Рамо, Жан-Филипп

Жан-Филипп Рамо Jean-Philippe Rameau
Жан-Филипп Рамо со скрипкой, портрет работы Жака Аведа
Основная информация
Дата рождения	24 сентября 1683(1683-09-24)
Место рождения	Дижон
Дата смерти	12 сентября 1764(1764-09-12) (80 лет)
Место смерти	Париж
Страна	Франция
Профессии	композитор
Инструменты	орга́н, клавесин, скрипка
Жанры	музыка барокко

Жан-Фили́пп Рамо́ (фр. Jean-Philippe Rameau; 25 сентября 1683, Дижон — 12 сентября 1764, Париж) — французский композитор и теоретик музыки эпохи барокко.

Биография

Сын органиста, знал ноты раньше, чем научился читать. Учился в иезуитской школе. В 18 лет был отправлен отцом в Италию совершенствовать музыкальное образование в Милане. Вернувшись, выступал скрипачом в оркестре Монпелье, служил органистом в Дижоне, Клермон-Ферране, Лионе. С 1722 обосновался в Париже. Писал для парижских театров, сочинял духовную и светскую музыку, с 1745 стал придворным композитором.

Творчество

Рамо прославился как светский композитор (3 латинских мотета на духовные тексты относятся к раннему допарижскому периоду творчства). В XX веке он приобрёл всеобщую известность (вплоть до фортепианного репертуара ДМШ) как автор пьес для клавесина (сборники 1706, 1724, 1727) и пяти «концертов» для клавесина, скрипки и виолы да гамба (сборник издан в 1741), содержащих сюиты и яркие характеристические пьесы. Среди них наиболее известны «Тамбурин» (Tambourin), «Курица» (La poule), «Дофин» (La Dauphine), «Молоточки» (Les petits marteaux), «Перекличка птиц» (Le Rappel des oiseaux). Пьесы для клавесина — творческая лаборатория Рамо-композитора, место проведения экспериментов в области гармонии, ритма, фактуры. Например, пьесы «Дикари» (Les sauvages) и «Циклопы» (Les Cyclopes) необычайно изобретательны с точки зрения развёртывания тонального лада, а пьеса «Энгармоническая» (L’Enharmonique) — один из первых в истории музыки примеров энгармонической модуляции.

Рамо создал новый оперный стиль, представленный в его наиболее известных «музыкальных трагедиях» «Ипполит и Арисия» (1-я ред. 1733, 2-я ред. 1742, 3-я ред. 1757) и «Кастор и Поллукс» (1-я ред. 1737, 2-я ред. 1754) и в опере-балете «Галантные Индии» (Les Indes galantes) (1-я и 2-я ред. 1735, 3-я ред. 1736). Среди других опер — «Дар­дан» (1-я ред. 1739; 2-я ред. 1744, 3-я ред. 1760), «Празд­не­ст­ва Ге­бы, или Лирические дарования» (1739), «Саид» («Заид», 1748), «Наида» (1749), «Зороастр» («Заратустра», 1-я ред. 1749, 2-я ред. 1756), «Бореады» (1763; 1-я сценическая постановка — Экс-ан-Прованский фестиваль, 1982), «лирические комедии» «Платея» (Версаль, 1745; 2-я ред. 1749) и «Паладины» (1760). Премьеры всех упомянутых опер (если не указано иное) прошли на сцене Па­риж­ской опе­ры.

Рамо принадлежат также семь (не опубликованных при жизни) кантат, в том числе «Фетида» и «Нетерпение» («L’Impatience»). Популярный у современных хористов «Гимн ночи» («Hymne à la nuit») в действительности — не сочинение Рамо, а выполненная Ж.Нуайоном (1888—1962) обработка для хора темы дуэта жриц («Rendons un éternel hommage», акт I, сцена 3) из оперы «Ипполит и Арисия».

На сочинения Рамо (для более точной их идентификации) принято ссылаться по тематическому каталогу Бюиссу-Эрлина-Денешо (принятое сокращение RCT, от фр. Rameau Catalogue Thématique).

Теоретические трактаты

(в скобках — даты публикации; все — в Париже):

• Трактат о гармонии, сведенной к её природным началам (Traité de l’harmonie réduite à ses principes naturels, 1722)
• Новая система теоретической музыки (Nouveau système de musique théorique, 1726)
• Рассуждение о различных способах аккомпанемента на клавесине или на органе (Dissertation sur les différentes méthodes d’accompagnement pour la clavecin ou pour l’orgue, 1732)
• Происхождение гармонии, или Трактат о теоретической и практической музыке (Génération harmonique, ou traité de musique théorique et pratique, 1737)
• Демонстрация основ гармонии (Démonstration du principe de l’harmonie, 1750)
• Новые мысли г-на Рамо по поводу демонстрации основ гармонии (Nouvelles réflexions de M Rameau sur sa démonstration du principe de l’harmonie, 1752)
• Наблюдения над нашей склонностью к музыке и о её [склонности] основах (Observations sur notre instinct pour la musique et sur son principe, 1754)
• Ошибки в музыкальных статьях Энциклопедии (Erreurs sur la musique dans l’Encyclopédie, 1755)
• Законы практической музыки… (Code de musique pratique, ou Méthodes pour apprendre la musique … avec de nouvelles réflexions sur le principe sonore, 1760)

Признание

После смерти Рамо его наследие надолго затмила слава Глюка как реформатора оперной сцены. На протяжении XIX столетия Рамо забыли и почти не исполняли (хотя его музыку внимательно изучали Гектор Берлиоз и Рихард Вагнер). Лишь на рубеже XIX—XX вв. значение Рамо и его музыки стало расти. Сегодня он признан крупнейшим французским композитором, виднейшей фигурой в музыке первой половины — середины XVIII века. Дени Дидро упоминает его в своем романе «Племянник Рамо».

В честь Рамо назван кратер на Меркурии.

Издания и переводы трактатов

• Rameau J.-Ph. Complete Theoretical Writings, edited by Erwin R. Jacobi in 6 volumes // American Institute of Musicology. Miscellanea 3/1-6. [s.l.], 2000, 1967, 1968, 1969, 1969, 1972 (факсимиле всех музыкальных трактатов Рамо с научным предисловием редактора).
• Hayes, Deborah. Rameau’s theory of harmonic generation: an annotated translation and commentary of Génération harmonique by Jean-Philippe Rameau. Ph. D. diss. Stanford University, 1968 (англ. перевод трактата «Происхождение гармонии»; диссертация также издана в виде микрофильма в Ann Arbor, 1974).
• Rameau J.-Ph.. Treatise on harmony, transl. and ed. by Philip Gosset. New York: Dover, 1971 (английский перевод «Трактата о гармонии»).
• Hayes, Deborah. Dissertation on the different methods of accompaniment by Jean-Philippe Rameau. Ann Arbor (Michigan), 1974 (англ. перевод трактата «Рассуждение о различных способах аккомпанемента»; существует только в виде микрофильма).
• Briscoe, Roger Lee. Rameau’s Démonstration du principe de l’harmonie and Nouvelles réflexions de M Rameau sur sa démonstration du principe de l’harmonie. Ph.D. diss., Indiana University, 1975 (англ. перевод трактатов «Демонстрация основ гармонии» и «Новые мысли г-на Рамо по поводу демонстрации основ гармонии»).
• Chandler B.G. Rameau’s Nouveau système de musique théorique: an annotated translation with commentary. Ph.D. diss., Indiana University, 1975 (англ. перевод трактата «Новая система теоретической музыки»).
• Lippman E. Musical aesthetics: a historical reader. Vol. 1: From Antiquity to the eighteenth century. New York, 1986, pp. 339—359 (английский перевод трактата «Наблюдения над нашей склонностью…»).

Литература

• Girdlestone C. Jean-Philippe Rameau: His life and work. 2nd ed. New York: Dover Publications, 1969. 631 p. ISBN 0-486-26200-6.
• Beaussant Ph. Rameau de A à Z. Paris: Fayard, 1983. 397 p. ISBN 2-213-01277-6.
• Lester, Joel. Compositional theory in the eighteenth century. Cambridge (Mass.): Harvard University Press, 1992.
• Lester J. Rameau and musical thought in the Enlightenment // The Cambridge history of Western music theory, ed. by Thomas Christensen. Cambridge, Mass., 2002, pp. 753—778.
• Холопов Ю. Н. Творец новой науки о гармонии — Жан-Филипп Рамо // Холопов Ю. Н. [и др. авторы.] Музыкально-теоретические системы. — М., 2006. — С. 181—191.
• Jean-Philippe Rameau: Catalogue thématique des oeuvres musicales, ed. S. Bouissou, D. Herlin, P. Denécheau. Paris, 2007—2012.
• Bouissou S. Jean-Philippe Rameau: Musicien des lumières. Paris: Fayard, 2014. ISBN 9782213637860.
• Sadler G. The Rameau compendium. Woodbridge: Boydell Press, 2014. ISBN 9781843839057.

См. также

• Оперы Рамо (список) (англ.)
• Пьесы для клавесина (список) (англ.)
• Дофин (франц.)
• Концертные пьесы для клавесина (список) (англ.)
• Мотеты на лат. духовные тексты (франц.)

Ссылки

• Рамо, Жан-Филипп: ноты произведений на International Music Score Library Project
• [www.classicalconnect.com/#/browse/composer/Jean-Philippe_Rameau/play Произведения Жана Филиппа Рамо на сайте Classical Connect]
• [jp.rameau.free.fr/ Любительский веб-сайт о Рамо] (фр.)
• [www.youtube.com/watch?v=dQg-3wkzJ3s «Гимн ночи»] Рамо (фрагмент из фильма «Хористы»)

Отрывок, характеризующий Рамо, Жан-Филипп

После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.