Рапира

Рапи́ра (нем. Rapier, от фр. rapière, изначально исп. espadas roperas — буквально «меч для одежды», то есть носимый с гражданским платьем, а не с доспехом, искажённое в фр. la rapiere) — преимущественно колющее клинковое оружие, разновидность шпаги, в изначальном значении длинная «гражданская» шпага, в отличие от «боевой» шпаги слишком лёгкая для нанесения рубящего удара, тем не менее в классическом (не спортивном) варианте имеющая лезвия.

В русском языке рапирой чаще всего называются оружие со штыкообразным клинком — трёх- или четырёхгранным, преимущественно предназначенное для тренировочных поединков.

Стоит отметить, что в российских дореволюционных изданиях по фехтованию «рапирой» вообще всегда называли сугубо тренировочное оружие, не имеющее ни лезвий, ни острия, вместо которого у неё имелась «пуговка», «которая притом ещё обвёртывается замшей, чтобы нельзя было ранить». Боевое же оружие называлось шпагой.

В настоящее время рапира широко используется на соревнованиях по фехтованию (смотрите ниже). Исторические рапиры — популярное оружие XVI—XVII веков, были, как правило, существенно длиннее (клинок до 130 сантиметров) и тяжелее современных спортивных рапир.

История

исп. espadas roperas / фр. rapiere

Разновидность шпаги с лезвиями, отличающаяся от боевых шпаг меньшим весом, а от классической короткой шпаги большей длиной. Французское фр. rapiere, вошедшее в другие языки, происходит от испанского (исп. espadas roperas) — меч для придворной одежды, то есть не для доспеха. При этом во многих европейских языках отсутствует слово «шпага», а слово «рапира» используется для обозначения шпаг.

Рапира появилась в Испании, к концу XV века, став современницей позднего готического латного доспеха, а также первых колесцовых пистолетов изобретённых Леонардо да Винчи, и открытий Колумба. Первоначально рапира представляла собой богато украшенный облегчённый парадный меч, носимый придворными и оснащённый такой же гардой, как и появившаяся чуть ранее, в той же Испании, боевая шпага. Что характерно, тогдашние боевые шпаги отличались от современных им готических мечей лишь сложной гардой, лучше защищавшей руку, и тоже носились с латами. В отличие от более ранних облегчённых парадных мечей, рапира подходила не только для парадного ношения, но также оказалась удачным оружием самообороны, позволяющим уверенно отбиваться от нападавших и при отсутствии как доспеха, так и щита — было достаточно кинжала или даги, а в крайнем случае можно было обойтись собственным плащом, намотанным на левую руку. В XVI веке рапира обрела популярность и в других странах. Причём широкое распространение рапир способствовало также и широкому распространению боевых шпаг.

В XVIII веке рапира была заметно потеснена более лёгкой короткой шпагой, во французском варианте гранёной, а в итальянском отличающейся от рапиры лишь длиной, которая меньше примерно на треть. Благодаря меньшей длине короткая шпага, иногда называвшаяся «короткой рапирой», обладала меньшим весом, за счёт чего позволяла более быстрое фехтование.

итал. fioretto

См. также: Рапира (спорт)

Итальянское тренировочное оружие с тупым наконечником на гранёном клинке, которое использовалось для обучения фехтованию на шпагах. Итальянское слово fioretto (фр. fleuret, исп. florete, нем. florett, англ. foil) означает как оружие целиком, так и наконечник на его клинке. В русском языке это оружие называлось рапира. Традиция ограничивать при фехтовании на fioretto зону поражения лишь корпусом связана с тем, что, во-первых, защитное снаряжение эпохи возрождения представляло собой кожаный нагрудник, во-вторых, укол узкого лёгкого клинка в руку или ногу, в отличие от укола в корпус, не приводил к быстрому выводу противника из строя, и, как свидетельствуют многочисленные описания дуэлей, дуэлянт, получивший укол в руку или ногу, часто продолжал бой (для сравнения: спортивное фехтование на шпагах основано на дуэлях «до первой крови», где для победы было достаточно лёгкого ранения в руку или ногу). Отсутствие же лезвия связано не только с тем, что итал. fioretto является тренировочным оружием, но и с принципом итальянской школы фехтования на шпагах: «убивать остриём, а не лезвием», а также с тем, что обычной (не боевой) шпагой практически невозможно нанести по-настоящему сильный рубящий удар. Фехтование на современных спортивных рапирах произошло от фехтования на fioretto.

Ссылки

• [nicksa.narod2.ru/maria_gavrilina_portfolio/istoriya_oruzhiya/dzhon_klements_rapira_v_voprosah_i_otvetah/ Джон Клементс «Рапира в вопросах и ответах»]
  • [www.thearma.org/Youth/rapieroutline.htm Questions and Answers About the Rapier]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Рапира

– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.