Раков, Лев Львович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Лев Львович Раков
Дата рождения:

9 августа 1904(1904-08-09)

Место рождения:

Якутск

Гражданство:

СССР СССР

Дата смерти:

8 февраля 1970(1970-02-08) (65 лет)

Место смерти:

Ленинград

Награды и премии:

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Лев Львóвич Ра́ков (9 августа 1904, Якутск — 8 февраля 1970, Ленинград) — советский историк, музейный работник, литератор, мемуарист; в 1947—1950 — директор Публичной библиотеки в Ленинграде.





Биография

Сын юриста и профессионального революционера Л. В. Теслера, родился в месте ссылки родителей. С 1905 г. жил с матерью в Петербурге, учился на разных факультетах Ленинградского университета (с перерывами; окончил в 1929 г.). В начале 20-х годов сближается с М. Кузминым, является адресатом его стихотворений 1923—1924 гг. (цикл «Новый Гуль»); дружеские отношения с Кузминым сохранялись до самой смерти последнего. С 1931 г. — на работе в Эрмитаже (с 1937 г. — учёный секретарь). Преподавал историю в ЛИФЛИ и ЛГПИ. Кандидат исторических наук (1938).

Арест

В ноябре 1938 был арестован как «активный участник контрреволюционной меньшевистской организации», провел год в одиночной камере. В декабре 1939 обвинения были сняты, восстановлен в должности ученого секретаря Эрмитажа, в июле 1940 возглавил там же отделение оружия и военного дела, в апреле 1941 — отделение истории русской культуры.

В июле 1941 вступил добровольцем в РККА, участвовал в боях по прорыву блокады Ленинграда (янв. 1943) и под Синявино (июль—авг. 1943). Окончил военную службу в чине полковника. С 1944 по 1947 — директор постоянной выставки «Героическая оборона Ленинграда» (с 1946 — Музей обороны и блокады Ленинграда, закрытый по решению партийного руководства в 1949 г.).

С 1947 г. — директор ГПБ, много сделавший для её развития и возобновления научной работы в библиотеке. Освобожден от должности в ходе кампании по борьбе с космополитизмом в марте 1950 г. и в том же году повторно арестован. Приговорен ВКВС к расстрелу, который был заменен на 25 лет тюрьмы с поражением в правах на 5 лет и конфискацией имущества. Отбывал заключение во Владимирской тюрьме в одной камере с писателем и философом Д. Л. Андреевым и академиком медицины В. В. Париным. В соавторстве они сочинили вымышленную пародийную биографическую энциклопедию «Новейший Плутарх».

В 1954 г. освобождён, дело прекращено в связи с «отсутствием состава преступления»; тогда же назначен зам. директора Всесоюзного Пушкинского музея и директором Научной библиотеки Академии художеств.

В середине 1950-х в соавторстве с Д. Н. Альшицем написал сатирические пьесы «Опаснее врага» и «Что скажут завтра?», спектакли по ним были поставлены в Театре комедии и оформлены Н. П. Акимовым.

С 1962 года на пенсии. Похоронен на Серафимовском кладбище в Петербурге.

Награды

  • Ордена Отечественной войны I и II степени;
  • медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945»;
  • медаль «За оборону Ленинграда».

Напишите отзыв о статье "Раков, Лев Львович"

Ссылки

  • [www.nlr.ru/nlr_history/persons/info.php?id=2308 Биография на сайте РНБ]
  • [magazines.russ.ru/zvezda/2004/1/r9.html Мемуарная проза]

Отрывок, характеризующий Раков, Лев Львович

Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.