Расстрел демонстрации в Златоусте (1903)
Расстрел демонстрации в Златоусте — события, развернувшиеся 11 (24) марта — 13 (26) марта 1903 года во время забастовки златоустовских рабочих, в ходе которых погибли 69 человек, более 250 были ранены, более 100 арестованы [1].
Причины демонстрации
В начале 1903 года руководство златоустовских предприятий приняло решение о введении в действие расчётных книжек нового образца, в которых были изложены новые условия найма, труда и увольнения, которые значительно ухудшили положение рабочих[2]. Долгое время утверждалось, что материальное положение рабочих ухудшилось в результате мирового экономического кризиса, отразившегося и на Российской империи, но златоустовский краевед Юрий Окунцов заявлял в интервью «Правде. Ру», что завод был государственный и на нём были размещены большие оборонные заказы, что обеспечивало хорошие доходы и предприятию, и его работникам. По его мнению, поводом к восстанию стало изъятие из книжек ссылки на манифест об отмене крепостного права 1861 года. При этом сами права, дарованные этим манифестом, остались, но возбудить антиначальственные настроения в рабочих на этой почве было достаточно легко[3]. В ответ на это последние пообещали начать массовые забастовки, если начальство не отменит введённые условия. Отмены не последовало, и 10 (23) марта завод остановился. Руководство ею взяло на себя местное отделение социал-демократической партии, хотя впоследствии утверждалось, что руководили забастовкой эсеры. Листовки с призывами к забастовкам были подписаны так называемым «Союзом народных прав» — небольшой народнической партией. На заводе уже давно орудовали агитаторы революционных организаций, по словам очевидцев, их призывы перерастали в угрозы в адрес отказывавшихся бастовать[3].
Демонстрация. Расстрел
Забастовка охватила основные цеха крупного златоустовского оборонного завода. Начальник местного горного округа Александр Зеленцов сообщил о начале массовых беспорядков уфимскому генерал-губернатору Николаю Богдановичу. Тот немедленно направился в Златоуст, взяв с собой две роты солдат. Вскоре прошли облавы, в ходе которых были арестованы два агитатора. Рабочие в ответ на это вышли к дому горного начальника и потребовали их освобождения. Богданович во время личной встречи с представителями бастующих пообещал разобраться с проблемами рабочих и освободить арестованных, но ему не поверили. На следующее утро перед зданием собралась толпа численностью не менее пяти тысяч человек. Пикетирующие дом горного начальника рабочие вновь потребовали освобождения арестованных агитаторов. Богданович согласился, после чего приказал прибывшим вместе с ним уфимскому прокурору и жандармскому полковнику съездить в тюрьму и привезти обоих агитаторов к бастовщикам. Но митингующие не позволили им сесть в сани, в ходе препирательств завязалась драка, а вскоре из толпы раздались выстрелы, легко ранившие жандарма. Вышедшая из повиновения толпа начала выламывать двери и окна в здании, где укрылись Богданович и Зеленцов. Тогда генерал-губернатор отдал солдатам приказ открыть огонь на поражение, и, таким образом, демонстрацию удалось разогнать[3].
Итоги расстрела
В результате расстрела, по официальным данным правительства Российской империи, погибли либо впоследствии умерли от ран 45 человек, ещё 87 человек получили ранения, не повлёкшие за собой смерть[3]. Вместе с тем, социал-демократическая газета «Искра» опубликовала статью о златоустовских событиях, в которых указала другое число погибших — 69 человек, и раненых — 250[3]. Последние цифры высечены на памятном монументе, установленном в Златоусте на месте расстрела в 1967 году. По данным «Искры», были арестованы более 100 человек[2], но впоследствии было установлено, что суд был лишь над 32 зачинщиками беспорядков, 6 из которых были приговорены к лишению свободы на незначительные сроки, ещё 10 — к административной высылке[3].
По некоторым сведениям, Богданович впоследствии сожалел о том, что разгон демонстрации произошёл со столь большими жертвами, и говорил, что лучше бы он пригнал казачье войско, которое разогнало бы бастующих нагайками[3]. Как бы то ни было, но Богданович был объявлен врагом рабочего класса, и был приговорён к смерти революционными террористическими организациями. Уже 6 (19) мая 1903 года в Уфе он был убит членом «Боевой организации социалистов-революционеров» Егором Дулебовым.
Напишите отзыв о статье "Расстрел демонстрации в Златоусте (1903)"
Примечания
- ↑ [www.zlatoust.ru/notebook/news1.html?n=4055&type_s=zlatoust-news Златоуст. Новости]
- ↑ 1 2 Ф. Яблонский. [www.zlatoust.ru/a/ze/zab1903.html Забастовка 1903 года] (рус.). «Златоустовская энциклопедия». Проверено 2 марта 2011. [www.webcitation.org/6969INWTN Архивировано из первоисточника 12 июля 2012].
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [www.pravda.ru/world/nationals/nasledie/01-04-2003/33405-zlatoust-0/ Златоустовская бойня] (рус.). Правда.Ру (01.04.2003). Проверено 25 января 2011. [www.webcitation.org/6969MbHhN Архивировано из первоисточника 12 июля 2012].
Отрывок, характеризующий Расстрел демонстрации в Златоусте (1903)
И полковой командир, отражаясь, как в зеркале, невидимо для себя, в гусарском офицере, вздрогнул, подошел вперед и отвечал:– Очень доволен, ваше высокопревосходительство.
– Мы все не без слабостей, – сказал Кутузов, улыбаясь и отходя от него. – У него была приверженность к Бахусу.
Полковой командир испугался, не виноват ли он в этом, и ничего не ответил. Офицер в эту минуту заметил лицо капитана с красным носом и подтянутым животом и так похоже передразнил его лицо и позу, что Несвицкий не мог удержать смеха.
Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
