Ратсхоф (парк)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

</tt> </tt> </tt>

</tt>

</tt>

</tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt> </tt>

Парк Ратсхоф
54°43′08″ с. ш. 20°27′21″ в. д. / 54.71889° с. ш. 20.45583° в. д. / 54.71889; 20.45583 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=54.71889&mlon=20.45583&zoom=16 (O)] (Я)Координаты: 54°43′08″ с. ш. 20°27′21″ в. д. / 54.71889° с. ш. 20.45583° в. д. / 54.71889; 20.45583 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=54.71889&mlon=20.45583&zoom=16 (O)] (Я)
СтранаРоссия Россия
РайонОктябрьский район Калининграда
Исторический районРатсхоф
Дата основания1907

Парк Ратсхоф (нем. Rathshof) — один из парков Кёнигсберга, нынешнего Калининграда. Парк сохранился до наших дней в полузаброшенном, неухоженном состоянии.

Расположен между улицами Бассейной и Лесопарковой, вдоль ручья Воздушный, рядом с Академией художеств (ныне школа № 21).





История создания

Ратсхоф (улица Вагоностроительная, район кинотеатра «Победа») первоначально принадлежал церковной общине Альтштадта. В 1533 году прихожане решили продать земельный участок. Участок поменял нескольких владельцев и в XVIII веке стал муниципальной собственностью Кенигсберга («Ратсхоф» — означает «городское хозяйство»). В 1806 году после поражения в войне с Наполеоном для выплаты большой контрибуции город решил продать Ратсхоф в частные руки.

После смены нескольких владельцев в 1843 году Ратсхоф оказался у Вильгельма Батоцки, который превратил долину ручья в великолепный парк [1].

Для детей рабочих в 1890 году построили большую школу, названную в 1910 году именем поэта-патриота Г. Шеффнера (1736−1820). Сейчас это школа № 14.

В северной части парка в 1916 году по проекту Фридриха Ларса построили новое здание для Академии художеств (сейчас — школа № 21 и музыкальный театр). Академии принадлежала и прилегающая территория, вплоть до улицы Дюрера (Лесопарковая) и парк вокруг ручья. Одна часть парка находится за нынешним стадионом «Пионер» и улицей Лейтенанта Катина. Вторая часть парковой зоны расположена между улицей Бассейной и улицей Лесопарковой, вдоль ручья Воздушного.

Ратсхоф включен в состав города Кёнигсберга к 1939 году[1].

Планировка

В парке были устроены прогулочные дорожки со специальными экскурсионными маршрутами для гостей, каскад, пруд Хаммер, а также променад, тянувшийся вдоль ручья Ратсхофер Фрайграбен.

Ручей Воздушный

Воздушный ручей (нем.  Rathshofer Freigraben - Ратсхофер Фрайграбен). Протекает с севера на юг от пруда Хаммертайх (пруд Пионерский), между улицами Бассейной и Лесопарковой, и впадает в Преголю напротив Лесной гавани. Место возле водопада снабжено шлюзовым домиком, которой украшен рельефом с Геркулесом.

Рельеф Геркулес

Барельеф из ракушечника работы Станислауса Кауэра. Был создан в 1912—1913 годах и установлен на шлюзе пруда Хаммер—Тайх. Барельеф сохранился до наших дней (район улицы Бассейная и проспекта Мира).

Княжеский овраг (Furstenschlucht)

Расположен севернее улицы Лейтенанта Катина, вдоль ручья Воздушного и улицы Бассейной. Слыл одним из самых романтических мест Кёнигсберга. В северной конечности оврага когда-то находилась гостиница «Княжеский пруд».

Также частью парковой зоны является школьный участок.

Современное состояние

Ещё в 50-60 годы можно было отлично отдохнуть на берегу пруда, искупаться и позагорать, полюбоваться вековыми дубами и просто подышать свежим воздухом.

Ныне ручей загрязнен, шлюзовый домик разрушен. Рельеф Геркулес покрылся мхом и в некоторых местах потрескался. Пруд засорен мусором. Парк зарос дикими кустарниками. Редкий дендрологический состав парка на грани вымирания. Полностью исчезли такие виды деревьев, как чёрная сосна, плакучий бук, плакучая ель, волшебный орех. Исчезают бук лесной, сосна веймутова, дуб черешчатый.

Часть Княжеского оврага находится под присмотром школы, потому находится не в таком экологическом загрязнении. Поросшие сорной травой дорожки; упавшие, неубранные, старые деревья; засыпанные землей ступеньки спуска к пруду и ручью — таким стал парк, бывший некогда излюбленным местом отдыха горожан.

В 2010 году в администрации города принято решение о строительстве канализационного коллектора большего диаметра для предотвращения аварийных переливов стоков в ручей Воздушный[2].

Напишите отзыв о статье "Ратсхоф (парк)"

Примечания

  1. 1 2 [www.klgd.ru/city/history/gubin/oktyabr.php?print=Y История города// «Гражданин» № 1,2 (275,276)// 9 — 15 января 1997 г. 16 — 22 января 1997 г.//Алексей Губин]
  2. [kaliningrad.ru/news/item/2317-в-калининграде-очистят-ручей-воздушный Калининград.ru //В Калининграде очистят ручей Воздушный ]

Ссылки

  • [www.klgd.ru/city/history/gubin/oktyabr.php?print=Y История города// «Гражданин» № 1,2 (275,276)// 9 — 15 января 1997 г. 16 — 22 января 1997 г.//Алексей Губин]
  • Фотографии в www.panoramio.com:
    • [www.panoramio.com/photo/16884483 ручей Воздушный]
    • [www.panoramio.com/photo/12788876 рельеф Геркулес]
    • [www.panoramio.com/photo/12789149 Северный берег пруда]
    • [www.panoramio.com/photo/16884545 пруд, вид на улицу Лейтенанта Катина]
    • [www.panoramio.com/photo/13164090 21 школа]

Отрывок, характеризующий Ратсхоф (парк)


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.