Рамалью Эаниш, Антониу

Антониу душ Сантуш Рамалью Эаниш António dos Santos Ramalho Eanes<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
президент Португалии
14 июля 1976 года — 9 марта 1986 года
Предшественник:	Франсишку да Кошта Гомиш
Преемник:	Мариу Алберту Нобри Лопиш Суариш
Председатель Революционного совета Португалии
14 июля 1976 года — 30 октября 1982 года
Предшественник:	Франсишку да Кошта Гомиш
Преемник:	пост упразднён
Начальник Генерального штаба вооружённых сил Португалии
14 июля 1976 года — 16 февраля 1981 года
Предшественник:	генерал Франсишку да Кошта Гомиш
Преемник:	генерал Нуну Вириату Товариш ди Мелу Эгидиу
Начальник Главного штаба сухопутных сил Португалии
28 ноября 1975 года — 14 июля 1976 года
Предшественник:	Карлуш Фабиан
Преемник:	Вашку Жоаким Роша Виейру
Вероисповедание:	католик
Рождение:	25 января 1935(1935-01-25) (89 лет) Алкайнш, Португалия
Отец:	Мануэл душ Сантуш Эаниш
Мать:	Мария ду Росариу Рамалью
Супруга:	Мария Мануэла Дуарте Нету ди Португал Эаниш
Партия:	Партия демократического обновления (1986)
Образование:	Общевойсковая школа (Лиссабон, 1956) Юридический факультет Лиссабонского университета, Институт прикладной психологии
Профессия:	военный
Военная служба
Звание:	Лейтенант (1959) капитан (1961), майор (1973), подполковник (1974) генерал по должности (1975), полковник (1976), полный генерал (1978)
Награды:

Антониу душ Сантуш Рамалью Эаниш (порт. António dos Santos Ramalho Eanes; 25 января 1935, Алкайнш, Португалия) — португальский политический и военный деятель, Президент Португальской республики в 1976 — 1986 годах.

Биография

Антониу душ Сантуш Рамалью Эаниш родился 25 января 1935 года в городе Алкайнш провинции Бейра-Байша (ныне муниципалитет Каштелу-Бранку, экономико-статистический регион Бейра-Интериор-Сул, Центральный регион) в семье инженера-строителя Мануэла душ Сантуша Эаниша (порт. Manuel dos Santos Eanes) и Марии до Росарио Рамалью (порт. Maria do Rosário Ramalho). В 1942 году он поступил в лицей в Каштелу-Бранку и окончил его в 1952 году, после чего добровольцем поступил в общевойсковое училище.

Карьера военного

Рамалью Эаниш окончил военное училище в 1956 году и в 1957 году получил звание младшего лейтенанта. В 1958 году, после короткой службы инструктором в артиллерийском училище в Мафре, Рамалью Эаниш был направлен в свою первую командировку («комиссию») в колонии — в португальский анклав Гоа на побережье Индии. В 1959 году в Индии ему было присвоено звание лейтенанта. В 1960 году Рамалью Эаниш был отозван в Португалию, а в декабре следующего года Гоа был захвачен индийской армией. Во время службы в Лиссабоне он отличился в армейских спортивных соревнованиях как легкоатлет. В 1961 году Рамалью Эаниш получил звание капитана, в 1962 году прошёл Курсы по подготовки специальных операций (порт. Curso de Instrução de Operações Especiais). В том же году он был направлен в португальскую колонию Макао на побережье Китая. В 1964 году состоялась его третья (кратковременная) командировка, на этот раз в Мозамбик. В 1966 году Рамалью Эаниш был вновь направлен в Мозамбик, где уже шла война между португальской армией и освободительным движением ФРЕЛИМО. Там он занимался вопросами пропаганды, и впервые ощутил конфликт между официальными приказами и принципами человечности. Только в 1968 году он вернулся в Португалию и в 1969 году окончил Курсы подготовки инструкторов психологических акций в Институте передовых военных исследований (порт. Estágio de Instrutor Acção Psicológica no Instituto de Altos Estudos Militares). Продолжая служить в армии, Рамалью Эаниш также окончил юридический факультет Лиссабонского университета по специальности политические науки и конституционное право, а также прошёл трёхлетний курс обучения в Высшем институте прикладной психологии (порт. Instituto Superior de Psicologia Aplicada). В 1969 году Рамалью Эаниш был направлен в Португальскую Гвинею, где служил под началом губернатора генерала Антониу ди Спинолы, возглавляя Службу радиовещания и прессы, а также Отдел по гражданским делами и психологическим акциям при губернаторе. Там же он познакомился с капитаном Отелу Сарайва ди Карвалью. Рамалью Эаниш установил хорошие отношения с губернатором ди Спинолой, за что позднее его считали «спинолистом». В 1970 году Рамалью Эаниш стал кандидатом в майоры, а в 1971 году был направлен в командировку в Анголу, где отличился по службе. В 1973 году ему было присвоено звание майора.

В оппозиции

Рамалью Эаниш стал одним из организаторов первого Конгресса участников войны в колониях (порт. Congresso dos combatentes do Ultramar) проходившего 1 — 3 июня 1973 года в городе Порту. Вместе с Угу душ Сантушем и Вашку Лоуренсу он распространил петицию с протестами и стал её пропагандировать. В конце 1973 года Рамалью Эаниш принял участие во встречах Движения капитанов, в январе 1974 года был отправлен командованием назад, в Анголу. В 1974 году Рамалью Эанишу было присвоено звание подполковника.

Годы революции

Во время Революции гвоздик Рамалью Эаниш находился в Анголе, и не участвовал в событиях в столице. 30 апреля 1974 года он был назначен главой военной Специальной комиссии по средствам массовой коммуникации, (порт. Comissão ad-hoc para os Meios de Comunicação Social ), но смог вернулся в Лиссабон только в июле 1974 года. Был директором программ Португальского радио и телевидения, с 28 сентября 1974 года — председателем Административного совета Португальского радио и телевидения (порт. Radiotelevisão Portuguesa, RTP). Рамалью Эаниш был снят с этого поста в марте 1975 года после попытки генерала ди Спинолы совершить переворот. Левонастроенные офицеры припомнили ему дружбу с генералом, назвали «реакционером». Рамалью Эаниш ушёл в отставку, но потребовал расследования своей деятельности, утверждая, что никак не способствовал ди Спиноле. Рамалью Эаниш работал в аппарате Революционного совета, а затем был направлен в распоряжение Генерального штаба армии. Вскоре он возглавил формирование Оперативной группы в Амадоре. В августе он поддержал «Группу девяти» и осенью 1975 года стал ответственным за составление военной операции по восстановлению контроля над армией. Рамалью Эаниш был активным участником Ноябрьского кризиса и 28 ноября стал временно исполняющим обязанности начальника Главного штаба сухопутных войск после отставки генерала Карлуша Фабиана. В тот же день он стал генералом по должности.

1 декабря Рамалью Эаниш был введён в состав Революционного совета, а 6 декабря 1975 года официально занял пост начальника Главного штаба сухопутных войск. В 1976 году Рамалью Эанишу, который оставался генералом по должности, было присвоено звание полковника по выслуге лет.

Кандидат в президенты Португалии

В 1976 году кандидатура Антониу Рамалью Эаниша была выдвинута на предстоящие президентские выборы. 26 апреля Мариу Суариш встретился с руководителями ДВС майором Эрнешту Мелу Антунишем, майором Витором Алвишем и бригадным генералом Вашку Лоуренсу и предложил им выбрать кандидата в президенты из четырёх кандидатур: подполковника Мануэла да Кошта Браша, подполковника Мариу Фирмину Мигела, бригадного генерала Антониу Пиреша Велозу и генерала Рамалью Эаниша. На следующий день члены Революционного совета Мелу Антуниш, Вашку Лоуренсу, Витор Алвиш, бригадный генерал Педру Пезарат Коррейя, бригадный генерал Мануэл Франку Шараиш, капитан Антониу Маркиш Жуниор, капитан Родригу Соуза-и-Каштру, Рамалью Эаниш и бригадный генерал Пиреш Велозу собрались в форте Сан-Жуан ди Барра и семью голосами из девяти избрали Рамалью Эаниша кандидатом на президентские выборы. Его поддержали три из четырёх ведущих политических партий страны: 28 апреля о его поддержке заявила Народно-демократическая партия, 12 мая — Португальская социалистическая партия. Поддержал генерала и Социально-демократический центр. 14 мая кандидатура Рамалью Эаниша была зарегистрирована, а в начале июня Верховный суд признал её законной. На выборах 27 июня 1976 года он одержал убедительную победу.

Кандидаты	голоса	%
генерал Антониу Рамалью Эаниш	2 967 137	61,59%
майор Отелу Сарайва ди Карвалью	792 760	16,46%
адмирал Жозе Батишта Пиньейру ди Азеведу	692 147	14,37%
Октавиу Родригиш Пату, ПКП	365 586	7,59%

14 июля 1976 года состоялась торжественная церемония вступления в должность Антониу Рамалью Эаниша, который стал Президентом Португальской Республики, главнокомандующим вооружёнными силами, председательствующим в Революционном совете и начальником Генерального штаба армии. Он заявил во время присяги — «Я президент всех португальцев» ((порт. «Sou Presidente de todos os portugueses». Он говорил в своей вступительной речи:

Сегодня перед страной и миром я клянусь защищать Конституцию, ещё раз обещаю гарантировать и способствовать условиям, которые обеспечат преимущества демократического государства и создание основ социалистического общества»

Первый президентский срок (1976—1981). Основные события

• 16 июля 1976 года Рамалью Эаниш поручил формирование кабинета лидеру социалистов Мариу Суаришу.
• 12 августа 1976 года была проведена реорганизация Революционного совета — его члены потеряли право по совместительству занимать командные должности в армии (кроме военного губернатора Лиссабона).
• В сентябре 1976 года Португалия вошла в Совет Европы.
• 12 декабря 1976 года — были проведены первые муниципальные выборы, на которых Социалистическая партия получила 33, 24 % голосов, Социал-демократическая партия 24,27 %, Португальская коммунистическая партия и коалиция «Объединённый народ» — 17,69 %, Социально-демократический центр — 16,61 %.
• 30 января 1978 года на основе соглашения Социалистической партии и Социально-демократического центра было сформировано II Конституционное правительство во главе с Мариу Суаришем.
• 28 июля 1978 года Рамалью Эаниш отправил кабинет Суариша в отставку, так как перестало действовать соглашение между ПСП и СДЦ.
• 29 августа 1978 года принесло присягу новое правительство во главе с «независимым» Алфреду Нобри да Коштой, но 14 сентября его правительственная программа была отклонена Ассамблеей республики.
• 22 ноября начало работу правительство «независимого» Карлуша Алберту да Мота Пинту. В декабре Революционный совет объявил неконституционным новый избирательный закон.
• В 1978 году Рамалью Эанишу было присвоено звание полного генерала.
• 9 июня 1979 года — правительство Моты Пинту было отправлено в отставку.
• 13 июля 1979 года — Рамалью Эаниш распустил Ассамблею Республики и назначил промежуточные парламентские выборы.
• 19 июля 1979 года — премьер-министром Португалии впервые в истории была назначена женщина — Мария ди Луриш Пинтассилгу. Её правительство должно было действовать до промежуточных парламентских выборов.
• 2 декабря 1979 года — на парламентских выборах победил правый Демократический альянс за новое большинство.
• 3 января 1980 года — премьер-министром назначен лидер Демократического альянса Франсишку Са Карнейру.
• 6 сентября 1980 года — Рамалью Эаниш выдвинул свою кандидатуру на президентские выборы 1980 года.
• 5 октября 1980 года — на очередных парламентских выборах Демократический альянс укрепил свои позиции.
• 6 октября — премьер-министр Са Карнейру выступил против переизбрания Рамалью Эаниша на второй срок.
• 14 октября 1980 года — Рамалью Эаниш провёл пресс-конференцию, на которой подчеркнул «надпартийный» характер своей кандидатуры. Он не поддержал Социалистическую партию и заявил, что не имеет серьёзных разногласий с Демократическим альянсом.
• 4 декабря 1980 года — премьер-министр Франсишку Са Карнейру погиб в авиационной катастрофе. Его временно сменил Диогу Фрейташ ду Амарал.

Второй президентский срок (1981—1986). Основные события

На выборах 7 декабря 1980 года Рамалью Эаниш снова одержал уверенную победу.

Кандидаты	голоса	%
Антониу Рамалью Эаниш	3 262 520	56,44%
Антониу Соареш Карнейру	2 325 481	40,23%
Отелу Сарайва ди Карвалью	85 896	1,49%
Карлуш Галван ди Мелу	48 468	9,84%
Антониу Пиреш Велозу	45 132	0,78%
Айреш Родригиш	12.745	0 22%
Карлуш Бриту, ПКП	снял кандидатуру в пользу Рамалью Эаниша	--

• 9 января 1981 года было сформировано правительство Франсишку Пинту Балсемау.
• 16 февраля 1981 года Рамалью Эаниш передал пост начальника генерального штаба Нуну Вириату Товаришу ди Мелу Эгидиу.
• 11 августа 1981 года — кабинет Пинту Балсемау ушёл в отставку.
• 4 сентября 1981 года — сформирован второй кабинет Пинту Балсемау.
• 30 октября 1982 года — вступили в силу поправки к Конституции. Революционный совет распущен, его место занял Государственный совет.
• 20 декабря 1982 года — отставка правительства Пинту Балсемау.
• 23 января 1983 года — премьер-министром назначен Витор Крешпу, но он вскоре отказался от формирования кабинета.

• 4 февраля 1983 года — Рамалью Эаниш распустил Ассамблею республики и назначил парламентские выборы на 25 апреля;
• 25 апреля 1983 года победу одержала Португальская социалистическая партия, набравшая — 36,3 % голосов (СДП — 27 %, Союз за единство народа (включая ПКП) — 18,2 %, СДЦ 12,4 %).
• 9 июня 1983 года — принесло присягу правительство Мариу Суариша.
• 6 октября 1985 года на парламентских выборах Социал-демократическая партия получила 29,8 % голосов (ПСП 20,7 %, СДЦ 9,7 %, Партия демократического обновления созданная в июле сторонниками Эаниша — 18 %, СЕН — 15,6 %).
• 31 октября 1985 года — сформировано правительство Анибала Каваку Силвы.
• 26 января 1986 года — прошёл первый тур президентских выборов.
• 16 февраля 1986 года — прошёл второй тур президентских выборов.

9 марта 1986 года Антониу Рамалью Эаниш сложил полномочия Президента Португальской Республики и передал власть избранному президентом Мариу Суаришу.

Зарубежные визиты президента Рамалью Эаниша

• май 1977 года — Испания;
• декабрь 1977 года — ФРГ;
• май 1978 года — Острова Зелёного Мыса, Бразилия, Венесуэла
• июнь 1978 года — Гвинея-Бисау, встреча с президентом Анголы Антонио Агостиньо Нето;
• ноябрь 1978 — Великобритания;
• февраль 1979 года — Гвинея-Бисау;
• март 1979 года — Народная Республика Болгария;
• июнь 1979 года — Социалистическая Республика Румыния, Венгерская Народная Республика и Социалистическая Федеративная Республика Югославия;
• октябрь 1979 года — Франция;
• апрель 1980 года — Острова Зелёного мыса;
• май 1980 года — Италия и Ватикан;
• май 1981 года — ФРГ;
• ноябрь 1981 года — Мозамбик, Замбия и Танзания;
• апрель 1982 года — Бельгия и Ангола;
• октябрь 1982 года — Австрия;
• декабрь 1982 года — Гвинея-Бисау и Алжир;
• март 1983 года — Греция и Египет;

• сентябрь 1983 года — США;
• март 1984 года — Демократическая Республика Сан-Томе и Принсипи, Заир и Конго;
• апрель 1985 года — неофициальный визит в Мозамбик;
• май 1985 года — КНР и Социалистическая Федеративная Республика Югославия.

После отставки

18 марта 1986 года Рамалью Эаниш как бывший президент был назначен пожизненным государственным советником. 19 августа 1986 года Рамалью Эаниш стал председателем леволиберальной Партии демократического обновления, однако оставил этот пост уже 5 августа 1987 года. 19 июля 1987 года он был избран депутатом Ассамблеи Республики.

В 2000 году по морально-этическим соображениям Рамолью Эаниш отказался от воинского звания маршала. 3 июня 2005 года в музее Бернардину Машаду состоялась конференция «Рамалью Эаниш: буква и дух президентской миссии» (порт. «Ramalho Eanes: o espírito e a letra de uma missão presidencial»), посвященная Рамалью Эанишу, как первому президенту, избранному после диктатуры всеобщим голосованием. Она была организована профессором Норберту Кунья, директором музея и ректором Политехнического института.

15 ноября 2006 года Рамалью Эаниш с высшим отличием стал доктором политических наук Университета Наварры в Памплоне по теме «Гражданское общество и политические силы в Португалии». Рамалью Эаниш активно участвует как в официальных мероприятиях, так и в различных общественных и научных форумах. Так, в ноябре 2009 года он выступил на конференции, посвящённой памяти Эрнешту Мелу Антуниша

Награды

Рамалью Эаниш награждён множеством боевых и государственных наград, в том числе Военным крестом (порт. Cruz de Guerra) и Серебряной медалью за выдающиеся заслуги (порт. Medalha de Prata de Serviços Distintos com Palma). Он также кавалер Ордена Меча и Башни (порт. Ordem da Torre e Espada) .

Литература

• Суханов В. И. «Революция гвоздик» в Португалии: Страницы истории. — М.: Мысль, 1983.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1977.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1978.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1979.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1980.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1981.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1982.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1983.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1984.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1985.
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. — М.: Советская энциклопедия, 1986.
• Antonio (dos Santos) Ramalho. — New York: H.W. Wilson Co., 1979. — (ISSN: 0011-3344).
• Большая советская энциклопедия. Т.30 — С.605 (биография)
• Ежегодник Большой советской энциклопедии. 1977 / М. Советская энциклопедия, 1977 — С.614 (биографическая справка)

Отрывок, характеризующий Рамалью Эаниш, Антониу

Гусары простояли около часу на одном месте. Началась и канонада. Граф Остерман с свитой проехал сзади эскадрона, остановившись, поговорил с командиром полка и отъехал к пушкам на гору.
Вслед за отъездом Остермана у улан послышалась команда:
– В колонну, к атаке стройся! – Пехота впереди их вздвоила взводы, чтобы пропустить кавалерию. Уланы тронулись, колеблясь флюгерами пик, и на рысях пошли под гору на французскую кавалерию, показавшуюся под горой влево.
Как только уланы сошли под гору, гусарам ведено было подвинуться в гору, в прикрытие к батарее. В то время как гусары становились на место улан, из цепи пролетели, визжа и свистя, далекие, непопадавшие пули.
Давно не слышанный этот звук еще радостнее и возбудительное подействовал на Ростова, чем прежние звуки стрельбы. Он, выпрямившись, разглядывал поле сражения, открывавшееся с горы, и всей душой участвовал в движении улан. Уланы близко налетели на французских драгун, что то спуталось там в дыму, и через пять минут уланы понеслись назад не к тому месту, где они стояли, но левее. Между оранжевыми уланами на рыжих лошадях и позади их, большой кучей, видны были синие французские драгуны на серых лошадях.


Ростов своим зорким охотничьим глазом один из первых увидал этих синих французских драгун, преследующих наших улан. Ближе, ближе подвигались расстроенными толпами уланы, и французские драгуны, преследующие их. Уже можно было видеть, как эти, казавшиеся под горой маленькими, люди сталкивались, нагоняли друг друга и махали руками или саблями.
Ростов, как на травлю, смотрел на то, что делалось перед ним. Он чутьем чувствовал, что ежели ударить теперь с гусарами на французских драгун, они не устоят; но ежели ударить, то надо было сейчас, сию минуту, иначе будет уже поздно. Он оглянулся вокруг себя. Ротмистр, стоя подле него, точно так же не спускал глаз с кавалерии внизу.
– Андрей Севастьяныч, – сказал Ростов, – ведь мы их сомнем…
– Лихая бы штука, – сказал ротмистр, – а в самом деле…
Ростов, не дослушав его, толкнул лошадь, выскакал вперед эскадрона, и не успел он еще скомандовать движение, как весь эскадрон, испытывавший то же, что и он, тронулся за ним. Ростов сам не знал, как и почему он это сделал. Все это он сделал, как он делал на охоте, не думая, не соображая. Он видел, что драгуны близко, что они скачут, расстроены; он знал, что они не выдержат, он знал, что была только одна минута, которая не воротится, ежели он упустит ее. Пули так возбудительно визжали и свистели вокруг него, лошадь так горячо просилась вперед, что он не мог выдержать. Он тронул лошадь, скомандовал и в то же мгновение, услыхав за собой звук топота своего развернутого эскадрона, на полных рысях, стал спускаться к драгунам под гору. Едва они сошли под гору, как невольно их аллюр рыси перешел в галоп, становившийся все быстрее и быстрее по мере того, как они приближались к своим уланам и скакавшим за ними французским драгунам. Драгуны были близко. Передние, увидав гусар, стали поворачивать назад, задние приостанавливаться. С чувством, с которым он несся наперерез волку, Ростов, выпустив во весь мах своего донца, скакал наперерез расстроенным рядам французских драгун. Один улан остановился, один пеший припал к земле, чтобы его не раздавили, одна лошадь без седока замешалась с гусарами. Почти все французские драгуны скакали назад. Ростов, выбрав себе одного из них на серой лошади, пустился за ним. По дороге он налетел на куст; добрая лошадь перенесла его через него, и, едва справясь на седле, Николай увидал, что он через несколько мгновений догонит того неприятеля, которого он выбрал своей целью. Француз этот, вероятно, офицер – по его мундиру, согнувшись, скакал на своей серой лошади, саблей подгоняя ее. Через мгновенье лошадь Ростова ударила грудью в зад лошади офицера, чуть не сбила ее с ног, и в то же мгновенье Ростов, сам не зная зачем, поднял саблю и ударил ею по французу.
В то же мгновение, как он сделал это, все оживление Ростова вдруг исчезло. Офицер упал не столько от удара саблей, который только слегка разрезал ему руку выше локтя, сколько от толчка лошади и от страха. Ростов, сдержав лошадь, отыскивал глазами своего врага, чтобы увидать, кого он победил. Драгунский французский офицер одной ногой прыгал на земле, другой зацепился в стремени. Он, испуганно щурясь, как будто ожидая всякую секунду нового удара, сморщившись, с выражением ужаса взглянул снизу вверх на Ростова. Лицо его, бледное и забрызганное грязью, белокурое, молодое, с дырочкой на подбородке и светлыми голубыми глазами, было самое не для поля сражения, не вражеское лицо, а самое простое комнатное лицо. Еще прежде, чем Ростов решил, что он с ним будет делать, офицер закричал: «Je me rends!» [Сдаюсь!] Он, торопясь, хотел и не мог выпутать из стремени ногу и, не спуская испуганных голубых глаз, смотрел на Ростова. Подскочившие гусары выпростали ему ногу и посадили его на седло. Гусары с разных сторон возились с драгунами: один был ранен, но, с лицом в крови, не давал своей лошади; другой, обняв гусара, сидел на крупе его лошади; третий взлеаал, поддерживаемый гусаром, на его лошадь. Впереди бежала, стреляя, французская пехота. Гусары торопливо поскакали назад с своими пленными. Ростов скакал назад с другими, испытывая какое то неприятное чувство, сжимавшее ему сердце. Что то неясное, запутанное, чего он никак не мог объяснить себе, открылось ему взятием в плен этого офицера и тем ударом, который он нанес ему.
Граф Остерман Толстой встретил возвращавшихся гусар, подозвал Ростова, благодарил его и сказал, что он представит государю о его молодецком поступке и будет просить для него Георгиевский крест. Когда Ростова потребовали к графу Остерману, он, вспомнив о том, что атака его была начата без приказанья, был вполне убежден, что начальник требует его для того, чтобы наказать его за самовольный поступок. Поэтому лестные слова Остермана и обещание награды должны бы были тем радостнее поразить Ростова; но все то же неприятное, неясное чувство нравственно тошнило ему. «Да что бишь меня мучает? – спросил он себя, отъезжая от генерала. – Ильин? Нет, он цел. Осрамился я чем нибудь? Нет. Все не то! – Что то другое мучило его, как раскаяние. – Да, да, этот французский офицер с дырочкой. И я хорошо помню, как рука моя остановилась, когда я поднял ее».
Ростов увидал отвозимых пленных и поскакал за ними, чтобы посмотреть своего француза с дырочкой на подбородке. Он в своем странном мундире сидел на заводной гусарской лошади и беспокойно оглядывался вокруг себя. Рана его на руке была почти не рана. Он притворно улыбнулся Ростову и помахал ему рукой, в виде приветствия. Ростову все так же было неловко и чего то совестно.
Весь этот и следующий день друзья и товарищи Ростова замечали, что он не скучен, не сердит, но молчалив, задумчив и сосредоточен. Он неохотно пил, старался оставаться один и о чем то все думал.
Ростов все думал об этом своем блестящем подвиге, который, к удивлению его, приобрел ему Георгиевский крест и даже сделал ему репутацию храбреца, – и никак не мог понять чего то. «Так и они еще больше нашего боятся! – думал он. – Так только то и есть всего, то, что называется геройством? И разве я это делал для отечества? И в чем он виноват с своей дырочкой и голубыми глазами? А как он испугался! Он думал, что я убью его. За что ж мне убивать его? У меня рука дрогнула. А мне дали Георгиевский крест. Ничего, ничего не понимаю!»
Но пока Николай перерабатывал в себе эти вопросы и все таки не дал себе ясного отчета в том, что так смутило его, колесо счастья по службе, как это часто бывает, повернулось в его пользу. Его выдвинули вперед после Островненского дела, дали ему батальон гусаров и, когда нужно было употребить храброго офицера, давали ему поручения.


Получив известие о болезни Наташи, графиня, еще не совсем здоровая и слабая, с Петей и со всем домом приехала в Москву, и все семейство Ростовых перебралось от Марьи Дмитриевны в свой дом и совсем поселилось в Москве.
Болезнь Наташи была так серьезна, что, к счастию ее и к счастию родных, мысль о всем том, что было причиной ее болезни, ее поступок и разрыв с женихом перешли на второй план. Она была так больна, что нельзя было думать о том, насколько она была виновата во всем случившемся, тогда как она не ела, не спала, заметно худела, кашляла и была, как давали чувствовать доктора, в опасности. Надо было думать только о том, чтобы помочь ей. Доктора ездили к Наташе и отдельно и консилиумами, говорили много по французски, по немецки и по латыни, осуждали один другого, прописывали самые разнообразные лекарства от всех им известных болезней; но ни одному из них не приходила в голову та простая мысль, что им не может быть известна та болезнь, которой страдала Наташа, как не может быть известна ни одна болезнь, которой одержим живой человек: ибо каждый живой человек имеет свои особенности и всегда имеет особенную и свою новую, сложную, неизвестную медицине болезнь, не болезнь легких, печени, кожи, сердца, нервов и т. д., записанных в медицине, но болезнь, состоящую из одного из бесчисленных соединений в страданиях этих органов. Эта простая мысль не могла приходить докторам (так же, как не может прийти колдуну мысль, что он не может колдовать) потому, что их дело жизни состояло в том, чтобы лечить, потому, что за то они получали деньги, и потому, что на это дело они потратили лучшие годы своей жизни. Но главное – мысль эта не могла прийти докторам потому, что они видели, что они несомненно полезны, и были действительно полезны для всех домашних Ростовых. Они были полезны не потому, что заставляли проглатывать больную большей частью вредные вещества (вред этот был мало чувствителен, потому что вредные вещества давались в малом количестве), но они полезны, необходимы, неизбежны были (причина – почему всегда есть и будут мнимые излечители, ворожеи, гомеопаты и аллопаты) потому, что они удовлетворяли нравственной потребности больной и людей, любящих больную. Они удовлетворяли той вечной человеческой потребности надежды на облегчение, потребности сочувствия и деятельности, которые испытывает человек во время страдания. Они удовлетворяли той вечной, человеческой – заметной в ребенке в самой первобытной форме – потребности потереть то место, которое ушиблено. Ребенок убьется и тотчас же бежит в руки матери, няньки для того, чтобы ему поцеловали и потерли больное место, и ему делается легче, когда больное место потрут или поцелуют. Ребенок не верит, чтобы у сильнейших и мудрейших его не было средств помочь его боли. И надежда на облегчение и выражение сочувствия в то время, как мать трет его шишку, утешают его. Доктора для Наташи были полезны тем, что они целовали и терли бобо, уверяя, что сейчас пройдет, ежели кучер съездит в арбатскую аптеку и возьмет на рубль семь гривен порошков и пилюль в хорошенькой коробочке и ежели порошки эти непременно через два часа, никак не больше и не меньше, будет в отварной воде принимать больная.
Что же бы делали Соня, граф и графиня, как бы они смотрели на слабую, тающую Наташу, ничего не предпринимая, ежели бы не было этих пилюль по часам, питья тепленького, куриной котлетки и всех подробностей жизни, предписанных доктором, соблюдать которые составляло занятие и утешение для окружающих? Чем строже и сложнее были эти правила, тем утешительнее было для окружающих дело. Как бы переносил граф болезнь своей любимой дочери, ежели бы он не знал, что ему стоила тысячи рублей болезнь Наташи и что он не пожалеет еще тысяч, чтобы сделать ей пользу: ежели бы он не знал, что, ежели она не поправится, он не пожалеет еще тысяч и повезет ее за границу и там сделает консилиумы; ежели бы он не имел возможности рассказывать подробности о том, как Метивье и Феллер не поняли, а Фриз понял, и Мудров еще лучше определил болезнь? Что бы делала графиня, ежели бы она не могла иногда ссориться с больной Наташей за то, что она не вполне соблюдает предписаний доктора?
– Эдак никогда не выздоровеешь, – говорила она, за досадой забывая свое горе, – ежели ты не будешь слушаться доктора и не вовремя принимать лекарство! Ведь нельзя шутить этим, когда у тебя может сделаться пневмония, – говорила графиня, и в произношении этого непонятного не для нее одной слова, она уже находила большое утешение. Что бы делала Соня, ежели бы у ней не было радостного сознания того, что она не раздевалась три ночи первое время для того, чтобы быть наготове исполнять в точности все предписания доктора, и что она теперь не спит ночи, для того чтобы не пропустить часы, в которые надо давать маловредные пилюли из золотой коробочки? Даже самой Наташе, которая хотя и говорила, что никакие лекарства не вылечат ее и что все это глупости, – и ей было радостно видеть, что для нее делали так много пожертвований, что ей надо было в известные часы принимать лекарства, и даже ей радостно было то, что она, пренебрегая исполнением предписанного, могла показывать, что она не верит в лечение и не дорожит своей жизнью.
Доктор ездил каждый день, щупал пульс, смотрел язык и, не обращая внимания на ее убитое лицо, шутил с ней. Но зато, когда он выходил в другую комнату, графиня поспешно выходила за ним, и он, принимая серьезный вид и покачивая задумчиво головой, говорил, что, хотя и есть опасность, он надеется на действие этого последнего лекарства, и что надо ждать и посмотреть; что болезнь больше нравственная, но…
Графиня, стараясь скрыть этот поступок от себя и от доктора, всовывала ему в руку золотой и всякий раз с успокоенным сердцем возвращалась к больной.
Признаки болезни Наташи состояли в том, что она мало ела, мало спала, кашляла и никогда не оживлялась. Доктора говорили, что больную нельзя оставлять без медицинской помощи, и поэтому в душном воздухе держали ее в городе. И лето 1812 года Ростовы не уезжали в деревню.
Несмотря на большое количество проглоченных пилюль, капель и порошков из баночек и коробочек, из которых madame Schoss, охотница до этих вещиц, собрала большую коллекцию, несмотря на отсутствие привычной деревенской жизни, молодость брала свое: горе Наташи начало покрываться слоем впечатлений прожитой жизни, оно перестало такой мучительной болью лежать ей на сердце, начинало становиться прошедшим, и Наташа стала физически оправляться.


Наташа была спокойнее, но не веселее. Она не только избегала всех внешних условий радости: балов, катанья, концертов, театра; но она ни разу не смеялась так, чтобы из за смеха ее не слышны были слезы. Она не могла петь. Как только начинала она смеяться или пробовала одна сама с собой петь, слезы душили ее: слезы раскаяния, слезы воспоминаний о том невозвратном, чистом времени; слезы досады, что так, задаром, погубила она свою молодую жизнь, которая могла бы быть так счастлива. Смех и пение особенно казались ей кощунством над ее горем. О кокетстве она и не думала ни раза; ей не приходилось даже воздерживаться. Она говорила и чувствовала, что в это время все мужчины были для нее совершенно то же, что шут Настасья Ивановна. Внутренний страж твердо воспрещал ей всякую радость. Да и не было в ней всех прежних интересов жизни из того девичьего, беззаботного, полного надежд склада жизни. Чаще и болезненнее всего вспоминала она осенние месяцы, охоту, дядюшку и святки, проведенные с Nicolas в Отрадном. Что бы она дала, чтобы возвратить хоть один день из того времени! Но уж это навсегда было кончено. Предчувствие не обманывало ее тогда, что то состояние свободы и открытости для всех радостей никогда уже не возвратится больше. Но жить надо было.
Ей отрадно было думать, что она не лучше, как она прежде думала, а хуже и гораздо хуже всех, всех, кто только есть на свете. Но этого мало было. Она знала это и спрашивала себя: «Что ж дальше?А дальше ничего не было. Не было никакой радости в жизни, а жизнь проходила. Наташа, видимо, старалась только никому не быть в тягость и никому не мешать, но для себя ей ничего не нужно было. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. С ним она любила бывать больше, чем с другими; и иногда, когда была с ним с глазу на глаз, смеялась. Она почти не выезжала из дому и из приезжавших к ним рада была только одному Пьеру. Нельзя было нежнее, осторожнее и вместе с тем серьезнее обращаться, чем обращался с нею граф Безухов. Наташа Осссознательно чувствовала эту нежность обращения и потому находила большое удовольствие в его обществе. Но она даже не была благодарна ему за его нежность; ничто хорошее со стороны Пьера не казалось ей усилием. Пьеру, казалось, так естественно быть добрым со всеми, что не было никакой заслуги в его доброте. Иногда Наташа замечала смущение и неловкость Пьера в ее присутствии, в особенности, когда он хотел сделать для нее что нибудь приятное или когда он боялся, чтобы что нибудь в разговоре не навело Наташу на тяжелые воспоминания. Она замечала это и приписывала это его общей доброте и застенчивости, которая, по ее понятиям, таковая же, как с нею, должна была быть и со всеми. После тех нечаянных слов о том, что, ежели бы он был свободен, он на коленях бы просил ее руки и любви, сказанных в минуту такого сильного волнения для нее, Пьер никогда не говорил ничего о своих чувствах к Наташе; и для нее было очевидно, что те слова, тогда так утешившие ее, были сказаны, как говорятся всякие бессмысленные слова для утешения плачущего ребенка. Не оттого, что Пьер был женатый человек, но оттого, что Наташа чувствовала между собою и им в высшей степени ту силу нравственных преград – отсутствие которой она чувствовала с Kyрагиным, – ей никогда в голову не приходило, чтобы из ее отношений с Пьером могла выйти не только любовь с ее или, еще менее, с его стороны, но даже и тот род нежной, признающей себя, поэтической дружбы между мужчиной и женщиной, которой она знала несколько примеров.
В конце Петровского поста Аграфена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение доктора выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели обыкновенно в доме Ростовых, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени.
Графине понравилось это усердие Наташи; она в душе своей, после безуспешного медицинского лечения, надеялась, что молитва поможет ей больше лекарств, и хотя со страхом и скрывая от доктора, но согласилась на желание Наташи и поручила ее Беловой. Аграфена Ивановна в три часа ночи приходила будить Наташу и большей частью находила ее уже не спящею. Наташа боялась проспать время заутрени. Поспешно умываясь и с смирением одеваясь в самое дурное свое платье и старенькую мантилью, содрогаясь от свежести, Наташа выходила на пустынные улицы, прозрачно освещенные утренней зарей. По совету Аграфены Ивановны, Наташа говела не в своем приходе, а в церкви, в которой, по словам набожной Беловой, был священник весьма строгий и высокой жизни. В церкви всегда было мало народа; Наташа с Беловой становились на привычное место перед иконой божией матери, вделанной в зад левого клироса, и новое для Наташи чувство смирения перед великим, непостижимым, охватывало ее, когда она в этот непривычный час утра, глядя на черный лик божией матери, освещенный и свечами, горевшими перед ним, и светом утра, падавшим из окна, слушала звуки службы, за которыми она старалась следить, понимая их. Когда она понимала их, ее личное чувство с своими оттенками присоединялось к ее молитве; когда она не понимала, ей еще сладостнее было думать, что желание понимать все есть гордость, что понимать всего нельзя, что надо только верить и отдаваться богу, который в эти минуты – она чувствовала – управлял ее душою. Она крестилась, кланялась и, когда не понимала, то только, ужасаясь перед своею мерзостью, просила бога простить ее за все, за все, и помиловать. Молитвы, которым она больше всего отдавалась, были молитвы раскаяния. Возвращаясь домой в ранний час утра, когда встречались только каменщики, шедшие на работу, дворники, выметавшие улицу, и в домах еще все спали, Наташа испытывала новое для нее чувство возможности исправления себя от своих пороков и возможности новой, чистой жизни и счастия.
В продолжение всей недели, в которую она вела эту жизнь, чувство это росло с каждым днем. И счастье приобщиться или сообщиться, как, радостно играя этим словом, говорила ей Аграфена Ивановна, представлялось ей столь великим, что ей казалось, что она не доживет до этого блаженного воскресенья.
Но счастливый день наступил, и когда Наташа в это памятное для нее воскресенье, в белом кисейном платье, вернулась от причастия, она в первый раз после многих месяцев почувствовала себя спокойной и не тяготящеюся жизнью, которая предстояла ей.
Приезжавший в этот день доктор осмотрел Наташу и велел продолжать те последние порошки, которые он прописал две недели тому назад.
– Непременно продолжать – утром и вечером, – сказал он, видимо, сам добросовестно довольный своим успехом. – Только, пожалуйста, аккуратнее. Будьте покойны, графиня, – сказал шутливо доктор, в мякоть руки ловко подхватывая золотой, – скоро опять запоет и зарезвится. Очень, очень ей в пользу последнее лекарство. Она очень посвежела.
Графиня посмотрела на ногти и поплевала, с веселым лицом возвращаясь в гостиную.


В начале июля в Москве распространялись все более и более тревожные слухи о ходе войны: говорили о воззвании государя к народу, о приезде самого государя из армии в Москву. И так как до 11 го июля манифест и воззвание не были получены, то о них и о положении России ходили преувеличенные слухи. Говорили, что государь уезжает потому, что армия в опасности, говорили, что Смоленск сдан, что у Наполеона миллион войска и что только чудо может спасти Россию.
11 го июля, в субботу, был получен манифест, но еще не напечатан; и Пьер, бывший у Ростовых, обещал на другой день, в воскресенье, приехать обедать и привезти манифест и воззвание, которые он достанет у графа Растопчина.
В это воскресенье Ростовы, по обыкновению, поехали к обедне в домовую церковь Разумовских. Был жаркий июльский день. Уже в десять часов, когда Ростовы выходили из кареты перед церковью, в жарком воздухе, в криках разносчиков, в ярких и светлых летних платьях толпы, в запыленных листьях дерев бульвара, в звуках музыки и белых панталонах прошедшего на развод батальона, в громе мостовой и ярком блеске жаркого солнца было то летнее томление, довольство и недовольство настоящим, которое особенно резко чувствуется в ясный жаркий день в городе. В церкви Разумовских была вся знать московская, все знакомые Ростовых (в этот год, как бы ожидая чего то, очень много богатых семей, обыкновенно разъезжающихся по деревням, остались в городе). Проходя позади ливрейного лакея, раздвигавшего толпу подле матери, Наташа услыхала голос молодого человека, слишком громким шепотом говорившего о ней: