Рассвет (роман)

Рассвет
Breaking dawn
Обложка книги американского издательства
Автор:	Стефани Майер
Жанр:	фантастика, роман
Язык оригинала:	английский
Переводчики:	М. Десятова, Е. Романова
Серия:	Сумерки
Издатель:	АСТ
Выпуск:	Март 2009 года
ISBN:	ISBN 0-316-06792-X
Предыдущая:	«Затмение»
Следующая:	Солнце полуночи (не издавалась) Недолгая вторая жизнь Бри Таннер

«Рассвет» (англ. Breaking Dawn) — четвертый роман серии «Сумерки» писательницы Стефани Майер. Книга вышла впервые в США 2 августа 2008 года, продажа началась в полночь и сопровождалась вечеринками для фанатов на территории книжных магазинов. Первый тираж составлял 3,7 миллионов экземпляров, из которых 1,3 миллиона были раскуплены за первые 24 часа продаж, что стало новым рекордом печатного издательства Hachette Book Group. Книга является продолжением истории о любви обычной девушки Беллы Свон и вампира Эдварда Каллена. Повествование в ней ведётся не только от лица Беллы, но и от имени оборотня Джейкоба.

Сюжет книги

В книге рассказывается о дальнейшей судьбе Эдварда и Беллы. После свадьбы молодожёны отправляются на медовый месяц. Несмотря на то, что Белла ещё человек, ей удаётся уговорить сомневающегося и опасающегося за безопасность своей жены Эдварда на физическую связь. Оба не подозревают, что союз человека и вампира может привести к рождению ребёнка-полувампира. Белла беременеет. Этот ребёнок — наполовину человек, наполовину вампир, поэтому роды могут стоить Белле жизни. Однако Белла хочет этого ребёнка, даже ценой своей жизни. Чтобы защитить ребёнка, она обращается за помощью к Розали, отношения с которой никогда не были дружескими.

Часть, в которой рассказывается о беременности Беллы, написана от лица её друга - оборотня Джейкоба, которому пришлось сделать выбор между своей стаей и привязанностью к Белле. Стая решает, что ребенок может быть опасен для жителей Форкса, так как его природа неизвестна. Джейкоб, узнав, что, скорее всего, Белла погибнет ещё до рождения ребёнка от зубов его соплеменников, покидает стаю Сэма и уходит защищать Калленов. По праву рождения Джейкоб альфа-вожак стаи. К нему присоединяется Сет Клируотер, который находится с Калленами в хороших отношениях, по сравнению с другими оборотнями, а затем и Лиа — его сестра. Новая стая пытается защитить Беллу и её ребенка.

Дитя изнутри высасывает жизнь матери, слабея и набираясь сил вместе с ней, и Белла находится на грани жизни и смерти. Она не может питаться человеческой едой из-за сильнейшего токсикоза, но по-прежнему хочет родить этого ребёнка. По совету Джейкоба она начинает пить кровь, и на какое-то время её самочувствие улучшается.

У Эдварда и Беллы рождается дочь, полувампир-получеловек, получившая имя Ренесми (комбинация имён Рене (матери Беллы) и Эсми (приёмной матери Эдварда)). Роды оказываются настолько тяжелы, что единственный способ спасти Белле жизнь — превратить её в бессмертного вампира, на что Джейкоб, будучи вожаком по праву рождения, незадолго до родов даёт разрешение. Эдвард отравляет Беллу своим ядом, вкалывая шприц прямо в сердце, а затем несколько раз кусая её. Но поскольку Белла не подаёт никаких признаков жизни, Джейкоб считает, что она умерла и спасать её уже поздно. Сильнее прежнего ненавидя новорождённую Ренесми, из-за которой, по его мнению, только что погибла Белла, Джейкоб решает немедленно убить девочку. Но в этот момент он внезапно испытывает непреодолимую тягу к Ренесми, их взгляды встречаются, и между ними происходит запечатление.

После превращения Белла отправляется с Эдвардом на первую охоту. На охоте она проявляет невиданный для новообращённого вампира самоконтроль: она может сдерживать свои эмоции и контролировать жажду. Ренесми взрослеет быстрее обычных детей, вскоре начинает ходить и говорить. От Джейкоба она получила прозвище «Несси» (англ.  Nessie), которое первоначально (до противостояния с Вольтури) Белла терпеть не может, так как этим именем называют также Лох-Несское чудовище, но которое, тем не менее, быстро распространяется среди родственников и друзей Беллы. Ренесми не вырабатывает яд. Кроме того, она обладает талантом, обратным таланту своего отца — может показать кому угодно любые свои мысли, фантазии, дотронувшись рукой до другого человека, при этом тот, к кому она прикоснётся, будет видеть её мысли в своей голове. Ренесми очень быстро взрослеет. Через неделю после своего рождения девочка уже умеет говорить, но предпочитает не выражать свои мысли вслух, а использовать свой дар.

Джейкоб, запечатлённый с Ренесми, не настроен расставаться с малышкой ни на минуту. Однако, все остальные хотят уехать с насиженного места, хотя бы для того, чтобы узнать будущее единственного ребёнка в клане Калленов. Чтобы не допустить этого, Джейкоб легкомысленно открывает свою сущность оборотня Чарли, отцу Беллы. Когда тот приезжает к Калленам и требует объяснений, им удаётся сохранить тайну существования вампиров, но при этом Чарли остаётся в жизни дочери. Ренесми выдают за удочерённую племянницу Эдварда, якобы родную дочь старшего брата Эдварда и его жены, погибших в автокатастрофе, хотя Чарли и подозревает, что ему что-то недоговаривают.

Но происходит непредвиденное: от Ирины, родственницы Калленов из клана Денали, увидевшей Ренесми издали и решившей, что Каллены создали «бессмертного младенца» (человеческое дитя, превращённое в вампира путём укуса), Вольтури, в своё время убившие за подобное мать Ирины и её сестёр, Тани и Кейт, узнают о существовании Ренесми и идут на Калленов войной. Делать маленьких детей вампирами запрещено, потому что те не могут контролировать свою жажду. Но для Вольтури это не главное — даже если весть об этом преступлении не подтвердится, они рассчитывают под тем или иным предлогом устранить неудобный и неугодный им клан, а наделённых дарами его членов — поработить. Семье Калленов удаётся собрать свидетелей безвредности Ренесми (вампиров) из разных уголков мира, а обе стаи оборотней (стая Сэма и стая Джейкоба) объединяются с вампирами-свидетелями. В это же время выясняется, что, кроме самоконтроля, у Беллы есть другой дар — незримый щит, защищающий её от любого другого дара (но не от физической силы). Она раскрывает свой дар и учится укрывать своим щитом других. Эдвард предполагает, что у дара Ренесми, обратного его собственному, есть ещё одно свойство — в противоположность Белле, дар которой может защитить её ото всех, от дара Ренесми не может защититься никто.

После того, как выясняется, что донос Ирины о «бессмертном младенце» ошибочен, Кай, один из старейшин Вольтури, убивает её «за лжесвидетельство» на глазах у сестёр, провоцируя последних на атаку, в последний момент предотвращённую Калленами, после чего Вольтури в самом деле начинают искать повод, чтобы осуществить задуманное, в том числе открыто предлагая одарённым вампирам из числа Калленов и их свидетелей перейти на свою сторону. Белле удаётся спасти всю свою семью и союзников от Джейн с её иллюзией адской боли и Алека, способного лишать сразу осязания, зрения и слуха, в то время, как Элис, которая первоначально без всяких объяснений оставила семью и исчезла вместе с Джаспером (дабы Аро, глава Вольтури, не мог прочесть в чьих-либо мыслях истинную причину её ухода, она оставила несколько знаков Белле — единственной, чьи мысли закрыты для Аро), приводит живое доказательство безобидности Ренесми — Науэля (тоже вампиро-человек), в результате чего Вольтури, часть свидетелей которых оставляет их ещё до решения, признают, что полувампиры не представляют угрозы, и отступают.

В финале Белла с Эдвардом возвращаются домой, и Белла усилием воли снимает свою мысленную защиту, чтобы позволить Эдварду прочитать её мысли.

Ссылки

• [www.stepheniemeyer.com/breakingdawn.html Страница, посвящённая Breaking dawn на сайте] Стефани Майер  (англ.)

Отрывок, характеризующий Рассвет (роман)

После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.
В 12 м году, когда до Букарешта (где два месяца жил Кутузов, проводя дни и ночи у своей валашки) дошла весть о войне с Наполеоном, князь Андрей попросил у Кутузова перевода в Западную армию. Кутузов, которому уже надоел Болконский своей деятельностью, служившей ему упреком в праздности, Кутузов весьма охотно отпустил его и дал ему поручение к Барклаю де Толли.
Прежде чем ехать в армию, находившуюся в мае в Дрисском лагере, князь Андрей заехал в Лысые Горы, которые были на самой его дороге, находясь в трех верстах от Смоленского большака. Последние три года и жизни князя Андрея было так много переворотов, так много он передумал, перечувствовал, перевидел (он объехал и запад и восток), что его странно и неожиданно поразило при въезде в Лысые Горы все точно то же, до малейших подробностей, – точно то же течение жизни. Он, как в заколдованный, заснувший замок, въехал в аллею и в каменные ворота лысогорского дома. Та же степенность, та же чистота, та же тишина были в этом доме, те же мебели, те же стены, те же звуки, тот же запах и те же робкие лица, только несколько постаревшие. Княжна Марья была все та же робкая, некрасивая, стареющаяся девушка, в страхе и вечных нравственных страданиях, без пользы и радости проживающая лучшие годы своей жизни. Bourienne была та же радостно пользующаяся каждой минутой своей жизни и исполненная самых для себя радостных надежд, довольная собой, кокетливая девушка. Она только стала увереннее, как показалось князю Андрею. Привезенный им из Швейцарии воспитатель Десаль был одет в сюртук русского покроя, коверкая язык, говорил по русски со слугами, но был все тот же ограниченно умный, образованный, добродетельный и педантический воспитатель. Старый князь переменился физически только тем, что с боку рта у него стал заметен недостаток одного зуба; нравственно он был все такой же, как и прежде, только с еще большим озлоблением и недоверием к действительности того, что происходило в мире. Один только Николушка вырос, переменился, разрумянился, оброс курчавыми темными волосами и, сам не зная того, смеясь и веселясь, поднимал верхнюю губку хорошенького ротика точно так же, как ее поднимала покойница маленькая княгиня. Он один не слушался закона неизменности в этом заколдованном, спящем замке. Но хотя по внешности все оставалось по старому, внутренние отношения всех этих лиц изменились, с тех пор как князь Андрей не видал их. Члены семейства были разделены на два лагеря, чуждые и враждебные между собой, которые сходились теперь только при нем, – для него изменяя свой обычный образ жизни. К одному принадлежали старый князь, m lle Bourienne и архитектор, к другому – княжна Марья, Десаль, Николушка и все няньки и мамки.