Рамон Беренгер I (граф Барселоны)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Рамон Беренгер I Старый
кат. Ramon Berenguer I el Vell
исп. Ramón Berenguer I el Viejo
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Рамон Беренгер I и его жена Альмодис де ла Марш отсчитывают 2000 унций золотых монет в качестве оплаты Гульельмо I Рамону и Аделаиде, графу и графине Сердани, за графство Каркассон</td></tr>

Граф Барселоны
1035 — 1076
Регент: Эрмезинда Каркассонская (1035 — 1041)
Предшественник: Беренгер Рамон I Горбатый
Преемник: Беренгер Рамон II и
Рамон Беренгер II
Граф Жироны
1035 — 1076
Регент: Эрмезинда Каркассонская (1035 — 1041)
Предшественник: Беренгер Рамон I Горбатый
Преемник: Беренгер Рамон II и
Рамон Беренгер II
Граф Осоны
1054 — 1076
Предшественник: Гисла де Льюса и Гильермо
Преемник: Беренгер Рамон II и
Рамон Беренгер II
Граф Каркассона и Разе
1067 — 1076
Предшественник: Раймунд Роже II
Преемник: Беренгер Рамон II и
Рамон Беренгер II
 
Рождение: 1023(1023)
Смерть: 26 мая 1076(1076-05-26)
Место погребения: Собор Святого Креста и Святой Евлалии, Барселона
Род: Барселонский дом
Отец: Беренгер Рамон I Горбатый
Мать: Санча Кастильская

Рамо́н (Раймо́н) Беренге́р I Ста́рый или Дре́вний (кат. Ramon Berenguer II el Vell, исп. Ramón Berenguer II el Viejo; 1023 — 26 мая 1076) — граф Барселоны, Жироны с 1035, Осоны с 1054, Каркассона и Разе с 1067. Сын Беренгера Рамона I Горбатого, графа Барселоны, и Санчи Кастильской.

Он был первым каталонским правителем, расширившим свои владения за Пиренеи. Прозвище Старый получил из-за того, что признавался своими преемниками первым (самым старшим) из графов Барселоны, поскольку именно при нём правители Барселоны окончательно заняли главенствующее положение в Каталонии.





Биография

Правление

После смерти отца в 1035 году Рамон Беренгер в одиннадцатилетнем возрасте согласно его завещанию унаследовал графства Барселону и Жерону до реки Льобрегат. Младший брат Рамона Санчо Беренгер получил графство Пенедес с городом Олердола, включавшее земли от Льобрегата до владений мусульман. И, наконец, вторая жена графа Беренгера Рамона I, Гисла (Гизела) де Льюса, и сын от этого брака Гильермо Рамон получили графство Осона, но только до тех пор, пока Гисла не выйдет повторно замуж.

Согласно завещанию младшие братья должны были находиться под верховной властью и защитой старшего брата, Рамона Беренгера. Поскольку все наследники были несовершеннолетними, то опекуншей стала мать их отца Эрмезинда де Комменж, обладавшая до 1041 года всей полнотой власти в графствах.

Став совершеннолетним, Рамон Беренгер первые годы своего правления был вынужден вести борьбу против Эрмезинды, которая, укрепившись в Жироне, продолжала удерживать в своих руках большую часть наследственных владений Рамона. Для того, чтобы сломить её сопротивление, Рамон смог привлечь на свою сторону знать, добившись от неё письменной клятвы верности.

В итоге власть Эрмезинды пала, а Рамон смог захватить не только Жирону, но и графство Пенедес (в 1050 году), владельцем которого считался его брат Санчо, постригшийся в монахи. А после того, как его мачеха Гисла в 1054 году вышла замуж вторично, Рамон приобрёл и Осону, вновь объединив в одних руках все отцовские владения.

Рамон Беренгер успешно воевал против мавров. Особенно далеко он смог расширить свои владения к западу, где был захвачен Барбастро. Кроме того, многие мусульманские правители, в том числе и эмир Сарагосы, платили Рамону Беренгеру дань. Полученные деньги привели к возникновению первой волны расцвета Каталонии.

Стало ощущаться влияние Барселоны и на средиземноморском побережье. Ещё одним направлением, куда Рамон Беренгер стремился расширить своё влияние, была Окситания. Благодаря своим бракам он породнился с окситанской знатью, создав предпосылки для расширения барселонских владений за Пиренеи. Кроме того при первой возможности Рамон Беренгер старался приобрести различный феоды в Окситании, скупая их. А после смерти в 1067 году не оставившего детей графа Каркассона и Разе Раймона Роже II сестра покойного графа, Ирменгарда, которая по завещанию была основной наследницей, чтобы защититься от претензий графов Фуа, продала не позднее 1071 года права на графства Каркассон и Разе Рамону Беренгеру.

В итоге к моменту смерти Рамона Беренгера в руках графов Барселоны оказались графства Барселона, Жерона, Осона, Манреса и Панадес в Каталонии, Каркассон и Разе в Окситании, а также различные феоды в графстве Тулуза, Манербе, Нарбонне, Комменже, Сабере и во владениях графов Фуа. Кроме того, его вассалами были различные правители в Таррагоне.

В 1053 году Рамон Беренгер похитил жену графа Тулузы Понса Альмодис де Ла Марш и на корабле, предоставленном союзником графа, эмиром Тортосы, силой увез её из Нарбонны. Несмотря на то, что Альмодис была замужем, незамедлительно состоялась свадьба. В 1056 году папа Виктор II объявил их брак незаконным и отлучил супругов от церкви, однако Альмодис так и осталась с Рамоном Беренгером, родив ему четырёх детей.

Ко времени правления Рамона Беренгера I также относят начало кодификации Каталонского права. Составленный 1058 году кодекс Usatici или Lex usuaria (кат. Usatges, Обычаи) стал первым свода феодальных законов в Западной Европе, с помощью которого смог управлять процессом феодализации, начавшимся ещё при его отце. В кодексе была объединена значительная часть юридических обычаев Каталонии. Центральное место в нём занимали положения, на основание которых должны были регулироваться взаимоотношения между каталонскими сеньорами и графом.

Также сильное влияние во время правления Рамона приобрела церковь, которая установила ещё в 1027 году во всей Западной Европе, в том числе в Каталонии, Божий мир, позволивший прекратить конфликты между враждующими партиями и феодалами.

Рамон Беренгер I немало времени уделял и облику своей столицы. Так он вместе с третьей женой Альмодис де Ла Марш заложил романский кафедральный собор в Барселоне на месте старой базилики, разрушенной, скорее всего, Аль-Мансуром.

Наследником Рамона Беренгера должен был стать Педро Рамон, старший сын от первого брака. Однако опасаясь того, что Альмодис может воспользоваться своим влиянием и склонить мужа к тому, чтобы назначить преемниками её собственных сыновей, он 16 октября 1071 года убил Альмодис. За это он был изгнан из владений отца и отлучён от церкви, а в 1073 году казнён по приговору папы Григория VII.

Согласно завещанию Рамона Беренгера I ему должны были совместно наследовать два сына-близнеца, Беренгер Рамон II и Рамон Беренгер II.

Брак и дети

1-я жена: с 14 ноября 1039 года Изабелла де Ним (ок. 1020/1028 — 29 июня 1050), возможно дочь виконта Нима Раймона Бернара I

2-я жена: с до 26 марта 1051 года (разв. 1052) Бланка Нарбоннская (ум. после 12 ноября 1076), дочь Лупа Ато Зибероа и Ирменгарды Нарбоннской

3-я жена: с 1053 года Альмодис де ла Марш (ок. 1020 — 16 октября 1071), дочь Бернара I, графа де ла Марш

Напишите отзыв о статье "Рамон Беренгер I (граф Барселоны)"

Литература

  • Корсунский А. Р. История Испании IX — XIII веков (Социально-экономические отношения и политический строй Астуро-Леонского и Леоно-Кастильского королевства). Учебное пособие. — М.: Высшая школа, 1976. — 139 с.
  • Альтамира-и-Кревеа, Рафаэль. История Средневековой Испании / Перевод с испанского Е. А. Вадковской и О. М. Гармсен. — СПб.: «Евразия», 2003. — 608 с. — 1 500 экз. — ISBN 5-8071-0128-6.
  • Ubieto Arteta, Antonio. [www.derechoaragones.es/es/catalogo_imagenes/grupo.cmd?path=1457&forma=&presentacion=pagina&forma=&posicion=220&accion_ir=Ir Creación y desarrollo de la Corona de Aragón]. — Zaragoza: Anubar (Historia de Aragón), 1987. — ISBN 84-7013-227-X.

Ссылки

  • [www.covadonga.narod.ru/Catalunia.html Каталонские графства]. Реконкиста. Проверено 24 мая 2009. [www.webcitation.org/66Qmw7WpU Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
  • [www.allmonarchs.net/spain/barcelona/ramon_berenguer_iii.html Рамон Беренгер III, граф Барселоны, Жероны, Осоны, Бесалу, Серданьи]. Все монархии мира. Проверено 24 мая 2009. [www.webcitation.org/67m75VMSr Архивировано из первоисточника 19 мая 2012].
  • [www.fmg.ac/Projects/MedLands/CATALAN%20NOBILITY.htm#_Toc201549363 CATALONIA] (англ.). Foundation for Medieval Genealogy. Проверено 24 мая 2009. [www.webcitation.org/66JzXvmAO Архивировано из первоисточника 21 марта 2012].

Отрывок, характеризующий Рамон Беренгер I (граф Барселоны)

«Ну, за что они меня?…» думал про себя Тушин, со страхом глядя на начальника.
– Я… ничего… – проговорил он, приставляя два пальца к козырьку. – Я…
Но полковник не договорил всего, что хотел. Близко пролетевшее ядро заставило его, нырнув, согнуться на лошади. Он замолк и только что хотел сказать еще что то, как еще ядро остановило его. Он поворотил лошадь и поскакал прочь.
– Отступать! Все отступать! – прокричал он издалека. Солдаты засмеялись. Через минуту приехал адъютант с тем же приказанием.
Это был князь Андрей. Первое, что он увидел, выезжая на то пространство, которое занимали пушки Тушина, была отпряженная лошадь с перебитою ногой, которая ржала около запряженных лошадей. Из ноги ее, как из ключа, лилась кровь. Между передками лежало несколько убитых. Одно ядро за другим пролетало над ним, в то время как он подъезжал, и он почувствовал, как нервическая дрожь пробежала по его спине. Но одна мысль о том, что он боится, снова подняла его. «Я не могу бояться», подумал он и медленно слез с лошади между орудиями. Он передал приказание и не уехал с батареи. Он решил, что при себе снимет орудия с позиции и отведет их. Вместе с Тушиным, шагая через тела и под страшным огнем французов, он занялся уборкой орудий.
– А то приезжало сейчас начальство, так скорее драло, – сказал фейерверкер князю Андрею, – не так, как ваше благородие.
Князь Андрей ничего не говорил с Тушиным. Они оба были и так заняты, что, казалось, и не видали друг друга. Когда, надев уцелевшие из четырех два орудия на передки, они двинулись под гору (одна разбитая пушка и единорог были оставлены), князь Андрей подъехал к Тушину.
– Ну, до свидания, – сказал князь Андрей, протягивая руку Тушину.
– До свидания, голубчик, – сказал Тушин, – милая душа! прощайте, голубчик, – сказал Тушин со слезами, которые неизвестно почему вдруг выступили ему на глаза.


Ветер стих, черные тучи низко нависли над местом сражения, сливаясь на горизонте с пороховым дымом. Становилось темно, и тем яснее обозначалось в двух местах зарево пожаров. Канонада стала слабее, но трескотня ружей сзади и справа слышалась еще чаще и ближе. Как только Тушин с своими орудиями, объезжая и наезжая на раненых, вышел из под огня и спустился в овраг, его встретило начальство и адъютанты, в числе которых были и штаб офицер и Жерков, два раза посланный и ни разу не доехавший до батареи Тушина. Все они, перебивая один другого, отдавали и передавали приказания, как и куда итти, и делали ему упреки и замечания. Тушин ничем не распоряжался и молча, боясь говорить, потому что при каждом слове он готов был, сам не зная отчего, заплакать, ехал сзади на своей артиллерийской кляче. Хотя раненых велено было бросать, много из них тащилось за войсками и просилось на орудия. Тот самый молодцоватый пехотный офицер, который перед сражением выскочил из шалаша Тушина, был, с пулей в животе, положен на лафет Матвевны. Под горой бледный гусарский юнкер, одною рукой поддерживая другую, подошел к Тушину и попросился сесть.
– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?