Ракетная атака под Зеленопольем

Ракетная атака под Зеленопольем
Основной конфликт: Вооружённый конфликт на востоке Украины
Дата	11 июля 2014 года
Место	окрестности Зеленополья , Свердловский район, Луганская область, Украина
Противники
Украина Украина ДНР ДНР ЛНР
Командующие
Александр Павлюк Алексей Шандар Игорь Момот † Игорь Стрелков Игорь Плотницкий
Силы сторон
Вооружённые силы Украины 79-й ОАЭМБр 24-й ОМБр Государственная пограничная служба Украины Народное ополчение Донбасса предположительно, БМ-21 («Град»)
Потери
19 убитых, 93 раненых (данные минобороны Украины) 35 убитых (данные журналистского расследования) свыше 200 убитых (данные повстанцев) нет

Раке́тная ата́ка под Зеленопо́льем — ракетный обстрел 11 июля 2014 года украинских военнослужащих, действующих под эгидой киевских властей, в районе населённого пункта Зеленополье (17 километров к юго-востоку от города Ровеньки, Свердловский район, Луганская область), осуществлённый силами повстанцев, сторонников Новороссии.

В ходе ракетной атаки от снарядов РСЗО «Град», по данным Министерства обороны Украины, погибли 19 военнослужащих, ещё 93 получили ранения различной степени тяжести. При этом уцелевшие украинские военные заявляют о значительно большем количестве жертв, чем об этом свидетельствует официальная информация от руководителей АТО. Кроме того, в результате обстрела было уничтожено большое количество различной военной техники.

Украинские военнослужащие накануне выдвинулись в район Зеленополья, чтобы перекрыть границу Луганской области с Россией. По заявлениям украинских властей, через этот участок границы войска ДНР и ЛНР получали вооружение и боеприпасы, а также подкрепление в виде российских добровольцев.

Число погибших и раненых

Изначально советник МВД Украины Зорян Шкиряк сообщил о 30 погибших и ста раненых военнослужащих. Погибшие служили в 79-й ОАЭМБр и 24-й ОМБр ВСУ.

Позже^{[когда?]} СМИ, со ссылкой на офицера 24-й ОМБр, сообщили о более чем пятидесяти погибших и ста раненых украинских военнослужащих. На сайте Министерства обороны Украины появилась^{[когда?]} официальная информация: 19 погибших и 93 раненых.

По расследованиям Юрия Бутусова, погибло 35 человек: 21 военнослужащий 24-й ОМБр, 9 военнослужащих 79-й ОАЭМБр, 1 военнослужащий 72-й ОМБр, 2 пограничника и 2 солдата.

По утверждению министра обороны самопровозглашённой ДНР Игоря Стрелкова и сведениям родственников погибших, в результате обстрела под Зеленопольем погибло более двухсот украинских военных.

Официальная реакция на Украине

Яворовская районная государственная администрация объявила в Яворовском районе Львовской области, где дислоцируется 24-я отдельная механизированная бригада ВСУ, трёхдневный траур, начиная с 11 июля, в связи с гибелью военнослужащих этого воинского соединения. 15 июля, в связи с начавшимися похоронами погибших под Зеленопольем украинских военных родом со Львовщины, траур был объявлен по всей Львовской области.

Президент Украины Пётр Порошенко, узнав о событии, немедленно созвал совещание руководителей украинских силовых и правоохранительных ведомств. После совещания президентская пресс-служба распространила официальное заявление Порошенко, в котором он заявил:

За каждую жизнь наших военных боевики заплатят десятками и сотнями своих. Ни один террорист не избежит ответственности, каждый получит по заслугам.

12 июля 2014 года руководитель Управления информационной безопасности Национальной гвардии Украины Юрий Стец сообщил прессе, что командир 24-й ОМБр отстранён от выполнения своих служебных обязанностей.

14 июля 2014 родственники солдат из 24-й механизированной бригады устроили пикет возле военкомата и воинской части в Яворове. Родные военных требовали, чтобы выживших во время бойни вернули домой. По их словам, бойцы до сих пор остаются без подкрепления.

Украинская сторона утверждает, что обстрел осуществлялся со стороны государственной границы с Российской Федерацией. Украинский телеканал «Интер» предположил, что военные были расстреляны из более новой установки, «Торнадо-Г». Такое же предположение высказал и бывший министр обороны Украины, замглавы СНБО Михаил Коваль.

Международная реакция

Крупнейшие СМИ разместили экстренные сообщения об уничтожении колонны украинской бронетехники: Би-би-си, The Washington Post‎, Los Angeles Times‎, The Daily Telegraph, The Huffington Post‎, The Wall Street Journal‎, USA Today‎, The Guardian и другие.

Линас Линкявичюс, глава МИД Литвы, в своём микроблоге Twitter осудил «ракетную атаку пророссийских террористов на украинских военных».

Ссылки

• [www.vesti.ru/doc.html?id=1786614&cid=9 Разгром под Зеленопольем: львовских гвардейцев накрыл луганский «Град»] // Вести. Ру
• [www.voenoboz.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=744:zelenopolie&catid=1:latest-news Колонна украинской армии под Зеленопольем после обстрела (фото)]
• [gorodua.net/vid-ranenyx-pod-zelenopole-privodil-v-shok-dazhe-medikov/ Вид раненых под Зеленополье приводил в шок даже медиков]

Отрывок, характеризующий Ракетная атака под Зеленопольем

В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.