Раковорская битва

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Раковорская битва
Основной конфликт: Северные крестовые походы

Место битвы на карте Ливонии XIII века
Дата

18 февраля, 1268

Место

Раквере, совр. Эстония

Итог

Победа русских войск[1]

Противники
Новгородская республика,
Псковская республика,
Владимиро-Суздальское княжество
Ливонская конфедерация,
Датская Эстония
Командующие
Юрий Андреевич,
Довмонт,
Святослав Ярославич,
Михаил Ярославич (Старший),
Дмитрий Александрович,
посадник
Михаил Фёдорович
епископ Александр† [2],
Силы сторон
16[3]—30 тыс.чел.[4] 24—25 тыс.чел.[3]
Потери
ок.5 тыс.чел.[4] ок.12 тыс.чел.[3]

Раковорская битва (нем. Schlacht bei Wesenberg) — битва, состоявшаяся 18 февраля 1268 года между армиями северорусских княжеств и объединёнными силами рыцарей Ливонского ордена и Датской Эстляндии вблизи крепости Везенберг.





Предыстория

Князь Довмонт был вынужден покинуть Великое княжество Литовское в ходе борьбы за престол по смерти Миндовга (1263 год) и был принят во Пскове. В 1267 году новгородцы организовали поход против Литвы, но из-за разногласий в среде командования поход не состоялся. Вместо этого войска вторглись в датские владения, находившиеся на территории современной Эстонии, и подступили к замку Раквере, но после гибели от стрел семи человек из войска отступили и обратились за помощью к великому князю Владимирскому Ярославу Ярославичу, который прислал вместо себя своих сыновей Святослава и Михаила (Старшего)[5], а также Дмитрия Переяславского и других князей. В Новгороде началось изготовление осадных орудий для предстоящего похода. Орденские епископы и рыцари из Риги, Вильянди и Юрьева прибыли в Новгород (между 1 марта и 31 декабря 1267 года[6][7]) просить мира и поклялись не помогать раковорцам и ревельцам, однако при последующем сборе войск ливонская хроника упоминает вильяндцев и воинов из других городов (вся земля Немецкая, по русской летописи).

23 января начался поход. Русские войска вторглись в землю Вирумаа, принадлежавшую датчанам.

Ход сражения

Битва состоялась 18 февраля.

Войско Ливонского ордена[8], ставшего с 1237 года Ливонским ландмайстерством Тевтонского ордена, выступило из Юрьева, и после соединения с датчанами, которые располагали более значительными силами, заняло позицию на левом фланге против Святослава, Дмитрия и Довмонта. Датчане же встали на правом, против Михаила Ярославича (Старшего). Новгородская летопись приводит рассказ, отсутствующий в хронике, об ожесточённом бое в центре между новгородцами и железным полком противника, в ходе которого погиб новгородский посадник и ещё 13 бояр поимённо, тысяцкий и ещё 2 боярина поимённо пропали без вести, а князь Юрий отступил, в связи с чем даже был заподозрен в измене.

Между тем русские нанесли мощный контрудар. Состав его участников точно называет ливонская хроника: 5000 воинов во главе с Дмитрием Александровичем, — он сообщает о том, что рыцарям удалось малыми силами остановить его. В то же время летопись связывает с этим контрударом общую победу русского войска в битве, и рассказывает о преследовании бегущего противника на протяжении 7 вёрст до самого Раковора тремя дорогами, потому что кони не могли ступать по трупам.[6]

Вечером к месту битвы подошел ещё один немецкий отряд, но ограничился разграблением новгородского обоза. Русские ожидали утра, чтобы сразиться с ним, но немцы отошли.[6]

Итоги битвы

Русские войска простояли под стенами Раковора три дня. Видимо, приступить к осаде и штурму города помешала потеря в битве обоза с осадными приспособлениями. В это время псковская дружина Довмонта огнём и мечом прошлась по Ливонии, чиня грабежи и захватывая пленных. Князь мстил врагу за нападения на его земли. Ни один замок не был осажден или взят.

В 1269 году Орден предпринял ответный поход, закончившийся безрезультатной 10-дневной осадой Пскова, отступлением рыцарей при приближении новгородского войска во главе с князем Юрием и заключением мира на всей воле новгородской. Спустя всего 8 лет после поражения в битве при Дурбе от войск Литвы крестоносцы потерпели новое поражение, приостановившее на 30 лет немецко-датскую экспансию[1].

В русской историографической традиции бесспорным победителем признаётся русская армия, тем не менее, несмотря на большее количество участников, битве придаётся лишь второстепенное значение в сравнении с Ледовым побоищем[9].

Напишите отзыв о статье "Раковорская битва"

Примечания

  1. 1 2 Традиционная в советской и российской историографии точка зрения, отражённая, в частности, в [slovari.yandex.ru/раковорская%20битва/БСЭ/Раковорская%20битва%201268/ БСЭ](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2845 дней))
  2. Согласно Ливонской рифмованной хронике, во время описанных событий магистр ордена Отто фон Роденштейн сражался с врагом в другом месте
  3. 1 2 3 Военный календарь России/А.Окороков.- М.:Яуза; Эксмо,2009 - 768с. -(Военная энциклопедия)
  4. 1 2 [www.vostlit.info/Texts/rus12/Livl_Alte_Reimschronik/text27.phtml?id=1653 СТАРШАЯ ЛИВОНСКАЯ РИФМОВАННАЯ ХРОНИКА]
  5. Д. Г. Хрусталёв. Северные крестоносцы. Русь в борьбе за сферы влияния в восточной Прибалтике XII-XIII вв.. — Санкт-Петербург: Евразия, 2009. — ISBN 978-5-91852-006-2.
  6. 1 2 3 [www.krotov.info/acts/12/pvl/novg08.htm Новгородская первая летопись старшего извода]
  7. Бережков Н. Г. [www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/beregk/04.php Хронология русского летописания]
  8. В Ливонской рифмованной хронике “Landvolk” - ополчение из местных жителей (леттов, ливов, эстов)
  9. Selart, 2015, с. 240.

Литература

  • Шефов Н.А. Самые знаменитые войны и битвы России. — М.: «Вече», 2002. — ISBN 5783805394.
  • Nicolle, David. Medieval Russian Armies 1250 - 1450. — Oxford: Osprey Publishing, 2002.  (англ.)
  • Selart, A. Livland und die Rus' im 13. Jahrhundert. — Köln: Böhlau, 2007. — ISBN 978-3-412-16006-7.  (нем.)
  • Selart, A. Livonia, Rus’ and the Baltic Crusades in the Thirteenth Century. — Leiden: Brill, 2015. — ISBN 978-9-004-28474-6.  (англ.)

Ссылки

  • [www.krotov.info/acts/12/pvl/novg08.htm Новгородская первая летопись старшего извода]
  • [www.krotov.info/acts/12/pvl/novg26.htm Новгородская первая летопись младшего извода]
  • [www.youtube.com/watch?v=zpGgyc7UssU&list=PLQCYG6lKBuTZrSoPMNSUCI_lS0BBBK7it&index=51 Разбор Раковорского побоища] военным историком Климом Жуковым. Интервьюер — Дмитрий Пучков


Отрывок, характеризующий Раковорская битва

Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.