Ранг (биология)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Ранг (таксономия)»)
Перейти к: навигация, поиск

Ранг, таксономи́ческая катего́рия — понятие биологической систематики, описывающее уровень в иерархически организованной системе живых организмов (например, класс, отряд, семейство). Несмотря на ряд проблем с использованием рангов, они продолжают применяться, поскольку именно на ранговом принципе основаны правила образования названий групп (таксонов) живых организмов, зафиксированные в номенклатурных кодексах.





История

Концепция рангов в систематике восходит к концу XVII века, когда появились первые системы с разноимёнными иерархически соподчинёнными категориями. До этого говорили о родах: высших (лат. genera summa) и подчинённых (лат. genera subalterna), но не придавали разных имён родам, расположенным на разных уровнях иерархии.

Первыми авторами, которые начали использовать разные названия для соподчинённых групп разных уровней иерархии, были французский ботаник Пьер Маньоль1689 году разделил растения на семейства и подчинённые им роды), его ученик Жозеф Питтон де Турнефор1694 году ввёл наиболее сложную для его периода иерархию из классов, секций, родов и видов) и немецкий ботаник Августус Квиринус Ривинус (в его системе 1690 года порядки делились на роды и виды).

Практика так называемого систематического (с использованием разноимённых категорий) распределения растений, животных и минералов закрепилась к середине XVIII века, благодаря усилиям Карла Линнея и его единомышленников. В своих основных сочинениях (наибольшую известность получила Systema naturae) Линней разделил все натуралии на три царства: животных, растений и минералов. Каждое царство (regnum) делилось далее на классы (classes), порядки или отряды (ordines), роды (genera) и виды (species). Многие виды были разделены на разновидности (varietates). За этой системой соподчинённых рангов закрепилось название линнеевской иерархии.

Позднее количество рангов увеличилось, как за счёт введения новых основных рангов (из которых наиболее существенными добавлениями стали семейство, а также тип в зоологии и отдел в ботанике), так и за счёт создания системы производных рангов.

Основными рангами (англ. principal ranks[1]) таксонов являются (от высших рангов к низшим): царство (лат. regnum), тип или отдел (лат. divisio, phylum), класс (лат. classis), отряд или порядок (лат. ordo), семейство (лат. familia), род (лат. genus), вид (лат. species)[1][2].

Прочие (вторичные, неосновные) ранги (англ. secondary ranks[3]) таксонов: триба (лат. tribus) — ранг между семейством и родом), секция (лат. sectio) и ряд (лат. series) — между родом и видом, разновидность (лат. varietas) и форма (лат. forma) — ранги ниже вида[3]

Названия производных рангов образуются от названий основных путём добавления к ним приставок над- (super-), под- (sub-) и инфра- (infra-). Пример иерархического соподчинения основного (выделен полужирным шрифтом) и производных рангов:

  • Superclassis (надкласс)
    • Classis (класс)
      • Subclassis (подкласс)
        • Infraclassis (инфракласс)

Современное положение дел

В современной систематической номенклатуре ранги — важный технический компонент, поскольку названия таксонов одного ранга обычно образуются по одним и тем же правилам. Правила несколько отличаются в сфере действия различных номенклатурных кодексов (об особенностях см. статьи, посвящённые МКЗН, МКБН, МКНБ и МКТВ), но в целом основные принципы таковы:

  • Все научные названия делятся на три группы: названия родовой группы, названия видовой группы и названия группы семейства.
  • Названия родовой группы (род и подрод) состоят из одного слова, грамматически это латинское или латинизированное существительное (иногда в качестве такового могут выступать произвольные комбинации букв). Пример: род Homo.
  • Названия видовой группы (вид) состоят из двух слов (так называемые биномиальные названия, или биномены): имени рода и имени вида (видового эпитета). Сюда же относятся названия подвидов, состоящие из трёх слов: к биномену прибавляется имя подвида (подвидовой эпитет). Пример: вид Homo sapiens, подвид Homo sapiens sapiens.
  • Названия группы семейства (надродовые таксоны от подтрибы до надсемейства в сфере действия МКЗН и от подтрибы до отдела в сфере действия МКБН и МКНБ) состоят из одного слова, образуемого от названия типового рода путём прибавления к его основе в родительном падеже стандартизованных окончаний. Пример: Hominidae от Homo или Asteraceae от Aster.

Проблемы

Ранговая классификация несвободна от проблем, как чисто практического, так и теоретического свойства.

Дополнительные ранги

По мере развития знаний о разнообразии живых организмов и методов биологической систематики система живых организмов постепенно усложнялась. Для того чтобы отразить сложную структуру иерархических отношений, вводились всё новые и новые уровни иерархии, однако всё время ощущался недостаток терминов, в связи с чем различными авторами предлагались и предлагаются новые ранги (когорты, легионы и проч.), которые, однако, нельзя назвать общепризнанными.

Иные школы систематики

Эти проблемы только усугубились во второй половине XX века с возникновением фенетики и кладистического анализа — двух школ в систематике, претендовавших на научную строгость и объективность методов. Ни из процедур оценки общего сходства, на которых основывались фенетические классификации, ни из принципов взаимно-однозначного соответствия между филогенией и системой в кладистике не следовало, что в мире живых существ могут быть выявлены универсальные объективируемые ранги иерархии таксономических категорий.

Дискуссии, развернувшиеся вокруг рангового принципа, лежащего в основе правил образования названий, привели к разработке проектов безранговых номенклатур, однако ни один из проектов до сих пор не получил всеобщего признания. Один из вариантов решения проблемы — так называемый «Филокодекс» (номенклатурный кодекс, основанный на принципах филогенетики), однако большинство зоологов и ботаников считают его неприемлемым, поскольку он находится в противоречии с общепринятыми Международным кодексом зоологической номенклатуры (МКЗН) и Международным кодексом ботанической номенклатуры (МКБН).

Система из двух других безранговых номенклатур — циркумскриптной и иерархической[4] — в настоящее время используется в кладоэндезисе[5] применительно к названиям животных, поскольку она согласуется с Международным кодексом зоологической номенклатуры.

Напишите отзыв о статье "Ранг (биология)"

Примечания

  1. 1 2 [ibot.sav.sk/icbn/frameset/0007Ch1Art003.htm Венский кодекс ботанической номенклатуры (2006). Раздел II. Глава I. Статья 3] (англ.)  (Проверено 1 июля 2010)
  2. Майр Э. Принципы зоологической систематики: Пер. с англ. = Ernst Mayr. Principles of Systematic Zoology. — М.: Мир, 1971. — С. 110. — 455 с. — УДК 590
  3. 1 2 [ibot.sav.sk/icbn/frameset/0008Ch1Art004.htm Венский кодекс ботанической номенклатуры (2006). Раздел II. Глава I. Статья 4] (англ.)  (Проверено 1 июля 2010)
  4. Клюге Н. Ю. [www.insecta.bio.spbu.ru/z/zoo_nome.htm Современная систематика насекомых. Часть I. Принципы систематики живых организмов и общая система насекомых с классификацией первичнобескрылых и древнекрылых]. — СПб.: Лань, 2000. — 333 стр.
  5. [www.insecta.bio.spbu.ru/z/cladoendesis-rus.htm Кладоэндезис]. Принципы биологической систематики и номенклатуры. Санкт-Петербургский гос. ун-т; биол.-почв. факультет; кафедра энтомологии; Н. Ю. Клюге. Проверено 6 января 2013. [www.webcitation.org/6DoQcuQxW Архивировано из первоисточника 20 января 2013].

Литература

  • Джеффри Ч. Биологическая номенклатура. — М.: Мир, 1980. — 120 с.
  • Клюге Н. Ю. Современная систематика насекомых. Принципы систематики живых организмов и общая система насекомых с классификацией первичнобескрылых и древнекрылых. — СПб.: Лань, 2000. — 333 с. — ISBN 5-8114-0216-3.
  • Куприянов А. В. Предыстория биологической систематики: «народная таксономия» и развитие представлений о методе в естественной истории конца XVI — начала XVIII вв. — СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2005. — 61 с. — ISBN 5-94380-043-3.
  • Hull D. Science as a Process: An Evolutionary Account of the Social and Conceptual Development of Science (Science & Its Conceptual Foundations S.). — Chicago: University of Chicago Press, 1990. — 600 p. — ISBN 0-226-36051-2.


Таксономические ранги

Домен (Надцарство) — Царство — Подцарство — Надтип/Надотдел — Тип/Отдел — Подтип/Подотдел — Инфратип — Надкласс — Класс — Подкласс — Инфракласс — Надотряд/Надпорядок — Отряд/Порядок — Подотряд/Подпорядок — Инфраотряд — Секция — Подсекция — Надсемейство — Семейство — Подсемейство — Надтриба — Триба — Подтриба — Род — Раздел — Подраздел — Подрод — Надсекция — Секция — Подсекция — Ряд — Подряд — Вид — Подвид — Вариетет/Разновидность — Подразновидность — Форма — Подформа

Таксономия — Биноминальная номенклатура

Отрывок, характеризующий Ранг (биология)

Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…