Райт, Джон Майкл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Джон Майкл Райт (англ. John Michael Wright; май 1617 — июль 1694)[2] — английский и шотландский художник-портретист, работавший в стиле барокко. Райт обучался в Эдинбурге у шотландского живописца Джорджа Джеймсона и приобрел репутацию во время своего длительного пребывания в Риме. Там его приняли в Академию св. Луки, и он общался с ведущими художниками своего поколения. В 1655 году Леопольд Вильгельм Австрийский, штатгальтер Испанских Нидерландов, привлек его к закупкам произведений искусства в Англии, бывшей под управлением Оливера Кромвеля. С 1656 года Райт обосновался в Англии и был придворным художником и до, и после Реставрации. Обратившись в католичество, он стал любимцем Стюартов, работая и на Карла II, и на Якова II, и будучи таким образом свидетелем многих политических интриг эпохи. В последние годы монархии Стюартов, Райт вернулся в Рим как один из послов к папе Иннокентию XI.

Напишите отзыв о статье "Райт, Джон Майкл"



Примечания

  1. [www.tate.org.uk/servlet/ViewWork?workid=20788 Portrait of Mrs Salesbury with her Grandchildren Edward and Elizabeth Bagot]. Tate. Проверено 9 января 2008. [www.webcitation.org/69S2FYFFB Архивировано из первоисточника 26 июля 2012].
  2. Точные даты неизвестны, вероятная дата крещения — 25 мая 1617 года, а похоронен он был 1 августа 1694 года.


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Райт, Джон Майкл

– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.