Рамуш-Орта, Жозе

Жозе Рамуш-Орта порт. José Manuel Ramos-Horta<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Восточного Тимора
20 мая 2007 года — 20 мая 2012 года
Предшественник:	Шанана Гусман
Преемник:	Таур Матан Руак
Премьер-министр Восточного Тимора
26 июня 2006 года — 19 мая 2007 года
Предшественник:	Мари Алкатири
Преемник:	Эстанислау да Силва (и.о.), Шанана Гусман
Вероисповедание:	Католицизм
Рождение:	26 декабря 1949(1949-12-26) (74 года) Дили, Португальский Тимор (ныне Восточный Тимор)
Супруга:	Ана Пинто (в разводе)
Дети:	Лоро Орта порт. Loro Horta
Партия:	Беспартийный
Образование:	Академия международного права Антиохийский колледж Международный институт прав человека Колумбийский университет
Профессия:	Адвокат, юрист
Награды:	Нобелевская премия мира

Жозе́ Мануэ́л Ра́муш-О́рта (порт. José Manuel Ramos-Horta, род. 26 декабря 1949, Дили) — второй с момента провозглашения независимости страны президент Восточного Тимора. Занимал должность президента с 20 мая 2007 года, после победы на президентских выборах. Кавалер Ордена Свободы. Один из основателей ФРЕТИЛИН, активный борец за независимость Восточного Тимора от Индонезии. С начала 1970-х в движении за независимость Восточного Тимора. Во время индонезийской оккупации Восточного Тимора занимал должность «министра иностранных дел в изгнании» (1975—1979). В 1988 году вышел из движения ФРЕТИЛИН и продолжил деятельность как независимый политик.

После получения Восточным Тимором независимости в 2002 году стал министром иностранных дел нового государства. После Восточно-тиморского кризиса в 2006—2007 — премьер-министр Восточного Тимора. 11 февраля 2008 года был ранен в результате покушения, организованного экстремистской организацией боевиков Восточного Тимора.

Ранняя биография и семья

Родился 26 декабря 1949 года в Дили, столице Восточного Тимора. По происхождению — метис, его мать была тиморкой, а отец — португальцем, отправленным в ссылку во время диктатуры Салазара. У Рамуш-Орта было 11 братьев и сестер, 4 из которых были убиты индонезийскими военными.

Он получил образование в католической миссии в небольшом поселении Соибада, после индонезийской оккупации выбранном ФРЕТИЛИН в качестве штаб-квартиры.

Жозе Рамуш-Ошта изучал международное право в Академии международного права в 1983 году. Окончил Антиохийский колледж в Йеллоу-Спрингс, штат Огайо, где получил степень магистра (1984). Также изучал международное право и права человека в Международном институте по правам человека в Страсбурге (1983). Окончил аспирантуру по специальности «Внешняя политика США» в Колумбийском университете в Нью-Йорке (1983). Он является старшим ассоциированным членом университета Оксфордского колледжа Святого Антония (1987) и свободно говорит на пяти языках: португальском, английском, французском, испанском и наиболее распространённом в Восточном Тиморе тетуме.

Состоит в разводе с Ана Пессоа Пинто, бывшим министром Восточного Тимора, от которой у него есть сын, Лоро Орта, родившийся в изгнании в Мозамбике.

Политическая карьера

Он принимал активное участие в развитии политического сознания в португальском Тиморе, в результате чего был отправлен в ссылку на два года (1970-71) в португальскую Восточную Африку. Его дед, до него, также был отправлен в ссылку из Португалии на Азорские острова, затем на Кабо-Верде, португальскую Гвинею и, наконец, португальский Тимор.

Умеренный во взглядах в развивающемся руководстве, он был назначен министром иностранных дел в правительстве Демократической Республики Восточный Тимор, провозгласившей независимость в ноябре 1975 года. Когда назначенному министру Рамуш-Орта было всего 25 лет, он покинул Восточный Тимор за три дня до вторжения индонезийских войск и начал отстаивать интересы Тимора в ООН.

Рамуш-Орта прибыл в Нью-Йорк для апелляции к Совету Безопасности ООН и призыва к действию в условиях индонезийской оккупации, в ходе которой, по разным оценкам, могло погибнуть около 102 000 жителей Восточного Тимора. Рамуш-Орта был постоянным представителем ФРЕТИЛИН в ООН в течение следующих десяти лет. Его друзья в то время отмечали, что он прибыл в США с двадцатью пятью долларами в кармане. Ему часто не хватало денег в этот период; он выжил благодаря милости американцев, которые восхищались его политикой и его решимостью. Кроме того, он был вынужден путешествовать по всему миру, чтобы объяснить позицию своей партии.

В 1993 году премия Рафто была присуждена народу Восточного Тимора. Министр иностранных дел в изгнании Жозе Рамуш-Орта представлял свою нацию на церемонии вручения. В мае 1994 года президент Филиппин Фидель Рамос, поддавшись давлению со стороны Джакарты, пытался запретить международную конференцию по Восточному Тимору в Маниле, включив Рамуш-Орта в чёрный список, а правительство Таиланда в том же году объявило его персоной нон грата.

В декабре 1996 года вместе с епископом Карлушем Белу получил Нобелевскую премию мира. Нобелевский комитет выбрал этих двух лауреатов за «неустанные усилия против угнетения малых народов», надеясь, что «эта награда будет стимулировать усилия по поиску дипломатического решения конфликта в Восточном Тиморе на основе права народов на самоопределение». Комитет назвал Рамуш-Орта «ведущим международным представителем Восточного Тимора с 1975 года».

Рамуш-Орта играет ведущую роль в переговорах по институциональной основе независимости. Он возглавлял делегацию Тимора в важном совместном семинаре с Временной администрацией ООН в Восточном Тиморе (UNTAET) 1 марта 2000 года, где была выработана новая стратегия и определены институциональные потребности. В результате был выработан план совместного управления с исполнительной властью, в том числе с лидерами Национального конгресса по реконструкции Тимора (CNRT). Более подробная стратегия была выработана на конференции в мае 2000 года. Специальный представитель Генерального секретаря ООН в Восточном Тиморе, Сержио Виейра де Мелло, представил новый проект на донорской конференции в Лиссабоне 22 июня 2000 года, и в Совете Безопасности ООН 27 июня 2000 года. 12 июля 2000 года было принято постановление о создании переходного правительства, состоящего из четырёх представителей Восточного Тимора и четырёх представителей UNTAET. Обновленное объединённое правительство успешно заложило институциональные основы независимости, а 27 сентября 2002 года Восточный Тимор присоединился к Организации Объединенных Наций. Рамуш-Орта был его первым министром иностранных дел.

3 июня 2006 года Рамуш-Орта в результате отставки предыдущего министра стал и. о. министра обороны. 25 июня 2006 года он ушёл в отставку как с поста министра иностранных дел, так и с поста министра обороны, объявив: «Я не хочу быть связан с нынешним правительством или с любым правительством, с участием Алкатири». На премьер-министра Алкатири оказывалось давление, чтобы он отдал свою должность президенту Шанана Гусман, но на съезде 25 июня руководители партии ФРЕТИЛИН решили оставить Алкатири на посту премьер-министра; Рамуш-Орта подал в отставку сразу же после этого решения. Министр иностранных дел Австралии Александр Доунер выразил своё личное разочарование по поводу отставки Рамуш-Орта. После отставки Алкатири 26 июня, Рамуш-Орта отозвал своё заявление об отставке, получил должность премьер-министра и оставался на ней до тех пор, пока не был назван преемник Алкатири. 8 июля 2006 года президент Гусман официально назначил Рамуш-Орта премьер-министром.

До назначения премьер-министром, Рамуш-Орта считался возможным кандидатом на роль преемника Кофи Аннана, Генерального секретаря ООН. Он выбыл из гонки, чтобы занять должность премьер-министра Восточного Тимора, но показал, что может баллотироваться на должность в ООН в будущем: «Я могу подождать пять лет, если я действительно буду заинтересован в работе в 2012 году, меня бы это заинтересовало».

В интервью Аль-Джазире 22 февраля 2007 года Рамуш-Орта сказал, что будет участвовать в апреле в президентских выборах. 25 февраля 2007 года Рамуш-Орта выдвинул свою кандидатуру на пост президента. Он получил поддержку президента Гусмана, который решил не переизбираться на новый срок.

В первом туре выборов, состоявшихся 9 апреля, Рамуш-Орта по итогам голосования получил второе место с 21,81 % голосов. Вместе с кандидатом от партии ФРЕТИЛИН, Франсиско Гутерресом, занявшим первое место в первом туре, он принял участие во втором туре выборов в мае 2007 года. Окончательные результаты выборов были оглашены 11 мая 2007 года. Жозе Рамуш-Орта победил с 69 % голосов.

Президентство

президентские титулы Жозе Рамуш-Орта
Титул	Превосходительство
Употребляется как	Ваше превосходительство
Альтернативный титул	Мистер Президент

Инаугурация на пост Президента Восточного Тимора прошла 20 мая 2007 года в здании парламента в Дили. Жозе Рамуш-Орта оставил пост премьер-министра за день до инаугурации. Пост премьер-министра занял Эстанислау да Силва.

В первом туре президентских выборов 2012 года, состоявшемся 17 марта, Рамуш-Орта, имевший право избираться на второй срок, занял третье место с 19,43 % голосов. Его соперники — Франсиско Гутеррес и Таур Матан Руак — набрали 27,28 % голосов и 24,17 % голосов соответственно. Жозе Рамуш-Орта признал своё поражение, и его президентский срок закончился 19 мая 2012 года, с инаугурацией следующего Президента Восточного Тимора.

Попытка покушения

Основная статья: Покушения в Восточном Тиморе (2008)

11 февраля 2008 года был тяжело ранен в живот в результате покушения, организованного экстремистской организацией боевиков Восточного Тимора. При покушении один из охранников Рамуш-Орта был ранен, а лидер боевиков, Альфреду Рейнаду, погиб. После покушения Рамуш-Ошта был доставлен на австралийскую военную базу в Дили, впоследствии был переправлен в Королевский госпиталь Дарвина в Австралии. Врачи констатировали 2-3 ранения, особенно сильно было задето правое лёгкое. Его состояние оценивалось как тяжёлое, но стабильное. Был переведён в состояние искусственной комы для поддержания жизненных функций организма. Выведен из этого состояния 21 февраля. 12 марта было опубликовано сообщение от Рамуш-Орта, всё ещё находящемся на реабилитации в Дарвине. В этом послании он поблагодарил своих сторонников и Австралию, и сказал, что о нём «очень хорошо заботились». Пресс-секретарь сообщил, что состояние Рамуш-Орта улучшается, и что он начал совершать короткие ежедневные прогулки.

Рамуш-Орта был выписан из госпиталя 19 марта, но остался в Австралии для прохождения курса физиотерапии «ещё на несколько недель». Описывая отправку в госпиталь, он сказал, что постоянно оставался в сознании после покушения и «помнит все подробности». 17 апреля Жозе Рамуш-Ошта вернулся в Восточный Тимор и дал пресс-конференцию в аэропорту сразу после возвращения, в которой призвал оставшихся в горах повстанцев сложить оружие.

Другая деятельность

Рамуш-Орта вместе с другими нобелевскими лауреатами часто выступает на конференциях Peacejam.

Председатель сепаратистской организации Индии — ОФОА, Арабинда Райкхова сказал, что Рамуш-Орта выступает в качестве основной силы ОФОА, оказывающей воздействие на международных форумах.

С 2000 года он занимал пост председателя Консультативного совета в TheCommunity.com — веб-сайте, посвящённом миру и защите прав человека. В 2001 году он собрал на веб-сайте заявления 28 лауреатов Нобелевской премии мира относительно событий 11 сентября в США и возглавил другие мирные инициативы со своими коллегами — лауреатами Нобелевской премии.

Рамуш-Орта поддержал американское вторжение и оккупацию Ирака и осудил антиамериканизм критиков вторжения как «лицемерие». В 1990-х он поддерживал курдов в Ираке.

В мае 2009 года Рамуш-Орта заявил, что будет просить Международный уголовный суд расследовать действия правящей хунты в Бирме (Мьянме), если они продолжат содержание под арестом лауреата Нобелевской премии Аун Сан Су Чжи. Однако к августу 2010 года, он смягчил свои взгляды по Мьянме, тепло принял министра иностранных дел Мьянмы Нан Виня, и сказал, что хочет улучшить отношения и установить прочные коммерческие связи с Мьянмой.

5 августа 2009 года он присутствовал на похоронах покойного экс-президента Филиппин Корасон Акино. Он был единственным иностранным главой государства, принявшем участие в мероприятии.

29 сентября 2009 года он выступил c лекцией в престижном Центре развития и предпринимательства Массачусетского технологического института.

30 июня 2010 года он принял участие в инаугурации Бенигно Акино III, 15-го президента Филиппин. Он был единственным главой государства, присутствовавшем на инаугурации. Рамуш-Орта является близким другом семьи Акино.

В 2016 году подписал письмо с призывом к Greenpeace, Организации Объединенных Наций и правительствам всего мира прекратить борьбу с генетически модифицированными организмами (ГМО) .

Награды

В декабре 1996 года вместе с епископом Карлушем Белу получил Нобелевскую премию мира. Оба лауреата были награждены в 1996 году португальским орденом Свободы, став кавалерами Большого Креста.

В искусстве

В 2000 году вышел документальный фильм «Дипломат» (англ. The Diplomat), режиссёра Тома Зубрицки, показавший Рамуш-Орта в период с 1998 года до возвращения в Восточный Тимор в 2000 году. В 2009 году Рамуш-Орта сыграл Оскар Айзек в фильме Балибо. В фильме рассказывается история группы журналистов Балибо пять и событиях, предшествовавших индонезийской оккупации Восточного Тимора.

Ссылки

• [www.ramos-horta.org Ramos-Horta’s website] (англ.)
• [nobelprize.org/nobel_prizes/peace/laureates/1996/ramos-horta-cv.html Nobel Prize biography] (англ.)
• [unsg.org Who will be the next UN Secretary General?] (англ.)
• [www.abc.net.au/tv/enoughrope/transcripts/s1105715.htm Australian television interview transcript (2004)] (англ.)

ref>Lindsay Murdoch, [www.theage.com.au/news/world/emotional-homecoming-for-ramos-horta/2008/04/17/1208025328598.html «Emotional homecoming for Ramos Horta»], theage.com.au, 17 April 2008 (англ.)

Отрывок, характеризующий Рамуш-Орта, Жозе

Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.
– Душенька моя, – сказал он: слово, которое никогда не говорил ей. – Бог милостив. – Она вопросительно, детски укоризненно посмотрела на него.
– Я от тебя ждала помощи, и ничего, ничего, и ты тоже! – сказали ее глаза. Она не удивилась, что он приехал; она не поняла того, что он приехал. Его приезд не имел никакого отношения до ее страданий и облегчения их. Муки вновь начались, и Марья Богдановна посоветовала князю Андрею выйти из комнаты.
Акушер вошел в комнату. Князь Андрей вышел и, встретив княжну Марью, опять подошел к ней. Они шопотом заговорили, но всякую минуту разговор замолкал. Они ждали и прислушивались.
– Allez, mon ami, [Иди, мой друг,] – сказала княжна Марья. Князь Андрей опять пошел к жене, и в соседней комнате сел дожидаясь. Какая то женщина вышла из ее комнаты с испуганным лицом и смутилась, увидав князя Андрея. Он закрыл лицо руками и просидел так несколько минут. Жалкие, беспомощно животные стоны слышались из за двери. Князь Андрей встал, подошел к двери и хотел отворить ее. Дверь держал кто то.
– Нельзя, нельзя! – проговорил оттуда испуганный голос. – Он стал ходить по комнате. Крики замолкли, еще прошло несколько секунд. Вдруг страшный крик – не ее крик, она не могла так кричать, – раздался в соседней комнате. Князь Андрей подбежал к двери; крик замолк, послышался крик ребенка.
«Зачем принесли туда ребенка? подумал в первую секунду князь Андрей. Ребенок? Какой?… Зачем там ребенок? Или это родился ребенок?» Когда он вдруг понял всё радостное значение этого крика, слезы задушили его, и он, облокотившись обеими руками на подоконник, всхлипывая, заплакал, как плачут дети. Дверь отворилась. Доктор, с засученными рукавами рубашки, без сюртука, бледный и с трясущейся челюстью, вышел из комнаты. Князь Андрей обратился к нему, но доктор растерянно взглянул на него и, ни слова не сказав, прошел мимо. Женщина выбежала и, увидав князя Андрея, замялась на пороге. Он вошел в комнату жены. Она мертвая лежала в том же положении, в котором он видел ее пять минут тому назад, и то же выражение, несмотря на остановившиеся глаза и на бледность щек, было на этом прелестном, детском личике с губкой, покрытой черными волосиками.
«Я вас всех люблю и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали?» говорило ее прелестное, жалкое, мертвое лицо. В углу комнаты хрюкнуло и пискнуло что то маленькое, красное в белых трясущихся руках Марьи Богдановны.

Через два часа после этого князь Андрей тихими шагами вошел в кабинет к отцу. Старик всё уже знал. Он стоял у самой двери, и, как только она отворилась, старик молча старческими, жесткими руками, как тисками, обхватил шею сына и зарыдал как ребенок.

Через три дня отпевали маленькую княгиню, и, прощаясь с нею, князь Андрей взошел на ступени гроба. И в гробу было то же лицо, хотя и с закрытыми глазами. «Ах, что вы со мной сделали?» всё говорило оно, и князь Андрей почувствовал, что в душе его оторвалось что то, что он виноват в вине, которую ему не поправить и не забыть. Он не мог плакать. Старик тоже вошел и поцеловал ее восковую ручку, спокойно и высоко лежащую на другой, и ему ее лицо сказало: «Ах, что и за что вы это со мной сделали?» И старик сердито отвернулся, увидав это лицо.

Еще через пять дней крестили молодого князя Николая Андреича. Мамушка подбородком придерживала пеленки, в то время, как гусиным перышком священник мазал сморщенные красные ладонки и ступеньки мальчика.
Крестный отец дед, боясь уронить, вздрагивая, носил младенца вокруг жестяной помятой купели и передавал его крестной матери, княжне Марье. Князь Андрей, замирая от страха, чтоб не утопили ребенка, сидел в другой комнате, ожидая окончания таинства. Он радостно взглянул на ребенка, когда ему вынесла его нянюшка, и одобрительно кивнул головой, когда нянюшка сообщила ему, что брошенный в купель вощечок с волосками не потонул, а поплыл по купели.


Участие Ростова в дуэли Долохова с Безуховым было замято стараниями старого графа, и Ростов вместо того, чтобы быть разжалованным, как он ожидал, был определен адъютантом к московскому генерал губернатору. Вследствие этого он не мог ехать в деревню со всем семейством, а оставался при своей новой должности всё лето в Москве. Долохов выздоровел, и Ростов особенно сдружился с ним в это время его выздоровления. Долохов больной лежал у матери, страстно и нежно любившей его. Старушка Марья Ивановна, полюбившая Ростова за его дружбу к Феде, часто говорила ему про своего сына.
– Да, граф, он слишком благороден и чист душою, – говаривала она, – для нашего нынешнего, развращенного света. Добродетели никто не любит, она всем глаза колет. Ну скажите, граф, справедливо это, честно это со стороны Безухова? А Федя по своему благородству любил его, и теперь никогда ничего дурного про него не говорит. В Петербурге эти шалости с квартальным там что то шутили, ведь они вместе делали? Что ж, Безухову ничего, а Федя все на своих плечах перенес! Ведь что он перенес! Положим, возвратили, да ведь как же и не возвратить? Я думаю таких, как он, храбрецов и сынов отечества не много там было. Что ж теперь – эта дуэль! Есть ли чувство, честь у этих людей! Зная, что он единственный сын, вызвать на дуэль и стрелять так прямо! Хорошо, что Бог помиловал нас. И за что же? Ну кто же в наше время не имеет интриги? Что ж, коли он так ревнив? Я понимаю, ведь он прежде мог дать почувствовать, а то год ведь продолжалось. И что же, вызвал на дуэль, полагая, что Федя не будет драться, потому что он ему должен. Какая низость! Какая гадость! Я знаю, вы Федю поняли, мой милый граф, оттого то я вас душой люблю, верьте мне. Его редкие понимают. Это такая высокая, небесная душа!
Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…
– Я уверена, вот увидишь. – Предсказание Наташи сбывалось. Долохов, не любивший дамского общества, стал часто бывать в доме, и вопрос о том, для кого он ездит, скоро (хотя и никто не говорил про это) был решен так, что он ездит для Сони. И Соня, хотя никогда не посмела бы сказать этого, знала это и всякий раз, как кумач, краснела при появлении Долохова.
Долохов часто обедал у Ростовых, никогда не пропускал спектакля, где они были, и бывал на балах adolescentes [подростков] у Иогеля, где всегда бывали Ростовы. Он оказывал преимущественное внимание Соне и смотрел на нее такими глазами, что не только она без краски не могла выдержать этого взгляда, но и старая графиня и Наташа краснели, заметив этот взгляд.
Видно было, что этот сильный, странный мужчина находился под неотразимым влиянием, производимым на него этой черненькой, грациозной, любящей другого девочкой.
Ростов замечал что то новое между Долоховым и Соней; но он не определял себе, какие это были новые отношения. «Они там все влюблены в кого то», думал он про Соню и Наташу. Но ему было не так, как прежде, ловко с Соней и Долоховым, и он реже стал бывать дома.
С осени 1806 года опять всё заговорило о войне с Наполеоном еще с большим жаром, чем в прошлом году. Назначен был не только набор рекрут, но и еще 9 ти ратников с тысячи. Повсюду проклинали анафемой Бонапартия, и в Москве только и толков было, что о предстоящей войне. Для семейства Ростовых весь интерес этих приготовлений к войне заключался только в том, что Николушка ни за что не соглашался оставаться в Москве и выжидал только конца отпуска Денисова с тем, чтобы с ним вместе ехать в полк после праздников. Предстоящий отъезд не только не мешал ему веселиться, но еще поощрял его к этому. Большую часть времени он проводил вне дома, на обедах, вечерах и балах.

ХI
На третий день Рождества, Николай обедал дома, что в последнее время редко случалось с ним. Это был официально прощальный обед, так как он с Денисовым уезжал в полк после Крещенья. Обедало человек двадцать, в том числе Долохов и Денисов.
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давали себя чувствовать с такой силой, как в эти дни праздников. «Лови минуты счастия, заставляй себя любить, влюбляйся сам! Только это одно есть настоящее на свете – остальное всё вздор. И этим одним мы здесь только и заняты», – говорила эта атмосфера. Николай, как и всегда, замучив две пары лошадей и то не успев побывать во всех местах, где ему надо было быть и куда его звали, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно взволнованы были Соня, Долохов, старая графиня и немного Наташа. Николай понял, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Долоховым и с свойственною ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен, во время обеда, в обращении с ними обоими. В этот же вечер третьего дня праздников должен был быть один из тех балов у Иогеля (танцовального учителя), которые он давал по праздникам для всех своих учеников и учениц.
– Николенька, ты поедешь к Иогелю? Пожалуйста, поезжай, – сказала ему Наташа, – он тебя особенно просил, и Василий Дмитрич (это был Денисов) едет.
– Куда я не поеду по приказанию г'афини! – сказал Денисов, шутливо поставивший себя в доме Ростовых на ногу рыцаря Наташи, – pas de chale [танец с шалью] готов танцовать.
– Коли успею! Я обещал Архаровым, у них вечер, – сказал Николай.
– А ты?… – обратился он к Долохову. И только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
– Да, может быть… – холодно и сердито отвечал Долохов, взглянув на Соню и, нахмурившись, точно таким взглядом, каким он на клубном обеде смотрел на Пьера, опять взглянул на Николая.
«Что нибудь есть», подумал Николай и еще более утвердился в этом предположении тем, что Долохов тотчас же после обеда уехал. Он вызвал Наташу и спросил, что такое?
– А я тебя искала, – сказала Наташа, выбежав к нему. – Я говорила, ты всё не хотел верить, – торжествующе сказала она, – он сделал предложение Соне.
Как ни мало занимался Николай Соней за это время, но что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Долохов был приличная и в некоторых отношениях блестящая партия для бесприданной сироты Сони. С точки зрения старой графини и света нельзя было отказать ему. И потому первое чувство Николая, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «И прекрасно, разумеется, надо забыть детские обещания и принять предложение»; но не успел он еще сказать этого…
– Можешь себе представить! она отказала, совсем отказала! – заговорила Наташа. – Она сказала, что любит другого, – прибавила она, помолчав немного.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня!» подумал Николай.
– Сколько ее ни просила мама, она отказала, и я знаю, она не переменит, если что сказала…
– А мама просила ее! – с упреком сказал Николай.
– Да, – сказала Наташа. – Знаешь, Николенька, не сердись; но я знаю, что ты на ней не женишься. Я знаю, Бог знает отчего, я знаю верно, ты не женишься.
– Ну, этого ты никак не знаешь, – сказал Николай; – но мне надо поговорить с ней. Что за прелесть, эта Соня! – прибавил он улыбаясь.
– Это такая прелесть! Я тебе пришлю ее. – И Наташа, поцеловав брата, убежала.
Через минуту вошла Соня, испуганная, растерянная и виноватая. Николай подошел к ней и поцеловал ее руку. Это был первый раз, что они в этот приезд говорили с глазу на глаз и о своей любви.
– Sophie, – сказал он сначала робко, и потом всё смелее и смелее, – ежели вы хотите отказаться не только от блестящей, от выгодной партии; но он прекрасный, благородный человек… он мой друг…
Соня перебила его.
– Я уж отказалась, – сказала она поспешно.
– Ежели вы отказываетесь для меня, то я боюсь, что на мне…
Соня опять перебила его. Она умоляющим, испуганным взглядом посмотрела на него.
– Nicolas, не говорите мне этого, – сказала она.
– Нет, я должен. Может быть это suffisance [самонадеянность] с моей стороны, но всё лучше сказать. Ежели вы откажетесь для меня, то я должен вам сказать всю правду. Я вас люблю, я думаю, больше всех…
– Мне и довольно, – вспыхнув, сказала Соня.
– Нет, но я тысячу раз влюблялся и буду влюбляться, хотя такого чувства дружбы, доверия, любви, я ни к кому не имею, как к вам. Потом я молод. Мaman не хочет этого. Ну, просто, я ничего не обещаю. И я прошу вас подумать о предложении Долохова, – сказал он, с трудом выговаривая фамилию своего друга.
– Не говорите мне этого. Я ничего не хочу. Я люблю вас, как брата, и всегда буду любить, и больше мне ничего не надо.
– Вы ангел, я вас не стою, но я только боюсь обмануть вас. – Николай еще раз поцеловал ее руку.


У Иогеля были самые веселые балы в Москве. Это говорили матушки, глядя на своих adolescentes, [девушек,] выделывающих свои только что выученные па; это говорили и сами adolescentes и adolescents, [девушки и юноши,] танцовавшие до упаду; эти взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье. В этот же год на этих балах сделалось два брака. Две хорошенькие княжны Горчаковы нашли женихов и вышли замуж, и тем еще более пустили в славу эти балы. Особенного на этих балах было то, что не было хозяина и хозяйки: был, как пух летающий, по правилам искусства расшаркивающийся, добродушный Иогель, который принимал билетики за уроки от всех своих гостей; было то, что на эти балы еще езжали только те, кто хотел танцовать и веселиться, как хотят этого 13 ти и 14 ти летние девочки, в первый раз надевающие длинные платья. Все, за редкими исключениями, были или казались хорошенькими: так восторженно они все улыбались и так разгорались их глазки. Иногда танцовывали даже pas de chale лучшие ученицы, из которых лучшая была Наташа, отличавшаяся своею грациозностью; но на этом, последнем бале танцовали только экосезы, англезы и только что входящую в моду мазурку. Зала была взята Иогелем в дом Безухова, и бал очень удался, как говорили все. Много было хорошеньких девочек, и Ростовы барышни были из лучших. Они обе были особенно счастливы и веселы. В этот вечер Соня, гордая предложением Долохова, своим отказом и объяснением с Николаем, кружилась еще дома, не давая девушке дочесать свои косы, и теперь насквозь светилась порывистой радостью.
Наташа, не менее гордая тем, что она в первый раз была в длинном платье, на настоящем бале, была еще счастливее. Обе были в белых, кисейных платьях с розовыми лентами.
Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.