Ранголи

Ранголи, или альпона (рисунок-молитва) — нанесение орнамента на внешние стены дома — особенно вокруг входной двери — и на тщательно расчищенную и утрамбованную площадку перед входом в дом. У разных народов Индии типы этих рисунков различны, причем многие уходят корнями в глубочайшую древность, в те исторические эпохи, когда им приписывали магическое значение и наносили на земле возле алтарей и мест жертвоприношений. Можно проследить прямую связь некоторых из них с узорами на печатях и сосудах, найденных при раскопках в долине Инда.

На заре, когда мужчины ещё спят, женщины, зачерпнув в горсть краску (обычно порошковую) и пропуская её узкими струйками между пальцами, неуловимыми движениями кисти руки быстро и безошибочно вырисовывают на полу и на земле тонкий и сложный орнамент. Иногда он бывает одноцветным, но чаще двух- и трёхцветным, и требуется огромный навык для того, чтобы вовремя зажать пальцы, перекрыв, где нужно, струйки краски.

Сейчас в городах стали продавать полые трубки с дырочками, расположенными в определённом порядке. Продавцы насыпают в них красящий порошок и катят по асфальту. Узоры получаются кружевные, но все они имеют характер полос, тогда как настоящие традиционные альпона состоят из сложнейшего переплетения линий в квадрате, круге, звезде или любом другом контуре. Подобной техникой пользуются и тибетские монахи для создания песочных мандал.

Отрывок, характеризующий Ранголи

Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»