Расстрел на улице Аточа
| Расстрел на улице Аточа исп. Matanza de Atocha de 1977 | |
 Памятник погибшим юристам, расположен на площади Антон Мартин в Мадриде | |
| Место атаки | |
|---|---|
| Цель атаки |
коммунистический профсоюзный деятель, левые юристы Рабочих комиссий |
| Дата | |
| Способ атаки | |
| Погибшие |
5 (ранены 4) |
| Организаторы |
группа ультраправых франкистов |
Расстрел на улице Аточа (исп. Matanza de Atocha de 1977) — террористическая атака испанских ультраправых в Мадриде в ночь на 24 января 1977 года. Привела к гибели пяти человек — левых юристов профобъединения Рабочие комиссии и тяжёлым ранениям четверых. Имела непосредственной целью ликвидацию конкретного профсоюзного деятеля-коммуниста (оставшегося в живых), но в целом являлась акцией неофашистского сопротивления процессу демократизации. Способствовала активизации левых сил и ускорению политических реформ.
Содержание
Политический контекст
Вторая половина 1976 года прошла в Испании под знаком демократических реформ, постепенного демонтажа франкистской политической системы. Важной вехой должна была стать легализация еврокоммунистической КПИ. Формально испанская компартия оставалась запрещённой, но реально уже функционировала. В начале 1976 из эмиграции вернулся генеральный секретарь КПИ Сантьяго Каррильо. Важным фактором социального развёртывания компартии являлось профобъединение Рабочие комиссии.
Крайне правые силы всячески тормозили либерализацию политической жизни. Наряду с политическими методами, применялись и силовые. Важная проба сил произошла 9 мая 1976 года в ходе резни Монтехурра. Испанские ультраправые пользовались поддержкой неофашистского «чёрного интернационала»[1] — прежде всего итальянских, французских и аргентинских праворадикальных группировок. Так, в январе аргентинские антикоммунистические боевики убили участника левой демонстрации в Мадриде.
Расправа
На мадридской улице Аточа — Atocha, 55 располагался офис юридического центра Рабочих комиссий. Вечером 23 января 1977 здесь задержались несколько юристов — люди коммунистических либо леволиберальных взглядов. Однако целью террористов являлись не они, а руководитель транспортного профсоюза, активист КПИ Хоакин Наварро, организатор недавней забастовки. Но именно он отсутствовал в офисе.
Убедившись, что Наварро нет на месте, двое террористов открыли огонь по присутствующим[2] (применялся пистолет-пулемёт Ingram MAC-10). Погибли юристы Энрике Вальдевира Ибаньес, Луис Хавьер Бенавидес, Франсиско Хавьер Перес дель Арко, студент юридического факультета Серафин Хольгадо де Антонио, администратор центра Анхель Родригес Леаль. Тяжёлые ранения получили Мигель Сарабиа Хиль, Алехандро Руис-Уэрта Карбонелль, Луис Рамос Пардо и Долорес Гонсалес Руис, жена убитого Переса дель Арко.
Убийцы, заказчик, пособники
Исполнители убийства полагались на политическое влияние своего руководства и не стали покидать Мадрид. Однако они не учли, что розыск и наказание были принципиально важны для правительства. В течение нескольких дней полиция арестовала ультраправых боевиков Хосе Фернандеса Серру, Карлоса Гарсиа Хулиа и Фернандо Лердо де Техаду — первые двое непосредственно расстреливали, третий осуществлял оперативное руководство.
По обвинению в организации убийства был арестован Франсиско Альбадалехо Корредера — председатель франкистского транспортного профсоюза. Его «вертикальный синдикат», имевший в столице репутацию Mafia del transporte — «транспортной мафии», в новых условиях вынужден был конкурировать за влияние с Рабочими комиссиями. Это и явилось мотивацией заказа на убийство. Однако вместо конкретного устранения профсоюзного конкурента Наварро произошла идеологически мотивированная резня, жертвами которой стали люди, случайно оказавшиеся в данный момент на месте событий.
Были также арестованы ветераны Голубой дивизии Леокадио Хименес Каравака и Симон Фернандес Паласиос — за снабжение боевиков оружием. Обвинялась в соучастии Глория Хергуэдес Херрандо — подруга Фернандеса Серры.
Позиция ультраправых политиков
Все арестованные имели прямое отношение к ультраправым франкистским организациям — Новой силе и новой Фаланге. В качестве свидетелей привлекались видные деятели франкистского «Бункера» — фалангистский идеолог Блас Пиньяр, руководитель «вертикальных синдикатов» (франкистские профсоюзы) Хуан Гарсиа Каррес, бывший франкистский министр и генеральный секретарь Фаланги Раймундо Фернандес-Куэста[3]. Они отрицали персональные связи с подсудимыми, однако высказывали идейно-политические симпатии.
Был также допрошен в суде лидер праворадикальной боевой организации Guerrilleros de Cristo Rey — Партизаны Короля Христа — Мариано Санчес Ковиса[4]. Он утверждал, будто о готовящейся атаке были проинформированы органы госбезопасности (это заявление документально не подтвердилось). Его выступление сопровождалась выкрикиванием из публики ультраправых лозунгов. Председатель суда вынужден был предупредить Санчеса Ковису о недопустимости оскорбительных высказываний.
Осуждение
Лердо де Техада — выходец из влиятельной семьи, племянник личного секретаря Пиньяра[5] — сумел освободиться под залог и бежал в Чили (по другим сведениям, в Бразилию). Остальные подсудимые в 1980 году были признаны виновными и получили в общей сложности 464 года тюрьмы.
Хосе Фернандес Серра и Карлос Гарсиа Хулиа получили по 193 года тюрьмы каждый. Франсиско Альбадалехо Корредера — заказчик убийства — 73 года. Леокадио Хименес Каравака — 4 года. Глория Хергуэдес Херрандо — 1 год.
Сейчас это может показаться незначительным. Но в 1980 суд над убийцами с Аточа — высокомерными, в синих форменных рубашках — был первым случаем, когда крайне правые оказались на скамье подсудимых и получили приговоры.
Мигель Сарабиа Хиль[6]
Альбадалехо Корредера и Хименес Каравака скончались в тюрьме в 1985.
Гарсиа Хулиа был условно-досрочно освобождён в 1991 и перебрался в Латинскую Америку. В Боливии он занялся наркобизнесом для финансирования местных ультраправых и в 1996 был арестован боливийской полицией[7].
Фернандес Серра освободился в 1992 и поступил на работу в охранное предприятие.
Лердо де Техада и Фернандес Серра ведут скрытный анонимный образ жизни, точных сведений о них в наличии нет.
В 1990 году в Италии была озвучена версия причастности к убийству на Аточа итальянских неофашистов, действовавших в рамках Операции «Гладио»[8]. Однако эта версия не была детально рассмотрена испанским правосудием.
Память
11 января 2002 года правительство Испании посмертно наградило погибших на улице Аточа крестом ордена Святого Раймондо де Пенафорта — высшей наградой испанской юстиции. (Парадоксально, но эту награду носил и Блас Пиньяр.)
Луис Рамос Пардо скончался в ноябре 2005, Мигель Сарабиа Хиль — в январе 2007.
Годовщины кровавых событий на улице Аточа отмечаются испанской общественностью. В память о жертвах Аточа назван ряд улиц и площадей Мадрида.
Последствия кровавого провала
Убийство на улице Аточа было не только преступной, но и со всех точек зрения провальной акцией.
Убийцы не обнаружили Хоакина Наварро, поэтому всё свершившееся кровопролитие оказалось бессмысленным, даже исходя из замысла преступников. В этой связи возникают ассоциации с «отмороженным беспределом» российских «лихих девяностых» (фигуры участников, особенно Гарсиа Хулиа, способствуют таким сопоставлениям). При этом стоит отметить, что в ту же ночь произошла вооружённая атака на офис профобъединения Всеобщий союз трудящихся, который вообще оказался пустым.
Заказчик убийства Альбадалехо Корредера умер в тюрьме. Представляемые им профсоюзы вскоре были распущены.
Похороны жертв расстрела на Аточа вылились в 100-тысячную демонстрацию левых сил. Это событие стало крупной вехой демократизации и способствовало резкому сдвигу влево общественных настроений.
Компартия Испании была легализована уже через три месяца, в апреле 1977 — раньше, чем предполагало правительство.
«Новая сила» и неофалангисты стали ассоциироваться с кровавым террором, вызвали всеобщее возмущение и отторжение в обществе.
См. также
Напишите отзыв о статье "Расстрел на улице Аточа"
Примечания
- ↑ [elpais.com/diario/1984/03/25/espana/449017212_850215.html Un neofascista italiano disparó contra los abogados de la calle de Atocha, según un arrepentido]
- ↑ [www.hartford-hwp.com/archives/62/148.html Atocha massacre, 20 years later]
- ↑ [elpais.com/diario/1978/09/20/espana/275090407_850215.html Fernández-Cuesta y García Carrés niegan cualquier relación con los procesados por la matanza de Atocha]
- ↑ [elpais.com/diario/1980/02/21/espana/319935602_850215.html Sánchez Covisa: "Un funcionario del Gobierno fue el inductor y uno de los responsables de los asesinatos"]
- ↑ [www.vokrugsveta.ru/vs/article/2314/ Ожившие призраки]
- ↑ [elpais.com/diario/2005/01/25/madrid/1106655869_850215.html Memoria viva de las víctimas de la matanza de Atocha]
- ↑ [www.elmundo.es/cronica/2002/327/1011609777.html ¿Qué fue de los asesinos de Atocha?]
- ↑ [elpais.com/diario/1990/12/02/espana/660092416_850215.html Un informe oficial italiano implica en el crimen de Atocha al 'ultra' Cicuttini, relacionado con Gladio]
Отрывок, характеризующий Расстрел на улице Аточа
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.
В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.
Новостью дня в этот день в Петербурге была болезнь графини Безуховой. Графиня несколько дней тому назад неожиданно заболела, пропустила несколько собраний, которых она была украшением, и слышно было, что она никого не принимает и что вместо знаменитых петербургских докторов, обыкновенно лечивших ее, она вверилась какому то итальянскому доктору, лечившему ее каким то новым и необыкновенным способом.
Все очень хорошо знали, что болезнь прелестной графини происходила от неудобства выходить замуж сразу за двух мужей и что лечение итальянца состояло в устранении этого неудобства; но в присутствии Анны Павловны не только никто не смел думать об этом, но как будто никто и не знал этого.
– On dit que la pauvre comtesse est tres mal. Le medecin dit que c'est l'angine pectorale. [Говорят, что бедная графиня очень плоха. Доктор сказал, что это грудная болезнь.]
– L'angine? Oh, c'est une maladie terrible! [Грудная болезнь? О, это ужасная болезнь!]
– On dit que les rivaux se sont reconcilies grace a l'angine… [Говорят, что соперники примирились благодаря этой болезни.]
Слово angine повторялось с большим удовольствием.
– Le vieux comte est touchant a ce qu'on dit. Il a pleure comme un enfant quand le medecin lui a dit que le cas etait dangereux. [Старый граф очень трогателен, говорят. Он заплакал, как дитя, когда доктор сказал, что случай опасный.]
– Oh, ce serait une perte terrible. C'est une femme ravissante. [О, это была бы большая потеря. Такая прелестная женщина.]
– Vous parlez de la pauvre comtesse, – сказала, подходя, Анна Павловна. – J'ai envoye savoir de ses nouvelles. On m'a dit qu'elle allait un peu mieux. Oh, sans doute, c'est la plus charmante femme du monde, – сказала Анна Павловна с улыбкой над своей восторженностью. – Nous appartenons a des camps differents, mais cela ne m'empeche pas de l'estimer, comme elle le merite. Elle est bien malheureuse, [Вы говорите про бедную графиню… Я посылала узнавать о ее здоровье. Мне сказали, что ей немного лучше. О, без сомнения, это прелестнейшая женщина в мире. Мы принадлежим к различным лагерям, но это не мешает мне уважать ее по ее заслугам. Она так несчастна.] – прибавила Анна Павловна.
Полагая, что этими словами Анна Павловна слегка приподнимала завесу тайны над болезнью графини, один неосторожный молодой человек позволил себе выразить удивление в том, что не призваны известные врачи, а лечит графиню шарлатан, который может дать опасные средства.
– Vos informations peuvent etre meilleures que les miennes, – вдруг ядовито напустилась Анна Павловна на неопытного молодого человека. – Mais je sais de bonne source que ce medecin est un homme tres savant et tres habile. C'est le medecin intime de la Reine d'Espagne. [Ваши известия могут быть вернее моих… но я из хороших источников знаю, что этот доктор очень ученый и искусный человек. Это лейб медик королевы испанской.] – И таким образом уничтожив молодого человека, Анна Павловна обратилась к Билибину, который в другом кружке, подобрав кожу и, видимо, сбираясь распустить ее, чтобы сказать un mot, говорил об австрийцах.
