Буддха Йодфа Чулалоке

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Рама I»)
Перейти к: навигация, поиск
Буддха Йодфа Чулалоке
тайск. พระบาทสมเด็จพระพุทธยอดฟ้าจุฬาโลกมหาราช<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Король Сиама
6 апреля 1782 — 7 сентября 1809
Предшественник: титул учрежден
Преемник: Буддха Лоетла Нафалай
 
Вероисповедание: Буддизм
Рождение: 20 марта 1737(1737-03-20)
Аюттхая
Смерть: 7 сентября 1809(1809-09-07) (72 года)
Бангкок, Таиланд
Род: Чакри
Отец: Тхонгди
Мать: Даореунг
Супруга: Амариндра
Дети: сын: Буддха Лоетла Нафалай

Буддха Йодфа Чулалоке (20 марта 1737 — 7 сентября 1809) — первый король Таиланда с 1782 по 1809 из династии Чакри.





До коронации

Будущий Рама I родился под именем Тхонг Дуанг в Аюттхае в период правления царя Боромакота. Его отец Тхонгди, монского происхождения[1][2], носил титул «Пхра Аксара Сундхорнсат» — секретарь монарха в Северном Таиланде и хранитель монаршей печати. В семье было семь детей.

Ребёнком Тхонг Дуанг был отдан в царский дворец как один из пажей царя Утхумпорна, где он познакомился со своим другом детства, будущим королём Таксином. В 1757 году он, согласно тайской традиции, на время стал буддийским монахом. В 1760 году он женился на Нак, а в 1758 году был назначен правителем Ратбури.

В 1767 году, когда столица Сиама Аюттхая была осаждена бирманцами, Таксин прорвал осаду и вывел армию из города, а затем начал военные действия против бирманцев. Тхонг Дуанг (известный в это время под именем Пхрайя Ратчабури) стал одним из его шести министров, и вместе с Пхрайя Пхичаи считался одним из двух ценнейших военачальников Таксина. В 1768 году Таксин провозгласил себя королём Сиама и перенёс столицу из разрушенной Аюттхаи в Тхонбури. Тхонг Дуанг был назначен главой королевской полиции, фактически главнокомандующим. В результате военных успехов в Лаосе и Камбодже он продвинулся по службе и в 1778 году был назначен премьер-министром, что соответствовало чину и имени Сомдет Чау Пхрайя Кшатрийасеук.

В 1782 году он вынужден был завершить кампанию в Камбодже, чтобы вернуться в Тхонбури и подавить восстание Пхрайя Сан. Король Таксин в это время уже проявлял черты религиозного фанатизма на грани безумия, и Тхонг Дуанг возглавил государственный переворот, в результате которого Таксин был смещён и казнён вместе с группой придворных. Рама I был коронован 6 апреля 1782 года. Полное его имя после коронации было Пхрабат Сомдет Пхра Буддха Йодфа Чулалоке. Он также перевёл столицу Сиама с правого берега Чаупхрайи (Тхонбури) на левый. Причинами для переноса были лучшее стратегическое положение, а также желание начать правление новой династии (Чакри) с чистого листа. Новая столица получила название Раттанакосин («Местонахождение изумрудного Будды»), а сам город был переименован в Бангкок.

Внешняя политика и войны

В 1784—1785 годах основатель династии Нгуен, Нгуен Ань, договорился с Рамой I о том, что сиамские войска помогут ему напасть на Вьетнам, находившийся тогда под управлением тайшонов. Объединённый флот потерпел сокрушительное поражение от вьетнамцев в сражении в дельте Меконга. Однако в результате Сиам смог оказывать достаточное влияние на деятельность династии Нгуен. В частности, после поражения от Вьетнама Нгуен Ань получил политическое убежище в Сиаме и ожидал возможности отвоевать своё государство. В 1788 году он смог завоевать Сайгон и в 1802 году провозгласил себя императором Зя Лонгом.

В Камбодже в 1779 году в результате переворота власть перешла к сыну короля Ань Эню. Он проводил провьетнамскую политику, что вызвало недовольство Рамы I. Он сверг и захватил в плен Ань Эня (позже сделав его в Бангкоке своим приёмным сыном), а в Камбодже посадил своего наместника, Абхая Бхубет. В 1794 году, когда Ань Энь достиг совершеннолетия, он был восстановлен как король Камбоджи под именем Нарайраджа III. Часть территории Камбоджи около Сиемреапа была аннексирована Таиландом и продолжала оставаться под управлением Абхая Бхубета, но управление проводилось в соответствии со сложившимися кхмерскими традициями.

В 1785—1786 годах прошла Война девяти армий, начавшаяся нападением девяти бирманских армий на северный Сиам. После того, как бирманцы заняли город Пхитсанулок, Рама I лично возглавил армию, двинувшуюся на север. Одновременно были отражены нападения бирманцев в центральном Сиаме (Канчанабури) и на Пхукете, где бирманцы напали на Тхаланг, где сестра и жена только что умершего наместника сумели организовать сопротивление и отразить нападение. В 1786 году бирманцы снова попытались вторгнуться в Таиланд, на этот раз единой армией, но снова потерпели поражение в сражении при Та Дин Данг.

Экономика и культура

Рама I продолжил политику Таксина по стимуляции китайской иммиграции, что благоприятным образом сказалось на экономике Сиама. Большая часть китайских иммигрантов была занята в торговле.

Рама I перенёс столицу из Тхонбури, фактически построив новую столицу — Бангкок. В первые же годы своего правления он построил множество дворцов, в том числе Большой дворец. Королевская капелла (Ват Пхра Кео) с храмом Изумрудного Будды до сих пор считается одним из величайших шедевров архитектуры Таиланда.

В 1804 году король приказал создать новый свод законов, известный как Законы трёх печатей. Последний представляет собой компиляцию законов, действовавших в Аюттхайский период. Он также инициировал проведение существенных реформ в тайском буддизме с целью устранения суеверий и переноса внимания с почитания местных духов и прошлых правителей на почитание Будды. Рама I назначил первого Верховного патриарха тайского буддизма, ответственного за соблюдение законов.

Король отличался большой любовью и уважением к литературе. Он приказал перевести на тайский многие произведения индийской литературы, и написал Рамакиен, тайский вариант Рамаяны.

Смерть и наследие

Король Рама I умер 7 сентября 1809 года в Бангкоке после короткой болезни[3]. Ему наследовал сын Буддха Лоэтла Набхалай, коронованный под именем Рама II.

Во время правления Рамы I Сиам достиг могущества, невиданного с XVI века. Он полностью уничтожил угрозу бирманских вторжений, а также распространил влияние Сиама на Лаос, Камбоджу и даже Вьетнам. За время его правления было построено большое количество буддийских храмов и памятников.

Напишите отзыв о статье "Буддха Йодфа Чулалоке"

Примечания

  1. Chris Baker, Pasuk Phongpaichit. A History of Thailand. — Cambridge University Press, 2005. — P. 32 and 288. — ISBN 0521816157.
  2. [www.mrc-usa.org/thai-king-letter.htm The following article was written by King Rama IV of the Kingdom of Thailand in 1855 in response to the British Governor to Hongkong. And another related article from The Nation newspaper on 13 December 1999.]
  3. Čhunlačhakkraphong. Lords of Life: The Paternal Monarchy of Bangkok, 1782-1932. — Taplinger, 1960. — P. 114.

Отрывок, характеризующий Буддха Йодфа Чулалоке

«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.