беготня за ним женщин, он чувствовал тщеславное удовольствие, видя свое влияние на этих трех женщин. Кроме того он начинал испытывать к хорошенькой и вызывающей Bourienne то страстное, зверское чувство, которое на него находило с чрезвычайной быстротой и побуждало его к самым грубым и смелым поступкам.
Общество после чаю перешло в диванную, и княжну попросили поиграть на клавикордах. Анатоль облокотился перед ней подле m lle Bourienne, и глаза его, смеясь и радуясь, смотрели на княжну Марью. Княжна Марья с мучительным и радостным волнением чувствовала на себе его взгляд. Любимая соната переносила ее в самый задушевно поэтический мир, а чувствуемый на себе взгляд придавал этому миру еще большую поэтичность. Взгляд же Анатоля, хотя и был устремлен на нее, относился не к ней, а к движениям ножки m lle Bourienne, которую он в это время трогал своею ногою под фортепиано. M lle Bourienne смотрела тоже на княжну, и в ее прекрасных глазах было тоже новое для княжны Марьи выражение испуганной радости и надежды.
«Как она меня любит! – думала княжна Марья. – Как я счастлива теперь и как могу быть счастлива с таким другом и таким мужем! Неужели мужем?» думала она, не смея взглянуть на его лицо, чувствуя всё тот же взгляд, устремленный на себя.
Ввечеру, когда после ужина стали расходиться, Анатоль поцеловал руку княжны. Она сама не знала, как у ней достало смелости, но она прямо взглянула на приблизившееся к ее близоруким глазам прекрасное лицо. После княжны он подошел к руке m lle Bourienne (это было неприлично, но он делал всё так уверенно и просто), и m lle Bourienne вспыхнула и испуганно взглянула на княжну.
«Quelle delicatesse» [Какая деликатность,] – подумала княжна. – Неужели Ame (так звали m lle Bourienne) думает, что я могу ревновать ее и не ценить ее чистую нежность и преданность ко мне. – Она подошла к m lle Bourienne и крепко ее поцеловала. Анатоль подошел к руке маленькой княгини.
– Non, non, non! Quand votre pere m'ecrira, que vous vous conduisez bien, je vous donnerai ma main a baiser. Pas avant. [Нет, нет, нет! Когда отец ваш напишет мне, что вы себя ведете хорошо, тогда я дам вам поцеловать руку. Не прежде.] – И, подняв пальчик и улыбаясь, она вышла из комнаты.


Все разошлись, и, кроме Анатоля, который заснул тотчас же, как лег на постель, никто долго не спал эту ночь.
«Неужели он мой муж, именно этот чужой, красивый, добрый мужчина; главное – добрый», думала княжна Марья, и страх, который почти никогда не приходил к ней, нашел на нее. Она боялась оглянуться; ей чудилось, что кто то стоит тут за ширмами, в темном углу. И этот кто то был он – дьявол, и он – этот мужчина с белым лбом, черными бровями и румяным ртом.
Она позвонила горничную и попросила ее лечь в ее комнате.
M lle Bourienne в этот вечер долго ходила по зимнему саду, тщетно ожидая кого то и то улыбаясь кому то, то до слез трогаясь воображаемыми словами рauvre mere, упрекающей ее за ее падение.
Маленькая княгиня ворчала на горничную за то, что постель была нехороша. Нельзя было ей лечь ни на бок, ни на грудь. Всё было тяжело и неловко. Живот ее мешал ей. Он мешал ей больше, чем когда нибудь, именно нынче, потому что присутствие Анатоля перенесло ее живее в другое время, когда этого не было и ей было всё легко и весело. Она сидела в кофточке и чепце на кресле. Катя, сонная и с спутанной косой, в третий раз перебивала и переворачивала тяжелую перину, что то приговаривая.
– Я тебе говорила, что всё буграми и ямами, – твердила маленькая княгиня, – я бы сама рада была заснуть, стало быть, я не виновата, – и голос ее задрожал, как у собирающегося плакать ребенка.
Старый князь тоже не спал. Тихон сквозь сон слышал, как он сердито шагал и фыркал носом. Старому князю казалось, что он был оскорблен за свою дочь. Оскорбление самое больное, потому что оно относилось не к нему, а к другому, к дочери, которую он любит больше себя. Он сказал себе, что он передумает всё это дело и найдет то, что справедливо и должно сделать, но вместо того он только больше раздражал себя.
«Первый встречный показался – и отец и всё забыто, и бежит кверху, причесывается и хвостом виляет, и сама на себя не похожа! Рада бросить отца! И знала, что я замечу. Фр… фр… фр… И разве я не вижу, что этот дурень смотрит только на Бурьенку (надо ее прогнать)! И как гордости настолько нет, чтобы понять это! Хоть не для себя, коли нет гордости, так для меня, по крайней мере. Надо ей показать, что этот болван об ней и не думает, а только смотрит на Bourienne. Нет у ней гордости, но я покажу ей это»…
Сказав дочери, что она заблуждается, что Анатоль намерен ухаживать за Bourienne, старый князь знал, что он раздражит самолюбие княжны Марьи, и его дело (желание не разлучаться с дочерью) будет выиграно, и потому успокоился на этом. Он кликнул Тихона и стал раздеваться.
«И чорт их принес! – думал он в то время, как Тихон накрывал ночной рубашкой его сухое, старческое тело, обросшее на груди седыми волосами. – Я их не звал. Приехали расстраивать мою жизнь. И немного ее осталось».