Расщеплённая эргативность

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Расщеплённая эргати́вность — синтаксическое или морфологическое явление, состоящее в том, что в зависимости от определённого параметра в языке используются различные стратегии ролевой кодировки: как эргативная, так и какая-то другая (или другие). В значительном количестве эргативных языков имеется расщеплённая эргативность.





Параметры, влияющие на выбор ролевой кодировки

Выбор ролевой кодировки в языках с расщеплённой эргативностью, зависит от следующих факторов:

Свойства агентивной именной группы

Во многих языках эргативом кодируются лишь существительные, тогда как местоимения имеют аккузативную кодировку. Так обстоит дело, например, в языке вампая (миндийские языки, Австралия)[1] и во многих других языках семьи пама-ньюнга, например, языке кугу мумин[2].

В примере (1) из языка кугу мумин агенс kuyu «женщина» маркируется эргативной клитикой, тогда как пациенс pama «мужчина» выражен немаркированной абсолютивной формой. В примере (2) агенс kuyu «женщина» выражен немаркированной абсолютивной (номинативной) формой, так же, как и пациенс в примере (1). В этом языке позицию аргументов часто занимают местоимения (с соответствующим падежным маркированием), которые соотносятся с кореферентными и согласованными по падежу именными группами.

(1)

thana kuyu-ng nhunha pama-nha pigo-dhan
3pl.nom женщина-erg 3sg.acc мужчина.abs-3sg.acc ударить-3pl.pst
Женщины ударили мужчину.[3]

(2)

thana kuyu wa-wununa-yin
3pl.nom женщина(nom) спать-спать-3pl.prs
Женщины спят.[3]

Такой же принцип различной кодировки местоимённых и именных аргументов имеется также в языке вариапано (паноанская семья, Перу)[4].

Другие языки могут иметь различное маркирование в зависимости и от других свойств именных групп, однако, как правило, эти различия вытекают из иерархии одушевлённости[5].

Семантика глагола

Некоторые исследователи рассматривают языки активного строя — то есть те, в которых различную кодировку имеют аргументы агентивных и пациентивных глаголов (бацбийский, восточный помо и др.) — как языки с расщеплённой эргативностью, хотя многие учёные считают активный строй отличным от расщеплённой эргативности явлением[6].

В некоторых языках семантика глагола влияет лишь на кодировку аргументов бивалентных глаголов. Так, в языке тонга глаголы «насилия» имеют маркированный эргативом пациенс и немаркированный пациенс, глаголы чувства имеют немаркированный экспериенцер, а второй аргумент в локативе или дативе, глагол «иметь» требует двух немаркированных аргументов[7].

Время, вид и модальность

Некоторые языки демонстрируют различную ролевую кодировку в зависимости от времени, вида и модальности клаузы. Если речь идёт о времени, то в подавляющем большинстве случаев эргативную кодировку аргументов получают клаузы в прошедшем времени. Так, в языке бурушаски именные формы маркированы эргативом в прошедшем времени. В других временах они маркированы нейтрально. Примерно такая же дистрибуция наблюдается в языке курманджи:

Эргативная кодировка:

min hon dit-in
1sg.erg 2pl.abs видел-2pl
Я видел вас.

Аккузативная кодировка:

ez we di-bin-im
1sg.abs 2pl.obl prs-видеть-1sg
Я вижу вас.[8]

Расщеплённая эргативность, связанная с видом, наблюдается во многих тибето-бирманских и индоарийских языках. Обычно эргативная кодировка ассоциирована с перфективом. Так, в языке хинди агенс кодируется эргативом в перфективе, абсолютивом — в имперфективе. Схожие ситуации наблюдаются, например, в баскском и в цахурском языке[9].

В некоторых языках императивные клаузы кодируются аккузативно, в то время как клаузы в других наклонениях маркируются эргативно. Такова ситуация в языке пяри (группа луо, нило-сахарская семья, Южный Судан)[10].

Синтаксический тип клаузы

В языке шокленг эргативная кодировка наблюдается во всех подчинённых клаузах, в то время как в главных клаузах кодировка зависит от аспекта.

Библиография

  1. Nordlinger 1998
  2. Smith and Johnson 2000
  3. 1 2 Smith and Johnson 2000: 385
  4. Valenzuela 2000
  5. Silverstein 1976
  6. DeLancey (1981, 2006); Mithun (1991)
  7. Tsunoda 1981
  8. Tsunoda 1981: 411
  9. McGregor 2009
  10. Andersen 1988

Напишите отзыв о статье "Расщеплённая эргативность"

Литература

  • Capell, Arthur. 1962. Some linguistic types in Australia. Oceania Linguistic Monographs 7. Sydney: University of Sydney.
  • DeLancey, Scott. 1981. An interpretation of split ergativity and related patterns. Language 57.626-57.
  • Dixon, Robert M. W. 1994. Ergativity. Cambridge: Cambridge University Press.
  • Kazenin, Konstantin. 1994. Split syntactic ergativity: toward an implicational hierarchy. Sprachtypologie und Universalienforschung 47.78-98.
  • Li, Chao. 2007. Split ergativity and split intransitivity in Nepali. Lingua 117.1462-82.
  • Mithun, Marianne. 1991. Active/agentive case marking and its motivations. Language 67.510-46. —— 1999. The languages of native North America. Cambridge: Cambridge University Press.
  • McGregor, William B. 1989. Discourse basis of ergative marking in Gooniyandi. La Trobe University Working Papers in Linguistics 2.127-58.
  • Nordlinger, Rachel. 1998. A grammar of Wambaya, Northern Territory (Australia). Canberra: Pacific Linguistics.
  • Silverstein, Michael. 1976. Hierarchy of features and ergativity. Grammatical categories in Australian languages, ed. by Robert M. W. Dixon, 112-71. Canberra: Australian Institute of Aboriginal Studies
  • Smith, Ian, and Steve Johnson. 2000. Kugu Nganhcara. The handbook of Australian languages, Volume 5, ed. by Robert M. W. Dixon, and Barry Blake, 355—489. Melbourne: Oxford University Press Australia
  • Tsunoda, Tasaku. 1981. Split case-marking patterns in verb-types and tense/aspect/mood. Linguistics 19.389-438.
  • Valenzuela, Pilar M. 2000. Ergatividad escindida en wariapano, yaminawa y shipibo-konibo. Indigenous languages of Lowland South America. Indigenous Languages of Latin America (ILLA), Vol. 1, ed. by Hein van der Voort, and Simon van de Kerke, 111-28. Leiden: University of Leiden

Ссылки

  • [cryptm.org/~nort/linguistics/McGregor2009.pdf William B. McGregor «Typology of Ergativity» (2009)]

Отрывок, характеризующий Расщеплённая эргативность

В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.