Расстановка сил в операции Барбаросса
Представлена расстановка сил советских, немецких, румынских, венгерских и словацких войск, участвовавших в операции «Барабаросса» на 22 июня 1941 года.
В статье также указаны советские, немецкие и финские войска, находившиеся на северном театре (Карелия, Заполярье). Боевые действия тут начались 25 июня и данный театр военных действий обычно в историографии рассматривается отдельно и не относится к Операции Барбаросса.
Содержание
СССР
Сухопутные войска и авиация
В СССР на базе военных округов, находившихся на западной границе, согласно решению Политбюро от 21 июня 1941 г. было создано четыре фронта. 24 июня был создан Северный фронт.
Северный фронт
Командующий: Маркиан Михайлович Попов
- 7-я армия (командующий генерал-лейтенант Ф. П. Гореленко)
- 14-я армия (командующий генерал-лейтенант В. А. Фролов)
- 23-я армия (командующий генерал-лейтенант П. С. Пшенников)
- соединения и части фронтового подчинения
Северо-Западный фронт
Командующий: Фёдор Исидорович Кузнецов
Западный фронт
Командующий: Дмитрий Григорьевич Павлов
Юго-Западный фронт
Командующий: Михаил Петрович Кирпонос
9-я отдельная армия
ВМФ
- Балтийский флот (командующий В. Ф. Трибуц) был расположен в Балтийском море. Он имел в своём составе 2 линкора, 2 крейсера, 2 лидера эсминцев, 19 эсминцев, 65 подводных лодок, 48 торпедных катеров и другие корабли, 656 самолётов.
- Черноморский флот (командующий Ф. С. Октябрьский) был расположен в Чёрном море. Он имел в своём составе 1 линкор, 6 крейсеров, 16 лидеров и эсминцев, 47 подводных лодок, 2 бригад торпедных катеров, несколько дивизионов тральщиков, сторожевых и противолодочных катеров, свыше 600 самолётов.
Страны Оси
Войска в Заполярье и Финляндии
- Армия «Норвегия» (командующий Николаус фон Фалькенхорст)
- Горнострелковый корпус «Норвегия» (командующий Эдуард Дитль)
- 36-й армейский корпус (командующий Отто Файге)
- 3-й армейский корпус (Финляндия) (командующий Ялмар Сииласвуо)
- Карельская армия (Финляндия) (командующий Аксель Эрик Хейнрикс)
- 14-я пехотная дивизия (Финляндия)
- 6-й армейский корпус (Финляндия) (командующий Пааво Талвела)
- 7-й армейский корпус (Финляндия) (командующий Юхан Волдемар Хэгглунд)
- Дивизионная группа «О» (Финляндия) (командующий В.Ойнонен)
- Резерв
- 1-й армейский корпус (Финляндия) (командующий Эйнар Мякинен) — штаб сформирован в августе
- Юго-Восточная армия (Финляндия) (командующий Карл Густав Маннергейм)
- 2-й армейский корпус (Финляндия) (командующий Лаатикайнен)
- 4-й армейский корпус (Финляндия) (командующий Карл Леннарт Эш)
- Резерв
- Группа «Ханко» (Финляндия)
Группа армий «Север»
Командующий: генерал-фельдмаршал Вильгельм Риттер фон Лееб
- 18-я армия (командующий – генерал-полковник Георг фон Кюхлер)
- 291-я пехотная дивизия (с августа в 42-м армейском корпусе)
- 26-й армейский корпус (командующий Альберт Водриг)
- 61-я пехотная дивизия (с августа в 42-м армейском корпусе)
- 217-я пехотная дивизия (с августа в 42-м армейском корпусе)
- 93-я пехотная дивизия (передана в июле из резерва ОКХ)
- 1-я пехотная дивизия из 1-го армейского корпуса (с июля по август)
- 1-й армейский корпус (командующий Куно фон Бот) — с сентября в 16-й армии
- 1-я пехотная дивизия (с июля в 26-м армейском корпусе, с августа в 41-м корпусе 4-й танковой группы, с сентября в 38-м армейском корпусе)
- 11-я пехотная дивизия
- 21-я пехотная дивизия
- 38-й армейский корпус | 2-й эшелон | (командующий Фридрих-Вильгельм фон Хаппиус) — с августа в 4-й танковой группе, с сентября вновь в 18-й армии
- 58-я пехотная дивизия
- 254-я пехотная дивизия (передана в июле в 26-й армейский корпус)
- 1-я пехотная дивизия из 41-го моторизованного корпуса (с сентября)
- 42-й армейский корпус (штаб передан в августе из группы армий «Центр»)
- 61-я пехотная дивизия из 26-го армейского корпуса
- 217-я пехотная дивизия из 26-го армейского корпуса
- 254-я пехотная дивизия из 26-го армейского корпуса
- 291-я пехотная дивизия из 1-го армейского корпуса
- 4-я танковая группа (командующий – генерал-полковник Эрих Хёпнер)
- 41-й моторизованный корпус (командующий Ганс Райнхардт)
- 1-я танковая дивизия
- 6-я танковая дивизия
- 36-я моторизованная дивизия
- 269-я пехотная дивизия
- 1-я пехотная дивизия из 26-го армейского корпуса (с августа по сентябрь)
- 56-й моторизованный корпус (командующий – генерал пехоты Эрих фон Манштейн)
- Резерв
- 38-й армейский корпус из 18-й армии (с августа по сентябрь)
- 41-й моторизованный корпус (командующий Ганс Райнхардт)
- 16-я армия (командующий – генерал-полковник Эрнст Буш)
- 10-й армейский корпус (командующий Христиан Хансен)
- 28-й армейский корпус (командующий Мориц фон Викторин)
- 2-й армейский корпус (командующий Вальтер фон Брокдорф-Алефельдт)
- Резерв
- 50-й армейский корпус (штаб передан в июле 1941 из резерва ОКХ)
- 96-я пехотная дивизия (передана в июле из резерва ОКХ)
- 4-я полицейская пехотная дивизия СС (передана в июле из резерва ОКХ)
- 1-й армейский корпус из 18-й армии (с сентября)
- Резерв группы армий:
- 23-й армейский корпус (командующий Альбрехт Шуберт) — с июля в 3-й танковой группе.
- 101-е командование по охране тыла
Группа армий «Центр»
Командующий: генерал-фельдмаршал Фёдор фон Бок
- 3-я танковая группа (командующий – генерал-полковник Герман Гот)
- 39-й моторизованный корпус (командующий Рудольф Шмидт)
- 7-я танковая дивизия
- 20-я танковая дивизия
- 14-я моторизованная дивизия - с июля в 57-м мотокорпусе.
- 20-я моторизованная дивизия
- 57-й моторизованный корпус (командующий – генерал танковых войск Адольф Кунцен)
- 12-я танковая дивизия - с июля в 39-м мотокорпусе.
- 19-я танковая дивизия
- 18-я моторизованная дивизия - с июля в 39-м мотокорпусе.
- 900-я учебная моторизованная бригада
- 101-й огнемётный танковый батальон
- 39-й моторизованный корпус (командующий Рудольф Шмидт)
- 9-я армия (командующий – генерал-полковник Адольф Штраус)
- 6-й армейский корпус (командующий Отто Ферстер) - с 23 июня, первоначально оперативно подчинялся 3-й танковой группе
- 5-й армейский корпус (командующий Рихард Руофф) - с 23 июня, первоначально оперативно подчинялся 3-й танковой группе
- 8-й армейский корпус (командующий Вальтер Хайтц)
- 20-й армейский корпус (командующий Фридрих Матерна) - с сентября в 4-й армии
- 162-я пехотная дивизия
- 256-я пехотная дивизия
- 7-я пехотная дивизия из 24-го моторизованного корпуса (с сентября)
- 78-я пехотная дивизия из 7-го армейского корпуса (с сентября)
- 42-й армейский корпус (командующий Вальтер Кунце)
- 4-я армия (командующий – генерал-фельдмаршал Гюнтер фон Клюге)
- 7-й армейский корпус (командующий Вильгельм Фармбахер) - с августа во 2-й танковой группе, с сентября вновь в 4-й армии
- 7-я пехотная дивизия (с августа в 24-м моторизованном корпусе 2-й танковой группы, с сентября в 20-м армейском корпусе)
- 23-я пехотная дивизия
- 221-я охранная дивизия
- 258-я пехотная дивизия
- 268-я пехотная дивизия
- 78-я пехотная дивизия из 13-го армейского корпуса (с августа по сентябрь)
- 9-й армейский корпус (командующий Герман Гейер)
- 137-я пехотная дивизия
- 263-я пехотная дивизия
- 292-я пехотная дивизия
- 17-я пехотная дивизия из 13-го армейского корпуса (с июля по август)
- 15-я пехотная дивизия из 46-го моторизованного корпуса (с сентября)
- 43-й армейский корпус (командующий Готхард Хейнрици) - с июля во 2-й армии
- 12-й армейский корпус (командующий Вальтер Шрот) - первоначально оперативно подчинялся 2-й танковой группе, с августа во 2-й армии, с сентября вновь в 4-й
- 31-я пехотная дивизия
- 34-я пехотная дивизия
- 45-я пехотная дивизия (с июля в 53-м армейском корпусе резерва группы, с августа в 35-м армейском корпусе 2-й армии)
- 13-й армейский корпус | 2-й эшелон | (командующий Ханс Фельбер) - с августа во 2-й армии
- 17-я пехотная дивизия (с июля в 9-м армейском корпусе, с августа вновь в 13-м)
- 78-я пехотная дивизия (с августа в 7-м армейском корпусе 2-й танковой группы, с сентября в 20-м армейском корпусе 4-й армии)
- Резерв
- 20-й армейский корпус из 9-й армии (с сентября)
- 7-й армейский корпус (командующий Вильгельм Фармбахер) - с августа во 2-й танковой группе, с сентября вновь в 4-й армии
- 2-я танковая группа (командующий – генерал-полковник Гейнц Гудериан; начальник штаба – подполковник барон фон Либенштайн)
- 24-й моторизованный корпус (командующий Лео Гейр фон Швеппенбург)
- 3-я танковая дивизия
- 4-я танковая дивизия
- 10-я моторизованная дивизия
- 1-я кавалерийская дивизия
- 267-я пехотная дивизия
- 7-я пехотная дивизия из 7-го армейского корпуса (с августа)
- 47-й моторизованный корпус (командующий – генерал артиллерии Йоахим Лемельзен)
- 46-й моторизованный корпус | 2-й эшелон | (командующий – генерал танковых войск Генрих фон Фитингхоф)
- 10-я танковая дивизия
- Моторизованная дивизия СС «Дас Рейх»
- пехотный полк «Великая Германия»
- 15-я пехотная дивизия из 35-го армейского корпуса (с августа по сентябрь)
- 100-й огнемётный танковый батальон
- 7-й армейский корпус из 4-й армии (с августа по сентябрь)
- 24-й моторизованный корпус (командующий Лео Гейр фон Швеппенбург)
- Резерв группы армий:
- 53-й армейский корпус (командующий Карл Вайзенбергер) - с августа во 2-й армии
- 293-я пехотная дивизия
- 52-я пехотная дивизия (передана в июле из резерва ОКХ)
- 45-я пехотная дивизия из 12-го армейского корпуса (с июля по август)
- 53-й армейский корпус (командующий Карл Вайзенбергер) - с августа во 2-й армии
- 102-е командование по охране тыла
- Командование рейхсфюрера СС
- 1-я моторизованная бригада СС
- 2-я моторизованная бригада СС
- 1-й и 2-й кавалерийские полки СС (с 27 июля Кавалерийская бригада СС)
- Добровольческий штандарт СС «Гамбург»
- 2-я армия (штаб передан в июле из резерва ОКХ)
- 35-й армейский корпус (штаб передан в июле из резерва ОКХ)
- 15-я пехотная дивизия (передана в июле из резерва ОКХ)
- 112-я пехотная дивизия (передана в июле из резерва ОКХ)
- 197-я пехотная дивизия (передана в июле из резерва ОКХ)
- 45-я пехотная дивизия из 53-го армейского корпуса (с августа)
- 43-й армейский корпус из 4-й армии (с июля)
- 12-й армейский корпус из 4-й армии (с августа по сентябрь)
- 13-й армейский корпус из 4-й армии (с августа)
- 53-й армейский корпус из резерва группы (с августа)
- 35-й армейский корпус (штаб передан в июле из резерва ОКХ)
Группа армий «Юг»
Командующий: генерал-фельдмаршал Герд фон Рундштедт
- 6-я армия (командующий – генерал-фельдмаршал Вальтер фон Рейхенау)
- 17-й армейский корпус (командующий – генерал пехоты Вернер Киниц)
- 44-я пехотная дивизия (с июля в 29-м армейском корпусе, с августа в 55-м, с сентября вновь в 17-м)
- 56-я пехотная дивизия (с сентября в резерве армии)
- 62-я пехотная дивизия (с сентября в резерве армии)
- 79-я пехотная дивизия из 51-го армейского корпуса (с августа по сентябрь)
- 29-й армейский корпус (командующий Ханс фон Обстфельдер)
- 111-я пехотная дивизия
- 299-я пехотная дивизия
- 44-я пехотная дивизия из 17-го армейского корпуса (с июля по август)
- 71-я пехотная дивизия из резерва группы (с августа)
- 75-я пехотная дивизия из 55-го армейского корпуса (с сентября)
- 44-й армейский корпус (командующий – генерал пехоты Фридрих Кох) - с августа в 1-й танковой группе
- 297-я пехотная дивизия
- 9-я пехотная дивизия из 55-го армейского корпуса (с июля по август)
- 57-я пехотная дивизия из 55-го армейского корпуса (с июля по август)
- 24-я пехотная дивизия (с август по сентябрь)
- 55-й армейский корпус (командующий – генерал пехоты Эрвин Фиров)
- 9-я пехотная дивизия (с июля в 44-м армейском корпусе, с августа в 4-м армейском корпусе, с сентября в резерве 17-й армии)
- 57-я пехотная дивизия (с июля в 44-м армейском корпусе, с августа в 3-м моторизованном корпусе 1-й танковой группы, с сентября в резерве 17-й армии)
- 75-я пехотная дивизия (с сентября в 29-м армейском корпусе)
- 44-я пехотная дивизия из 29-го армейского корпуса (с августа по сентябрь)
- 168-я пехотная дивизия
- 213-я охранная дивизия
- 298-я пехотная дивизия (в резерве)
- 51-й армейский корпус (штаб прибыл в июле из резерва ОКХ)
- 79-я пехотная дивизия (прибыла в июле из резерва ОКХ, с августа в 17-м армейском корпусе, с сентября вновь в 51-м)
- 95-я пехотная дивизия (прибыла в июле из резерва ОКХ)
- 113-я пехотная дивизия (прибыла в июле из резерва ОКХ)
- 4-й армейский корпус из 17-й армии (с августа)
- В корпус была включена 9-я пехотная дивизия из 44-го армейского корпуса
- 17-й армейский корпус (командующий – генерал пехоты Вернер Киниц)
- 1-я танковая группа (командующий – генерал-полковник Эвальд фон Клейст)
- 3-й моторизованный корпус (командующий – генерал кавалерии Эберхард фон Макензен)
- 13-я танковая дивизия
- 14-я танковая дивизия
- 25-я моторизованная дивизия
- 57-я пехотная дивизия из 44-го армейского корпуса (с августа по сентябрь)
- 14-й моторизованный корпус (командующий – генерал пехоты Густав фон Витерсхайм)
- 48-й моторизованный корпус (командующий – генерал танковых войск Вернер Кемпф)
- Резерв
- 3-й моторизованный корпус (командующий – генерал кавалерии Эберхард фон Макензен)
- 17-я армия (командующий – генерал пехоты Карл-Генрих фон Штюльпнагель)
- 4-й армейский корпус (командующий Виктор фон Шведлер) — с августа в 6-й армии
- 24-я пехотная дивизия (с августа в 44-м армейском корпусе 1-й танковой группы, с сентября вновь в 4-м армейском корпусе)
- 71-я пехотная дивизия (с июля в резерве группы, с августа в 29-м армейском корпусе 6-й армии)
- 262-я пехотная дивизия
- 295-я пехотная дивизия
- 296-я пехотная дивизия
- 125-я пехотная дивизия (прибыла в июле 1941 из резерва ОКХ)
- 68-я пехотная дивизия из 49-го горнострелкового корпуса (с августа по сентябрь)
- 49-й горнострелковый корпус (командующий Людвиг Кюблер)
- 1-я горнострелковая дивизия
- 68-я пехотная дивизия (с августа в 4-м армейском корпусе 6-й армии, с сентября в 44-м армейском корпусе)
- 257-я пехотная дивизия
- 4-я горнострелковая дивизия (прибыла в июле 1941 из резерва ОКХ)
- 52-й армейский корпус (командующий Курт фон Бризен)
- 103-е командование по охране тыла
- 44-й армейский корпус (с сентября)
- 68-я пехотная дивизия из 4-го армейского корпуса
- 76-я пехотная дивизия из 11-го армейского корпуса
- Резерв
- 97-я лёгкопехотная дивизия
- 100-я лёгкопехотная дивизия
- 9-я пехотная дивизия из 4-го армейского корпуса (с сентября)
- 57-я пехотная дивизия из 3-го моторизованного корпуса (с сентября)
- 4-й армейский корпус (командующий Виктор фон Шведлер) — с августа в 6-й армии
- Резерв группы армий:
- 99-я лёгкопехотная дивизия
- Полицейский полк «Юг»
- 34-й армейский корпус (штаб передан в июле из резерва ОКХ)
- 132-я пехотная дивизия (передана в июле из резерва ОКХ)
- 71-я пехотная дивизия из 4-го армейского корпуса (с июля по август)
Войска Словакии, Венгрии и Италии
- Экспедиционный корпус (Словакия) (командующий Фердинанд Чатлош)
- Моторизованная бригада Пилфусека (Словакия) — создана на базе подвижных частей экспедиционного корпуса
- 8-й армейский корпус (Венгрия) (командующий …)
- Подвижный корпус (Венгрия) (командующий …)
- Экспедиционный корпус (Италия) (командующий Франческо Зингалес, затем Джованни Мессе) — со 2 июля
Войска в Румынии (номинальный командующий Йон Антонеску)
- 3-я армия (Румыния) (командующий Петре Думитреску)
- 11-я армия (командующий – генерал-полковник Ойген фон Шоберт)
- 11-й армейский корпус (командующий Йоахим фон Корцфляйш)
- 76-я пехотная дивизия (с сентября в 52-м армейском корпусе 17-й армии)
- 239-я пехотная дивизия
- 6-я пехотная дивизия (Румыния)
- 8-я пехотная дивизия (Румыния)
- 22-я пехотная дивизия (с июля по сентябрь)
- 30-й армейский корпус (командующий Ханс фон Зальмут)
- 198-я пехотная дивизия
- 13-я пехотная дивизия (Румыния) ???
- 14-я пехотная дивизия (Румыния)
- 46-я пехотная дивизия (передана в августе из резерва ОКХ)
- 54-й армейский корпус (командующий Эрик Хансен)
- 50-я пехотная дивизия (с сентября в резерве армии)
- 170-я пехотная дивизия
- 5-я пехотная дивизия (Румыния)
- 72-я пехотная дивизия (с августа)
- 73-я пехотная дивизия (передана в июле из резерва ОКХ, в августе вошла в состав корпуса)
- Резерв
- 22-я пехотная дивизия (с июля в 11-м армейском корпусе, с сентября в 30-м)
- 1-я танковая бригада (Румыния)
- Военная миссия в Румынии
- 72-я пехотная дивизия (с августа в 54-м армейском корпусе)
- 11-й армейский корпус (командующий Йоахим фон Корцфляйш)
- 4-я армия (Румыния) (командующий Никола Кьюперка)
- 2-й отдельный армейский корпус (Румыния)
- Резерв
Резерв ОКХ
- Штаб 2-й армии (командующий – генерал-полковник Максимилиан фон Вейхс) - передан в июле в группу армий «Центр»
- 34-й армейский корпус (передан в группу армий «Юг»)
- 35-й армейский корпус (передан в июле в группу армий «Центр»)
- 40-й моторизованный корпус (командующий – генерал танковых войск Георг Штумме) - передан в сентябре в группу армий «Центр»
- 50-й армейский корпус (командующий Георг Линдеман) - передан в июле в группу армий «Север»
- 51-й армейский корпус (командующий – генерал пехоты Ганс-Вольфганг Рейнхард) - передан в группу армий «Юг»
- 46-я пехотная дивизия (передана в августе в группу армий «Юг»)
- 52-я пехотная дивизия (передана в июле в группу армий «Центр»)
- 73-я пехотная дивизия (передана в июле в группу армий «Юг»)
- 86-я пехотная дивизия (передана в июле в группу армий «Центр»)
- 93-я пехотная дивизия (передана в июле в группу армий «Север»)
- 94-я пехотная дивизия
- 98-я пехотная дивизия (передана в группу армий «Юг»)
- 125-я пехотная дивизия (передана в июле в группу армий «Юг»)
- 183-я пехотная дивизия
- 250-я пехотная дивизия (Испания)
- 258-я пехотная дивизия
- 260-я пехотная дивизия (передана в июле в группу армий «Центр»)
- 294-я пехотная дивизия
- 4-я горнострелковая дивизия (передана в июле в группу армий «Юг»)
- 60-я моторизованная дивизия (передана в июле в группу армий «Юг»)
См. также
Напишите отзыв о статье "Расстановка сил в операции Барбаросса"
Ссылки
- [rkka.ru/drig/raz/predist.htm Количество танков в СССР перед началом Великой Отечественной войны. История вопроса.] // rkka.ru
Отрывок, характеризующий Расстановка сил в операции Барбаросса
Вот что доносили чины армии.«Грабежи продолжаются в городе, несмотря на повеление прекратить их. Порядок еще не восстановлен, и нет ни одного купца, отправляющего торговлю законным образом. Только маркитанты позволяют себе продавать, да и то награбленные вещи».
«La partie de mon arrondissement continue a etre en proie au pillage des soldats du 3 corps, qui, non contents d'arracher aux malheureux refugies dans des souterrains le peu qui leur reste, ont meme la ferocite de les blesser a coups de sabre, comme j'en ai vu plusieurs exemples».
«Rien de nouveau outre que les soldats se permettent de voler et de piller. Le 9 octobre».
«Le vol et le pillage continuent. Il y a une bande de voleurs dans notre district qu'il faudra faire arreter par de fortes gardes. Le 11 octobre».
[«Часть моего округа продолжает подвергаться грабежу солдат 3 го корпуса, которые не довольствуются тем, что отнимают скудное достояние несчастных жителей, попрятавшихся в подвалы, но еще и с жестокостию наносят им раны саблями, как я сам много раз видел».
«Ничего нового, только что солдаты позволяют себе грабить и воровать. 9 октября».
«Воровство и грабеж продолжаются. Существует шайка воров в нашем участке, которую надо будет остановить сильными мерами. 11 октября».]
«Император чрезвычайно недоволен, что, несмотря на строгие повеления остановить грабеж, только и видны отряды гвардейских мародеров, возвращающиеся в Кремль. В старой гвардии беспорядки и грабеж сильнее, нежели когда либо, возобновились вчера, в последнюю ночь и сегодня. С соболезнованием видит император, что отборные солдаты, назначенные охранять его особу, долженствующие подавать пример подчиненности, до такой степени простирают ослушание, что разбивают погреба и магазины, заготовленные для армии. Другие унизились до того, что не слушали часовых и караульных офицеров, ругали их и били».
«Le grand marechal du palais se plaint vivement, – писал губернатор, – que malgre les defenses reiterees, les soldats continuent a faire leurs besoins dans toutes les cours et meme jusque sous les fenetres de l'Empereur».
[«Обер церемониймейстер дворца сильно жалуется на то, что, несмотря на все запрещения, солдаты продолжают ходить на час во всех дворах и даже под окнами императора».]
Войско это, как распущенное стадо, топча под ногами тот корм, который мог бы спасти его от голодной смерти, распадалось и гибло с каждым днем лишнего пребывания в Москве.
Но оно не двигалось.
Оно побежало только тогда, когда его вдруг охватил панический страх, произведенный перехватами обозов по Смоленской дороге и Тарутинским сражением. Это же самое известие о Тарутинском сражении, неожиданно на смотру полученное Наполеоном, вызвало в нем желание наказать русских, как говорит Тьер, и он отдал приказание о выступлении, которого требовало все войско.
Убегая из Москвы, люди этого войска захватили с собой все, что было награблено. Наполеон тоже увозил с собой свой собственный tresor [сокровище]. Увидав обоз, загромождавший армию. Наполеон ужаснулся (как говорит Тьер). Но он, с своей опытностью войны, не велел сжечь всо лишние повозки, как он это сделал с повозками маршала, подходя к Москве, но он посмотрел на эти коляски и кареты, в которых ехали солдаты, и сказал, что это очень хорошо, что экипажи эти употребятся для провианта, больных и раненых.
Положение всего войска было подобно положению раненого животного, чувствующего свою погибель и не знающего, что оно делает. Изучать искусные маневры Наполеона и его войска и его цели со времени вступления в Москву и до уничтожения этого войска – все равно, что изучать значение предсмертных прыжков и судорог смертельно раненного животного. Очень часто раненое животное, заслышав шорох, бросается на выстрел на охотника, бежит вперед, назад и само ускоряет свой конец. То же самое делал Наполеон под давлением всего его войска. Шорох Тарутинского сражения спугнул зверя, и он бросился вперед на выстрел, добежал до охотника, вернулся назад, опять вперед, опять назад и, наконец, как всякий зверь, побежал назад, по самому невыгодному, опасному пути, но по знакомому, старому следу.
Наполеон, представляющийся нам руководителем всего этого движения (как диким представлялась фигура, вырезанная на носу корабля, силою, руководящею корабль), Наполеон во все это время своей деятельности был подобен ребенку, который, держась за тесемочки, привязанные внутри кареты, воображает, что он правит.
6 го октября, рано утром, Пьер вышел из балагана и, вернувшись назад, остановился у двери, играя с длинной, на коротких кривых ножках, лиловой собачонкой, вертевшейся около него. Собачонка эта жила у них в балагане, ночуя с Каратаевым, но иногда ходила куда то в город и опять возвращалась. Она, вероятно, никогда никому не принадлежала, и теперь она была ничья и не имела никакого названия. Французы звали ее Азор, солдат сказочник звал ее Фемгалкой, Каратаев и другие звали ее Серый, иногда Вислый. Непринадлежание ее никому и отсутствие имени и даже породы, даже определенного цвета, казалось, нисколько не затрудняло лиловую собачонку. Пушной хвост панашем твердо и кругло стоял кверху, кривые ноги служили ей так хорошо, что часто она, как бы пренебрегая употреблением всех четырех ног, поднимала грациозно одну заднюю и очень ловко и скоро бежала на трех лапах. Все для нее было предметом удовольствия. То, взвизгивая от радости, она валялась на спине, то грелась на солнце с задумчивым и значительным видом, то резвилась, играя с щепкой или соломинкой.
Одеяние Пьера теперь состояло из грязной продранной рубашки, единственном остатке его прежнего платья, солдатских порток, завязанных для тепла веревочками на щиколках по совету Каратаева, из кафтана и мужицкой шапки. Пьер очень изменился физически в это время. Он не казался уже толст, хотя и имел все тот же вид крупности и силы, наследственной в их породе. Борода и усы обросли нижнюю часть лица; отросшие, спутанные волосы на голове, наполненные вшами, курчавились теперь шапкою. Выражение глаз было твердое, спокойное и оживленно готовое, такое, какого никогда не имел прежде взгляд Пьера. Прежняя его распущенность, выражавшаяся и во взгляде, заменилась теперь энергической, готовой на деятельность и отпор – подобранностью. Ноги его были босые.
Пьер смотрел то вниз по полю, по которому в нынешнее утро разъездились повозки и верховые, то вдаль за реку, то на собачонку, притворявшуюся, что она не на шутку хочет укусить его, то на свои босые ноги, которые он с удовольствием переставлял в различные положения, пошевеливая грязными, толстыми, большими пальцами. И всякий раз, как он взглядывал на свои босые ноги, на лице его пробегала улыбка оживления и самодовольства. Вид этих босых ног напоминал ему все то, что он пережил и понял за это время, и воспоминание это было ему приятно.
Погода уже несколько дней стояла тихая, ясная, с легкими заморозками по утрам – так называемое бабье лето.
В воздухе, на солнце, было тепло, и тепло это с крепительной свежестью утреннего заморозка, еще чувствовавшегося в воздухе, было особенно приятно.
На всем, и на дальних и на ближних предметах, лежал тот волшебно хрустальный блеск, который бывает только в эту пору осени. Вдалеке виднелись Воробьевы горы, с деревнею, церковью и большим белым домом. И оголенные деревья, и песок, и камни, и крыши домов, и зеленый шпиль церкви, и углы дальнего белого дома – все это неестественно отчетливо, тончайшими линиями вырезалось в прозрачном воздухе. Вблизи виднелись знакомые развалины полуобгорелого барского дома, занимаемого французами, с темно зелеными еще кустами сирени, росшими по ограде. И даже этот разваленный и загаженный дом, отталкивающий своим безобразием в пасмурную погоду, теперь, в ярком, неподвижном блеске, казался чем то успокоительно прекрасным.
Французский капрал, по домашнему расстегнутый, в колпаке, с коротенькой трубкой в зубах, вышел из за угла балагана и, дружески подмигнув, подошел к Пьеру.
– Quel soleil, hein, monsieur Kiril? (так звали Пьера все французы). On dirait le printemps. [Каково солнце, а, господин Кирил? Точно весна.] – И капрал прислонился к двери и предложил Пьеру трубку, несмотря на то, что всегда он ее предлагал и всегда Пьер отказывался.
– Si l'on marchait par un temps comme celui la… [В такую бы погоду в поход идти…] – начал он.
Пьер расспросил его, что слышно о выступлении, и капрал рассказал, что почти все войска выступают и что нынче должен быть приказ и о пленных. В балагане, в котором был Пьер, один из солдат, Соколов, был при смерти болен, и Пьер сказал капралу, что надо распорядиться этим солдатом. Капрал сказал, что Пьер может быть спокоен, что на это есть подвижной и постоянный госпитали, и что о больных будет распоряжение, и что вообще все, что только может случиться, все предвидено начальством.
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]
Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.
В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.
Капрал шел к двери с тем, чтобы, по приказанию начальства, затворить ее. Перед выпуском надо было пересчитать пленных.
– Caporal, que fera t on du malade?.. [Капрал, что с больным делать?..] – начал Пьер; но в ту минуту, как он говорил это, он усумнился, тот ли это знакомый его капрал или другой, неизвестный человек: так непохож был на себя капрал в эту минуту. Кроме того, в ту минуту, как Пьер говорил это, с двух сторон вдруг послышался треск барабанов. Капрал нахмурился на слова Пьера и, проговорив бессмысленное ругательство, захлопнул дверь. В балагане стало полутемно; с двух сторон резко трещали барабаны, заглушая стоны больного.
«Вот оно!.. Опять оно!» – сказал себе Пьер, и невольный холод пробежал по его спине. В измененном лице капрала, в звуке его голоса, в возбуждающем и заглушающем треске барабанов Пьер узнал ту таинственную, безучастную силу, которая заставляла людей против своей воли умерщвлять себе подобных, ту силу, действие которой он видел во время казни. Бояться, стараться избегать этой силы, обращаться с просьбами или увещаниями к людям, которые служили орудиями ее, было бесполезно. Это знал теперь Пьер. Надо было ждать и терпеть. Пьер не подошел больше к больному и не оглянулся на него. Он, молча, нахмурившись, стоял у двери балагана.
Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.
По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.