Расстрелы в Парамитья

Расстрелы в Парамитьи, известные также под именем «Резня в Парамитьи» (19-29 Сентября 1943 г.) - военное преступление, осуществлённое совместно нацистами из Первой горной дивизии и милицией местных албанцев-мусульман (чамские албанцы), в городе Парамитья (Греция) и регионе во время оккупации Греции в годы Второй мировой войны. 201 греческий житель был убит и 19 сел региона были разрушены.. После войны состоялась серия судов, но ни одного из военных преступников не удалось арестовать и привлечь к ответственности.

Предыстория

Город Парамитья был административным центром нома Теспротия, Эпир, до Второй мировой войны. В то время город имел смешанное население, состоявшее из 3 тыс. православных греков и 3 тыс. чамских албанцев-мусульман. Пропаганде стран оси было легко склонить на свою сторону чамских албанцев, имевших привилегии против греческого населения при турках, но потерявших их в 1913 г., когда греческая армия освободила регион в ходе Первой балканской войны. Местным албанцам было обещано, что они станут частью Великой Албании после окончания войны. В результате, чамское население в большей своей части сотрудничало сначала с итальянскими, а позже с немецкими войсками и совершило ряд преступлений против гражданского греческого населения. Оккупационные власти учредили местную чамскую администрацию в Парамитья, назначив Джемиля Дино губернатором Теспротии и представителем правительства Албании. Кроме местной чамской администрации (Këshilla) и милиции, с июля 1942 г. действовала также и военная организация Kosla.

Деятельность против сил Сопротивления и первая волна казней

В силу активизации Греческого Сопротивления в регионе, в сентябре 1943 г., немецкий полковник Джозеф Реймольд приказал произвести совместные германо-албанские операции. 18 сентября того же года 60 греческих жителей были арестованы и на следующий день 9 из них были расстреляны перед школой. 20 сентября немцы и албанцы вступили в бои с отрядами ЭДЕС (греческая партизанская армия правой политической ориентации, которой командовал генерал Наполеон Зервас, поддерживаемая англичанами). Ремолд отмечал, что чамские формирования очень эффективны, знают местность и подтвердили свою значимость в карательных операциях. 24 сентября 5 солдат немецкого патруля были убиты греческими партизанами. Их тела были изувечены до неузнаваемости. Разнеслись слухи, что это дело рук албанцев с целью спровоцировать анти-греческие погромы. Послевоенные расследования не подтвердили эти предположения.

Репрессии

27 сентября совместные германо-албанские силы начали широкомасштабные операции, сжигая сёла севернее Парамитьи и убив в ходе операции 50 греческих крестьян. Отряд албанцев в 150 человек, согласно заявлению немецкого майора Штёккерта, "проявил себя очень хорошо". Не удовлетворившись этой операцией, албанская милиция стала обыскивать каждый дом в Парамитьи. Чамский офицер Мазар Дино арестовал по имевшемуся списку 53 жителей и поместил их под арест в местную школу в ожидании казни. Местный священник Доротеос поехал в город Янину, с надеждой убедить немецкого генерала Губерта Ланца отменить казнь.

Казнь

Братья Мазар и Нури Дино, которые организовали эту акцию с целью уничтожить греческую интеллигенцию и опасаясь результатов поездки Доротеоса, немедленно приступили к действиям . В полночь 29 сентября арестанты были вывезены к расстрелу вне города. Среди расстрелянных были православный священник, доктор, 6 учителей и предприниматели.

Суды и ответственность

В послевоенные годы в Греции состоялся ряд судов, связанных с военными преступлениями стран Оси в Греции. Однако ни один из обвиняемых не был арестован и заключён в тюрьму, поскольку все они покинули страну. На Нюрнбергском процессе генерал Губерт Ланц заявил, что расстрелы и репрессии — часть законов войны, однако он не в курсе дела о расстрелах в Парамитьи. В 1948 г. Национальное Бюро Греции о военных преступлениях приступило к юридическому расследованию военных преступлений Италии, Болгарии, Германии и албанцев на территории Греции. Днями позже были выданы ордера на арест, но поскольку все обвиняемые находились за границей, дела перешли в МИД страны с неизвестными результатами. Следует отметить, что с Албанией Греция де-юре находилась в состоянии войны до 1970 г. В Нюрнберге (Hostages Trial in Nuremberg-1948) американские судьи назвали казни в Парамитьи «запрограммированными убийствами».

Источники

• Meyer Hermann Frank. [books.google.com/books?id=_Hpr-PK39UkC&dq= Blutiges Edelweiß: Die 1. Gebirgs-division im zweiten Weltkrieg [Bloodstained Edelweiss. The 1st Mountain-Division in WWII]]. — Ch. Links Verlag, 2008. — ISBN 9783861534471.

Отрывок, характеризующий Расстрелы в Парамитья

Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.