Расёмон (фильм)

Расёмон
羅生門 (Rashômon)
Жанр	криминальная драма
Режиссёр	Акира Куросава
Продюсер	Минору Дзинго
Автор сценария	Акира Куросава Синобу Хасимото Рюноскэ Акутагава (новеллы)
В главных ролях	Тосиро Мифунэ Матико Кё Масаюки Мори Такаси Симура Минору Тиаки Китидзиро Уэда
Оператор	Кадзуо Миягава
Композитор	Фумио Хаясака
Кинокомпания	Daiei
Длительность	88 мин.
Бюджет	250 тыс. долл.
Страна	Япония Япония
Год	1950
Выход фильма «Расёмон» (оригинальное название — 羅生門 (Rashômon))

К:Фильмы 1950 года

«Расёмон» (яп. 羅生門 Расё:мон) — японский чёрно-белый кинофильм режиссёра Акиры Куросавы, снятый им вместе с оператором Кадзуо Миягавой, в жанре дзидайгэки. В фильм снимались такие звёзды японского кино как Тосиро Мифунэ, Матико Кё, Масаюки Мори и Такаси Симура. Является экранизацией рассказа Рюноскэ Акутагавы «В чаше», а название и место действие у другого рассказа этого же писателя — «Ворота Расёмон». В данной работе впервые в кинематографе одно и тоже событие показано с точки зрения разных персонажей. Появление данного фильма ознаменовало выход японского кинематографа на мировую арену. «Расёмон» отмечен многочисленными наградами, среди которых «Золотой лев» на Венецианском кинофестивале и «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке.

Сюжет

Действие происходит в Японии в XI веке. В развалинах каменных ворот Расёмон прячутся от грозы дровосек (Такаси Симура) и странствующий монах (Минору Тиаки), дававшие показания на суде по делу об убийстве самурая Такэхиро Канадзава (Масаюки Мори) и изнасиловании его жены Масако (Матико Кё). К ним присоединяется прохожий крестьянин (Китидзиро Уэда), которому они и рассказывают эту историю. И монах, и дровосек поражены тем, что рассказы участников не совпадают между собой. Далее предлагаются четыре версии произошедшего.

Дровосек рассказывает о том, как нашёл в лесу труп самурая и немедленно убежал, чтобы оповестить об этом ближайшего чиновника.

История разбойника

Разбойник Тадзомару (Тосиро Мифунэ), обвиняемый в изнасиловании и убийстве, не отрицает своей вины. По его словам, он обманул самурая, рассказав ему, что раскопал древнее захоронение и нашел там ценное оружие. Разбойник предложил осмотреть добычу и поделить клад. Самураю пришлось оставить лошадь, жену и поклажу и углубиться в чащу. Заведя самурая в заросли, Тадзомару нападает на него и привязывает к корням дерева. Затем он приводит туда же жену и насилует её на глазах мужа. После этого он хочет уйти, но женщина умоляет его вызвать мужа на поединок, чтобы спасти её от позора. Она обещает уйти с ним после убийства. Происходит поединок на мечах, самурай сражается доблестно и умело, но разбойник оказывается победителем. Женщина убегает. В конце допроса судья спрашивает, куда делся кинжал с драгоценными камнями, принадлежащий жене самурая, на что разбойник ответил, что в суматохе забыл обо всём и это было бы глупо с его стороны оставлять такой дорогой предмет.

История жены

Версия жены самурая (Матико Кё) сильно отличается от версии бандита. После изнасилования бандит уходит. Она развязывает мужа, умоляет простить её, но он смотрит на неё с презрением и отвращением. Затем она просит мужа убить её, так как не может вынести позора. Холодный взгляд мужа и его безмолвие сильно потрясают её, она падает в обморок с кинжалом в руке. Очнувшись она видит труп мужа с кинжалом в груди, после чего безуспешно пытается убить себя.

История самурая

В суд приглашают женщину-медиума (Норико Хонма) для того, чтобы она вызвала дух убитого самурая. После изнасилования Тадзомару уговаривает женщину бросить мужа и стать его женой. Она соглашается при условии, что он убьёт мужа. Поражённый её коварством, бандит предлагает самураю выбор — убить жену или простить. Женщина убегает. Разбойник не может её догнать, он развязывает самурая и уходит. Самурай закалывает себя кинжалом жены. Потом кинжал кто-то вынул из раны.

История дровосека

Действие снова возвращается к воротам Расёмон. Дровосек признается, что видел гораздо больше, чем сказал в суде. Фактически он видел и изнасилование и убийство. Он утверждает, что разбойник уговаривал женщину уйти с ним. Она согласилась при условии, что он убьёт мужа. Самурай не хочет драться, поражённый предательством жены. Разбойник тоже против бессмысленного убийства, он развязывает самурая, предлагая тому уйти. Но женщина провоцирует обоих, в результате происходит поединок на мечах, но совсем не так, как в рассказе разбойника: Тадзомару и самурай сражаются трусливо и неумело, в конце-концов Тадзомару побеждает по чистой случайности. Недолго колеблясь, он убивает самурая, который униженно умоляет о пощаде. Жена в ужасе убегает. Разбойник уходит, забирая оба меча.

Финал

Рассказ дровосека прерван плачем ребёнка. Герои подходят к разрушенным воротам, где находят корзину с ребёнком, в которой лежат кимоно и амулет. Крестьянин тут же присваивает кимоно и амулет себе. Дровосек упрекает его в краже у беспомощного младенца. На что крестьянин отвечает, что он понял причину, по которой дровосек не рассказал на суде всё: дровосек забрал дорогой кинжал из раны самурая и тоже является вором. Крестьянин говорит дровосеку, что верх эгоизма — это «называть бандиту бандитом другого бандита» уходит, рассуждая о том, что для выживания в этом мире нужно быть эгоистом. Монах поражён тем, что всё вокруг является ложью. Он берёт на руки ребёнка, но дровосек хочет забрать ребёнка себе. Сначала монаха ошарашивает такая новость, но потом дровосек рассказывает ему, что у него и так 6 детей, и ещё один не станет большой обузой. Это отражает кражу дорогого кинжала дровосеком совсем с другой стороны. Монах отдаёт ребёнка, он благодарит дровосека за восстановление веры в человека. Дождь заканчивается, и снова светит солнце.

В ролях

Актёр	Роль	Дубляж в советском прокате
Тосиро Мифунэ	Тадзомару разбойник Тадзомару	Анатолий Кузнецов
Масаюки Мори	Такэхиро Канадзава самурай Такэхиро Канадзава	Артём Карапетян
Матико Кё	Масако Канадзава Масако Канадзава жена самурая	Роза Макагонова
Такаси Симура	Кикори дровосек Кикори	Алексей Алексеев
Минору Тиаки	монах	Алексей Сафонов
Китидзиро Уэда	крестьянин	Михаил Глузский
Норико Хонма	медиум	Артём Карапетян
Дайсукэ Като	полицейский	Юрий Саранцев

Режиссёр советского дубляжа — Елена Арабова.

Художественные особенности

Минимализм

Увлечение Куросавы немым кино и современным искусством отразилось на минимализме этого фильма: «Я всегда любил немые фильмы, я хотел восстановить их красоту. Я думал об этом как мне помнится в следующем ключе: одна из техник современного искусства - упрощение, и поэтому я должен упростить этот фильм». Поэтому в фильме только три места действия: ворота, лес и внутренний двор. Лес настоящий, а двор и ворота — простейшие декорации. Также это частично связано с малым бюджетом, которым обеспечила Куросаву компания «Daiei».

Операторская работа

Оператор Кадзуо Миягава привносил некоторые свои идеи в кино. Так в одной части фильма друг за другом показаны три крупных плана — бандита, жены и мужа, затем они повторяются. Это сделано для того, чтобы показать трёхсторонность их отношений. Согласно знатоку японской культуры Дональду Ричи, длительность планов с женой и бандитом одинаковы в случаях когда бандит ведёт себя по-варварски, а жена сходит с ума в истерике. В Расёмоне присудствуют кадры, где камера наведена прямо на солнце. Куросава хотел использовать натуральный свет, но он был слишком слабым, поэтому было решено использовать зеркала, чтобы отражать его. В результате получился яркий солнечный луч, проникающий сковль ветви на героев. В сцене у ворот Расёмон Куросава никак не мог добиться того, чтобы дождь был виден не только на переднем плане, но и в глубине, где он сливался с серыми декорациями. Поэтому в воду дождевых машин подмешали чернила, что сделало дождь контрастным.

Символизм света

Тадао Сато считает, что солнечный свет в фильме символизирует зло и грех, так как жена поддаётся бандиту, когда видит солнечный свет. Однако профессор Кейко И. Макдональд противопоставляет Сато своё видение: свет это «добро» или «причина», а тьма это «зло» или «импульс». Она по-другому интерпретирует сцену, указанную Сато — жена отдаётся бандиту, так как солнце начинает заходить. Также Макдональд указывает на то, что Куросава долго ждал большого облака для съёмок последней сцены у ворот Расёмона, когда дровосек берет брошенного ребёнка и уносит его домой. Куросава хотел показать, что в любой момент может полить тёмный дождь, даже если небо в данный момент ясное. К сожалению, финальная сцена получилась очень оптимистичной, так как было слишком солнечно и ясно, чтобы выполнить задумку.

Монтаж и музыка

Стенли Кауффманн пишет, что Куросава часто снимал одну и ту же сцену разными камерами в одно и тоже время, что позволяло ему свободно монтировать фильм и соединять вместе куски, снятые разными камерами, но создававшие вместе эффект плавного движения от одного предмета к другому. Также он часто соединял короткие планы в один, и зрители не замечали этого. Дональд Ричи писал: «в фильме 407 склеек, в два раза больше, чем в обычном фильме того времени, но половина склеек не привлекает к себе внимания».

Музыку к фильму писал известным японский композитор Фумио Хаясака. Специально для фильма он сделал японскую адаптацию Болеро Мориса Равеля, которая звучит во время сцен с женой.

Критика

Отзывы в Японии

Фильм получил две награды в Японии, но не имел успеха в японском прокате. Местные кинокритики упрекали Куросаву в слишком вольном обращении с литературными первоисточниками.

Показ на Венецианском кинофестивале

«Расёмон» был показан в 1951 году на Венецианском кинофестивале благодаря итальянскому японоведу Джулиане Страмиджоли, рекомендовавшей фильм агентству «Unitalia Film» для показа на фестивале. С выбором Страмиджоли поначалу не согласились в кинокомпании «Daiei» и в японском правительстве, предлагая в качестве образца достижений японского кинематографа одну из работ более известного режиссёра Ясудзиро Одзу. Несмотря на эти разногласия фильм всё же был показан и имел триумфальный успех, получив Приз итальянских кинокритиков и главный приз фестиваля — «Золотого льва».

Показ в США

В США премьера фильма состоялась 26 декабря 1951 года, и в следующем году он получает «Почётную награду» Киноакадемии за «самый выдающийся фильм на иностранном языке, вышедший на экраны США в 1951 году».

Награды и номинации

• 1951 — два приза Венецианского кинофестиваля: «Золотой лев» и Приз итальянских кинокритиков (оба — Акира Куросава)
• 1951 — две премии Национального совета кинокритиков США: лучший режиссёр (Акира Куросава) и лучший зарубежный фильм
• 1951 — премия «Майнити» лучшей актрисе (Матико Кё)
• 1951 — премия «Голубая лента» за лучший сценарий (Акира Куросава и Синобу Хасимото)
• 1952 — почётная премия «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке
• 1953 — номинация на премию «Оскар» за лучшую работу художника и декоратора (Такаси Мацуяма, Х. Моцумото)
• 1953 — номинация на премию BAFTA за лучший фильм
• 1953 — номинация на премию Гильдии режиссёров США (Акира Куросава)

Культурное влияние

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Революционная лента о поиске истины, которая всегда где-то рядом, открыла для европейцев факт существования японского кино. А в исторической перспективе — породила самостоятельный жанр фильмов, так называемый «Rashomon effect» воспроизводящих одно событие с разных точек зрения.

Интересные факты

• Для создания более глубокого образа одного из персонажей Куросава сказал Тосиро Мифунэ, чтобы тот позаимствовал пластику своего героя из дикой природы, например, у льва. С тех пор Мифунэ исполнял практически ту же самую «львиную» роль ещё несколько раз, увековечив себя этой пластикой.
• Фильм был отреставрирован и оцифрован японской компанией Kadokawa Pictures при участии Американской киноакадемии. Премьерный показ состоялся 18 сентября 2008 года в Лос-Анджелесе в кинотеатре «Samuel Goldwyn Theater» в рамках ретроспективы Куросавы.

Литература

• Stuart Galbraith. [books.google.ru/books/about/The_Emperor_and_the_Wolf.html The Emperor and the Wolf: The Lives and Films of Akira Kurosawa and Toshiro Mifune]. — Faber and Faber, Inc, 2002. — 823 p. — ISBN 9780571199822.

• Rashomon Effects: Kurosawa, Rashomon and their legacies : [англ.] / Edited by Blair Davis, Robert Anderson and Jan Walls. — Routledge, 2015. — 178 p. — (Routledge Advances in Film Studies). — ISBN 978-1-138-82709-7.</span>

• Catherine Russell. [books.google.ru/books?id=2XQFMwzpHQsC&pg=PT99&redir_esc=y#v=onepage&q&f=false Chapter 4 The Cinema of Akira Kurosawa] // [books.google.ru/books?id=2XQFMwzpHQsC Classical Japanese Cinema Revisited]. — Bloomsbury Publishing USA, 2011. — 192 p. — ISBN 9781441107770.

• Tatara P. [www.tcm.com/thismonth/article.jsp?cid=136021&mainArticleId=160926 Rashomon] (англ.). Tcm.com (25 December 1997). Проверено 11 января 2016.

• Wheeler Winston Dixon, Gwendolyn Audrey Foster. [books.google.ru/books?id=FP9w48VwwVUC Краткая история кинематографа] = A Short History of Film. — Rutgers University Press, 2008. — 492 p. — ISBN 0813544750.

• Donald Richie. [books.google.ru/books?id=FP9w48VwwVUC The Films of Akira Kurosawa]. — University of California Press, 2008. — 273 p. — ISBN 9780520220379.

Ссылки

Япония   Азия   Кино   Живопись

Отрывок, характеризующий Расёмон (фильм)

Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.