Эмерсон, Ральф Уолдо

Запрос «Эмерсон» перенаправляется сюда; см. также другие значения.

Ральф Уолдо Эмерсон
Ralph Waldo Emerson
Ральф Уолдо Эмерсон Портрет худ. Истмана Джонсона (1846)
Место рождения:	Бостон (Массачусетс, США)
Место смерти:	Конкорд (Массачусетс, США)
Род деятельности:	эссеист, поэт, философ
Язык произведений:	английский
Подпись:

Ральф Уо́лдо Э́мерсон (англ. Ralph Waldo Emerson, 25 мая 1803 года, Бостон, США — 27 апреля 1882 года, Конкорд, США) — американский эссеист, поэт, философ, пастор, лектор, общественный деятель; один из виднейших мыслителей и писателей США.

В своём эссе «Природа» («Nature», 1836) первым выразил и сформулировал философию трансцендентализма. Дал знаменитую речь «Американский учёный» («American Scholar», 1837), которую Оливер Уэнделл Холмс (старший) назвал «Интеллектуальной декларацией независимости». Его философия затрагивала вопросы личности, свободы, взаимоотношения духа и природы. Друг и наставник Генри Дэвида Торо.

Биография

Отец его был унитарианским пастором, после смерти которого семья долго бедствовала.

В 1821 году Уолдо окончил Гарвард, где получил теологическое образование. По окончании университета он принял духовный сан и стал проповедником в Унитарианской церкви Бостона.

Был либеральным пастором Унитарианской церкви Новой Англии. Но после скоропостижной смерти первой жены пережил идейный кризис, в результате которого, осенью 1832 года, выступил против обряда Тайной Вечери, предложив прихожанам оставить его служение. В ходе возникшего конфликта был вынужден покинуть свой приход, продолжив выступать с проповедями как приглашаемый пастор до 1838 года по разным приходам Массачусетса. За свою проповедническую деятельность достопочтенный Эмерсон написал около 190 проповедей. Зарабатывал на жизнь чтением лекций и к 1850-му стал известен за пределами США.

Женившись в 1835 году во второй раз, обосновался в Конкорде (Массачусетс), хотя география его лекторских выступлений уже включала Канаду, Калифорнию, Англию и Францию.

Время от времени он переписывал свои старые лекции, составляя из них сборники: «Очерки» (1844), «Представители человечества» (Representative Men, 1850), «Черты английской жизни» (English Traits, 1856), «Нравственная философия» (The Conduct of Life, 1860). В 1846 и 1867 вышли книги его стихов. Некоторые его поэмы — «Брама» (Brahma), «Дни» (Days), «Снежная буря» (The Snow-Storm) и «Конкордский гимн» (Concord Hymn) — вошли в классику американской литературы. Умер в Конкорде 27 апреля 1882. Посмертно опубликованы его Дневники (Journals, 1909—1914).

Литературная деятельность и трансцендентализм

Манифестом религиозно-философского движения трансцендентализма стал текст эссе Ральфа Уолдо Эмерсона «Природа». В своей первой книге «О природе» (Nature, 1836), в исторической речи «Американский учёный» (American Scholar, 1837), в «Обращении к студентам богословского факультета» (Address, 1838), а также в эссе «Доверие к себе» (Self-Reliance, 1841) он говорил с молодыми диссидентами своего времени как бы от их имени. «Мы начинаем жить, — учил он, — лишь тогда, когда начинаем доверять своей внутренней силе, „я“ своего „я“, как единственному и достаточному средству против всех ужасов „не я“. То, что называется человеческой природой, — лишь внешняя оболочка, короста привычки, погружающая врожденные силы человека в противоестественный сон». Суммируя своё творчество, Эмерсон указывал, что оно посвящено «бесконечности частного человека».

Философские взгляды Эмерсона сложились под влиянием классической немецкой философии с её идеализмом, а также историософских построений Томаса Карлейля. История эмерсоновской мысли — это мятеж против созданного в XVIII веке мира механической необходимости, утверждение суверенности «я». Со временем он усвоил новую идею естественной эволюции, пришедшую к нему из источников «до Дарвина», и начал с растущим пониманием относиться к восточной философии.

Его взгляды на Бога были пантеистическими и пандеистическими. Бога и природу, по его мнению, нужно воспринимать посредством вдохновения (англ. insight) и наслаждения (англ. delight), а не через исторические тексты. Он восхищается природой, восхваляет её как «плантацию Бога» и ценит одиночество (англ. solitude) на её лоне. Природа и Душа — это два компонента Вселенной (англ. universe). Под природой Эмерсон понимает фихтеанско-шеллингианское «не-я» (англ. the not me), которое включает в себя всю область мыслимого, в том числе искусство, других людей и даже собственное тело. Однако даже душа человека не противостоит Природе. Она является частью Бога и через неё проходят «токи Универсального Бытия» (англ. the currents of the Universal Being).

Этика философа строится на индивидуализме. Резкая критика капитализма по Эмерсону рассматривает институт собственности в его нынешнем виде как несправедливый и пагубно воздействующий на души людей. При этом общественный идеал Эмерсона по сути является частнособственнической утопией, в которой каждый индивид сможет жить простой жизнью свободного фермера или ремесленника в гармонии с природой.

В политике придерживался либерально-демократических взглядов, прославлял свободу и равенство, обличал угнетение и милитаризм. В зрелом возрасте начал публично выступать против рабства и принимал у себя Джона Брауна. В 1860 году Эмерсон голосовал за Авраама Линкольна и был недоволен, что тот медлит с отменой рабства, дабы сохранить единство Союза. Он писал, что «нынешняя демократия не имеет ничего общего с подлинно демократическим началом. Насквозь проникнутая торгашеским духом, она обречена на гибель».

Наследие

Его влияние на развитие американской мысли и литературы трудно переоценить. Либералы его поколения признали его своим духовным лидером. Он оказал очень большое влияние на Г. Торо, Г. Мелвилла и У. Уитмена. Впоследствии его влияние испытали Эмили Дикинсон, Э. А. Робинсон и Р. Фрост; самое «американское» из всех философских течений, прагматизм, демонстрирует явную близость к его взглядам; его идеями вдохновлялось «модернистское» направление протестантской мысли. Однако, в Америке были и противники трансцендентализма, среди них такие видные писатели как Натаниел Готорн и Эдгар По, при этом сам Готорн говорил, что у Эмерсона лицо — как солнечный луч.

Ральф Эмерсон завоевал симпатии читателей в Германии, оказав влияние на Ф. Ницше. Во Франции и Бельгии он не был столь популярен, хотя им интересовались М. Метерлинк, А. Бергсон и Ш. Бодлер.

В России писатель произвел сильное впечатление на Льва Николаевича Толстого и ряд других русских писателей. По ряду высказываний Л. Н. Толстого в дневниках, письмах и статьях можно увидеть сходство воззрений Толстого с философией Эмерсона, которая естественно вписывается в систему взглядов русского писателя. Лев Николаевич Толстой ставил Эмерсона очень высоко, называя его «христианским религиозным писателем».

Во второй половине XIX века Ральф Эмерсон занял пустовавшее после смерти Бенджамина Франклина место духовного лидера американской нации.

Русские переводы сочинений Р. У. Эмерсона выходили до революции 1917 г.

В 2001 г. опубликован том его сочинений в русском переводе (сделанном ещё в 1907 г.) под общим названием «Нравственная философия».

Литература

• Эмерсон Р. Нравственная философия. М. 2001
• Эмерсон Р. Сверхдуша (рус.) // Вестник теософии : журнал. — 2015. — № 13.

Ссылки

• Эмерсон, Ральф-Вальд // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Эмерсон, Ральф Уолдо

Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.