Раутаваара, Тапио

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Тапио Раутаваара
Tapio Rautavaara
Основная информация
Дата рождения

8 марта 1915(1915-03-08)

Место рождения

Пирккала

Дата смерти

25 сентября 1979(1979-09-25) (64 года)

Место смерти

Хельсинки

Страна

Финляндия Финляндия

Профессии

певец, поэт-песенник, композитор, актёр, спортсмен

Инструменты

вокал, гитара

Жанры

эстрада
фолк-музыка

Лейблы

Warner Music

[www.tapiorautavaara.net iorautavaara.net]
Спортивные награды
Лёгкая атлетика
Олимпийские игры
Золото Лондон 1948 метание копья

Кай Та́пио «Та́пса» Ра́утаваара (фин. Kaj Tapio 'Tapsa' Rautavaara; 8 марта 1915, Пирккала, Великое княжество Финляндское, Российская империя — 25 сентября 1979, Хельсинки, Финляндия) — финский певец, поэт-песенник, композитор, актёр и спортсмен.

Являлся одним из наиболее ярких представителей финской популярной музыки 1950-х годов. По сей день пользуются популярностью многие из его записей, в том числе «Isoisän olkihattu», «Reppu ja reissumies», «Päivänsäde ja menninkäinen» и «Yölinjalla». Значительную часть репертуара певца составляли песни, написанные Рейно Хелисмаа и Тойво Кярки. Кроме того, он исполнял сочинения куплетистов Йохана Таннера и Рафу Рамстедта, песни на стихи финских поэтов (например, Яакко Ютейни и Каарло Крамсу), свои собственные песни, а также песни разных народов мира в переводе на финский язык. В общей сложности он записал на пластинку 310 песен[1]; записи песен «Isoisän olkihattu» («Дедушкина шляпа»), «Vain merimies voi tietää» («Лишь моряк может знать») и «Häävalssi» («Свадебный вальс») стали «золотыми».





Биография

Ранние годы

Тапио Раутаваара родился 8 марта 1915 года в Пирккала (ныне город Нокиа) в семье матери-одиночки Хильды Марии Раутаваара. Будущий певец получил фамилию матери; сведения о фамилии его отца не сохранились; в своих мемуарах певец упоминает лишь его имя — Хейкки. Вскоре семья переехала в Тампере, затем — в рабочий пригород Хельсинки Оулункюля (в 1946 году включён в черту города). В школьные годы Раутаваара много читал, в том числе прочёл все пьесы Шекспира. Поскольку семья жила очень бедно, от недоедания он страдал рахитом, и врач посоветовал ему заняться метанием копья.

Ещё учась в школе, будущий певец начал подрабатывать продавцом газет на вокзале. Позже он сменил множество профессий, работая камнетёсом, лесорубом и подсобным работником в магазине, принадлежащем мельничному предприятию, а в середине 1930-х годов служил в Военно-морских силах Финляндии.

В годы войны

Когда началась Зимняя война, призывная комиссия объявила, что Раутаваара сможет остаться работать на мельничном предприятии, поскольку флот не будет активно использоваться при ведении боевых действий. Кроме того, на него была возложена обязанность несения воздушного контроля. Во время Войны-продолжения он был призван в сухопутные войска и около года прослужил на фронте в составе 4-го пехотного полка.

Летом 1942 года Раутаваара был направлен во фронтовую бригаду. В течение следующих двух лет он был ведущим на радио «Мааселькя», которое находилось в Кархумяки (Медвежьегорске) и вещало для солдат финской армии. Солдаты его очень любили, однако с начальством иногда возникали конфликты, как по политическим мотивам, так и из-за его остроумных комментариев в эфире, касающихся военных новостей. Например, комментируя отступление войск Роммеля в Северной Африке в 1943 году, он заявил, что собирается спеть «фокстрот Роммеля», и процитировал первый куплет популярного финского фокстрота 1940 года «[www.youtube.com/watch?v=gl3Y5BtITkE Kangastusta]» («Мираж»): «Однажды я заблудился в пустыне, вдруг увидел вдалеке что-то зеленоватое, но, когда пошёл в ту сторону, оно отодвигалось от меня всё дальше»[3].

В это же время он посещал курсы актёрского мастерства в Финской Театральной академии и в киношколе при студии Suomen Filmiteollisuus.

Семейная жизнь

В 1942 году Раутаваара женился на Сайме Элизабет «Лиисе» Ханделль (30 апреля 1911 — 30 августа 1990[4]), происходившей из финских шведов. В семье родилось три дочери — Ирма, Марья и Леена. Леена Раутаваара в настоящее время возглавляет «Общество Тапио Раутаваара».

В 1948 году певец приобрёл участок в Оулункюля, на котором к 1951 году был построен дом для семьи. В этом доме Раутаваара жил до самой смерти. В 2002 году дом сгорел.

Любимец публики

Карьера Раутаваара в кино началась сразу после окончания войны — в 1945 году он снялся в фильме «Только для тебя», сыграв одну из ведущих ролей. С этого момента и до 1963 года он снимался в фильмах ежегодно. Ходили слухи, что ему предлагали главную роль в голливудском сериале «Тарзан» после того, как Джонни Вайсмюллер оставил роль Тарзана. Сам Раутаваара не подтверждал и не опровергал эту информацию[5]. Во второй половине 1940-х годов Тапио Раутаваара был известен прежде всего как актёр и спортсмен, однако уже в начале 1950-х годов его главным занятием становится пение.

В 1947 году стал одним из членов «Магического круга Финляндии» (объединение иллюзионистов, основанное в 1945 году, значительную часть которого составляют деятели культуры и искусства)[6].

Вскоре после войны Раутаваара познакомился с известным поэтом-песенником и певцом Рейно Хелисмаа, которого случайно встретил в Пуйстольском Доме рабочих[7]. Хелисмаа написал текст и музыку к песне «Reissumies ja kissa» («Пассажир и кошка»), которая стала в исполнении Раутаваара одним из самых известных шлягеров того времени. В следующие двадцать лет Хелисмаа написал множество песен, прославившихся в исполнении Раутаваара.

В конце 1940-х и начале 1950-х годов Хелисмаа, Раутаваара и Эса Пакаринен много гастролировали вместе по Финляндии. Гастрольные поездки, как правило, были тяжёлыми, поскольку музыкантам часто приходилось продираться на широких машинах того времени по узким песчаным дорогам и ночевать в тесных хостелах. 25 марта 1952 года Раутаваара, ведя личную машину своего импресарио Арво Аланте, попал в аварию на скользкой дороге недалеко от деревни Руотсалонкюля (муниципалитет Кяльвия, Центральная Остроботния). В машине находились госпожа Аура Аланте (супруга Арво), получившая сотрясение мозга, и радиоведущий Ниило Терваярви, отделавшийся несколькими царапинами; гитара Тапио разбилась[8].

В начале 1950-х годов между Раутаваара и Хелисмаа возникли творческие разногласия, и Раутаваара решил выступать отдельно и писать собственные песни. Через несколько лет их дружеские отношения восстановились. В 1957 году они вместе записали песню «Taas tavattiin» («Снова вместе»). В 1959 году они вдвоём написали песню «Vanha rantasauna» («Старая сауна на берегу [озера]»), которую Тапио впервые исполнил во время своих гастролей в США в том же году. В начале 1960-х годов они неоднократно выступали вместе на телевидении. Хелисмаа умер в 1965 году от рака лёгких, вызванного курением. Позднее Раутаваара писал: «Пройдёт сто лет, прежде чем появится новый Рейно Хелисмаа, или 200, или 500 лет».

Встреча с Пентти Хаанпяя

В середине 1950-х годов, во время гастролей в Похьянмаа, с певцом произошёл такой случай. В свободной от выступлений время, он решил повидаться с писателем Пентти Хаанпяя, который был одним из его кумиров ещё в юности. Раутаваара надеялся, что писатель расскажет ему о своей нелёгкой жизни, поделится своим опытом. Однако, Хаанпяя не захотел с ним разговаривать и сказал певцу, чтобы тот уходил. Когда Раутаваара уже собрался уходить, Хаанпяя сказал ему вслед: «Каждый человек делает в жизни то, что он может делать. Прошу же тебя, Тапса, иди своим путём».[9]

Спортивная карьера

Во время войны Тапио Раутаваара продолжал заниматься спортивными тренировками. Летом 1943 года во время тренировки в Кархумяки он метнул копьё на дистанцию 80,97, превысив мировой рекорд того времени на три метра. Тогда его тренер, Микко Каяани, предложил ему заняться данным видом спорта профессионально[3].

Впервые Раутаваара принял участие в соревнованиях по метанию копья в 1945 году, метнув копьё на 75,47 метров[10]. В 1946 году на чемпионате Европы по метанию копья в Осло метнул копьё на 66,40 метров, за что получил бронзовую медаль. Выиграл золотую медаль в финальном соревновании по метанию копья на лондонских Олимпийских играх 1948 года, послав копьё на дистанцию 69,77 метров. Также завоевал золотую медаль на всемирном чемпионате по стрельбе из лука в 1958 году. Кроме того, выигрывал национальные первенства по метанию копья в 1944—1945 и 1947—1949 годах и по стрельбе из лука в 1955 году.

Последние годы

Пик популярности Тапио Раутаваара приходится на 1950-е годы. В 1960-е среди финской молодёжи стала набирать популярность рок-музыка, и лирические песни Раутаваара стали считать устаревшими. Тем не менее, Раутаваара продолжал записывать песни вплоть до своей смерти в 1979 году. В 1970 он сыграл в фильме «Анна» роль народно-демократического политика, любящего выпить; это была его последняя роль в кино.

25 сентября 1979 года певец, находясь в плавательном бассейне в Тиккурила, потерял сознание, упал и ударился головой о пол. Причины потери сознания не были ясны; поначалу врачи предположили, что это был эпилептический припадок. По словам Вейкко Туоми, Раутаваара, находясь в подвыпившем состоянии, принял холодный душ непосредственно после посещения сауны, после чего и потерял сознание.[11] Однако фотограф, в компании которого Раутаваара провёл тот день, сообщил, что певец тогда не употреблял алкоголь.

Следующей ночью Тапио Раутаваара умер от кровоизлияния в мозг в своём доме в Оулункюля (Хельсинки). Он был похоронен на кладбище Мальми в могиле номер 60-9-119.

Наследие и память

К творчеству Тапио Раутаваара обращались многие финские музыканты следующих поколений. Так, рок-группа Viikate исполняла многие из его песен, лидер группы HIM Вилле Вало также является его поклонником. Песни из его репертуара пели также Раули Сомерйоки, Тапани Канса, Катри Хелена и другие представители финской эстрады. Всемирно известный режиссёр Аки Каурисмяки использовал песни Тапио в своих фильмах, в частности, в фильме «Человек без прошлого» звучат две песни в его исполнении — «Lokki»Чайка») и «Älä unhoita minua» («Не забывай меня»).

В 1999 году режиссёром Тимо Койвусало был снят художественный фильм «Лебедь и странник», посвящённый жизни и творчеству певца. Роль Раутаваара в нём сыграл актёр Тапио Лииноя.

В 1981 году в Оулункюля был разбит парк, получивший имя певца. Там же в 2000 году был установлен мемориал в честь Тапио Раутаваара, названный «Сон странника», работы скульптора Вейкко Мюллера.

Дискография

Альбомы и сборники песен

  • Tapio Rautavaaran uusimpia laulelmia (1964)
  • Tapsan vanhoja ja uusia laulelmia (1965)
  • Tapio Rautavaara (1965)
  • Kansanlauluja (1966)
  • Tapsa (1967)
  • Tapsa laulaa ja laulattaa (1967)
  • Lauluni aiheet (1968)
  • Tapio Rautavaara laulaa ja laulattaa 2 (1969)
  • Reissumiehen ralleja (1969)
  • Kulkurien kuningas (1970)
  • Yölinjalla (1970)
  • Muistoissain muuttumaton (1971)
  • Tapsa maalla ja merellä (1971)
  • Tänään ei lauluja synny (1973)
  • Unohtumaton ilta (1976)
  • Reissumiehen taival
  • 20 suosikkia — Reissumies ja kissa (2000)
  • 20 suosikkia — Juokse sinä humma (2000)
  • 20 suosikkia — Tuo aika toukokuun (2000)
  • En päivääkään vaihtaisi pois — Sata levytystä vuosilta 1946—1979 (2004)
  • Kulkurin taival (2008)

Трибьют-альбомы

  • Sunnuntaina sataa aina (1989)
  • Mestaria kunnioittaen — Tribuutti Tapio Rautavaaralle (2008)

Фильмография

  • «Только для тебя» / Vain sinulle (1945)
  • «Следы греха» / Synnin jäljet (1946)
  • «Шестая заповедь» / Kuudes käsky (1947)
  • «Жена — золотая медалистка» / Kultamitalivaimo (1947)
  • «Желаю тебе» / Sinut minä tahdon (1949)
  • «Айла, дочь Похьёлы» / Aila, Pohjolan tytär (1951)
  • «Ночь в Рио» / Rion yö (1951)
  • «Песня контрабандиста» / Salakuljettajan laulu (1952)
  • «Пекка Пуупяя» / Pekka Puupää (1953)
  • «Двое забавных разбойников» / Kaksi hauskaa vekkulia (1953)
  • «Мы вернулись» / Me tulemme taas (1953)
  • «Призрачный трактир» / Kummituskievari (1954)
  • «Победа ветерана» / Veteraanin voitto (1955)
  • «Дикий Север» / Villi Pohjola (1955)
  • «Прекрасная Каарина» / Kaunis Kaarina (1955)
  • «Завтра не наступит никогда» / Ingen morgondag (Швеция, 1957)
  • «Перекрёсток двух дорог» / Kahden ladun poikki (1958)
  • «Большой парад мелодий» / Suuri sävelparaati (1959)
  • «Бултых, сказал Ээмели, бултых!» / Molskis, sanoi Eemeli, molskis! (1960)
  • «Звёздный туман» / Tähtisumua (1961)
  • «Таинственная долина на Диком Севере» / Villin Pohjolan salattu laakso (1963)
  • «Барон Икс» / X-Paroni (1964)
  • «Анна» / Anna (1970)

Напишите отзыв о статье "Раутаваара, Тапио"

Примечания

  1. [www.aanitearkisto.fi/firs2/nimi.php?Id=Rautavaara+Tapio Список песен, исполненных Тапио Раутаваара, по каталогу П. фон Баха]
  2. [personal.inet.fi/koti/pertti.itkonen/Rkioski.htm Matkalukemista Ärrältä]
  3. 1 2 [kaupunginosat.net/oulunkyla/historia/sota.htm Оулункюля в тени войны]
  4. kotisivu.dnainternet.fi/nummel-1/tapio_rautavaara.jpg
  5. [www.filmihullu.fi/arkisto/1998_3.html Filmihullu 3 | 1998]
  6. [www.taikapiiri.fi/historiikki/pages/Rautavaara-ja-Sundman_gif.htm Страницы истории Магического круга Финляндии]
  7. [www.ilkka.fi/kulttuuri-ja-viihde/tapio-rautavaara-reissumiehen-taival-1.1068314 Тапио Раутаваара: Путь странника | Культура и развлечения | «Илкка»]
  8. Helsingin Sanomat, 28.3.1952, с. 6.
  9. [koti.mbnet.fi/~eronkko/um1esitelma.html Unto Monosen ”työtapaturma”]
  10. [www.tilastopaja.org/db/fi/atm.php?ID=14005 Tilastopaja OY — urheilijatietokanta]
  11. Тапио Ниеми. «Рассказ Вейкко Туоми» = Veikko Tuomen tarina. — Pilot-kustannus, 2005. — С. 184. — ISBN 952-464-393-6.

Литература

  • Тапио Раутаваара. «Не променял бы ни дня» = En päivääkään vaihtaisi pois / Юха Нумминен (ред.). — Хельсинки: Tammi, 1978.

Ссылки

  • [www.tapiorautavaara.net Сайт, посвящённый Тапио Раутаваара]  (фин.)
  • [pomus.net/001441 Тапио Раутаваара] на сайте Pomus.net  (фин.)
  • [www.last.fm/music/Tapio+Rautavaara Тапио Раутаваара] на Last.fm  (англ.)
  • Тапио Раутаваара (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.elonet.fi/name/he3ic4/ Тапио Раутаваара на сайте Elonet]  (фин.)
  • [www.yle.fi/ikimuistoinen/rautavaara.html Биография Тапио Раутаваара]  (фин.)
  • [www.yle.fi/teema/sininenlaulu/artikkeli.php?id=338 Синяя песня: Тапио Раутаваара]  (фин.)
  • [lirama.net/artist/7419 Тексты песен Тапио Раутаваара]
  • [youtube.com/results?search_query=tapio+rautavaara&search=Search Youtube]

Отрывок, характеризующий Раутаваара, Тапио

Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.
«Война есть наитруднейшее подчинение свободы человека законам бога, – говорил голос. – Простота есть покорность богу; от него не уйдешь. И они просты. Они, не говорят, но делают. Сказанное слово серебряное, а несказанное – золотое. Ничем не может владеть человек, пока он боится смерти. А кто не боится ее, тому принадлежит все. Ежели бы не было страдания, человек не знал бы границ себе, не знал бы себя самого. Самое трудное (продолжал во сне думать или слышать Пьер) состоит в том, чтобы уметь соединять в душе своей значение всего. Все соединить? – сказал себе Пьер. – Нет, не соединить. Нельзя соединять мысли, а сопрягать все эти мысли – вот что нужно! Да, сопрягать надо, сопрягать надо! – с внутренним восторгом повторил себе Пьер, чувствуя, что этими именно, и только этими словами выражается то, что он хочет выразить, и разрешается весь мучащий его вопрос.
– Да, сопрягать надо, пора сопрягать.
– Запрягать надо, пора запрягать, ваше сиятельство! Ваше сиятельство, – повторил какой то голос, – запрягать надо, пора запрягать…
Это был голос берейтора, будившего Пьера. Солнце било прямо в лицо Пьера. Он взглянул на грязный постоялый двор, в середине которого у колодца солдаты поили худых лошадей, из которого в ворота выезжали подводы. Пьер с отвращением отвернулся и, закрыв глаза, поспешно повалился опять на сиденье коляски. «Нет, я не хочу этого, не хочу этого видеть и понимать, я хочу понять то, что открывалось мне во время сна. Еще одна секунда, и я все понял бы. Да что же мне делать? Сопрягать, но как сопрягать всё?» И Пьер с ужасом почувствовал, что все значение того, что он видел и думал во сне, было разрушено.
Берейтор, кучер и дворник рассказывали Пьеру, что приезжал офицер с известием, что французы подвинулись под Можайск и что наши уходят.
Пьер встал и, велев закладывать и догонять себя, пошел пешком через город.
Войска выходили и оставляли около десяти тысяч раненых. Раненые эти виднелись в дворах и в окнах домов и толпились на улицах. На улицах около телег, которые должны были увозить раненых, слышны были крики, ругательства и удары. Пьер отдал догнавшую его коляску знакомому раненому генералу и с ним вместе поехал до Москвы. Доро гой Пьер узнал про смерть своего шурина и про смерть князя Андрея.

Х
30 го числа Пьер вернулся в Москву. Почти у заставы ему встретился адъютант графа Растопчина.
– А мы вас везде ищем, – сказал адъютант. – Графу вас непременно нужно видеть. Он просит вас сейчас же приехать к нему по очень важному делу.
Пьер, не заезжая домой, взял извозчика и поехал к главнокомандующему.
Граф Растопчин только в это утро приехал в город с своей загородной дачи в Сокольниках. Прихожая и приемная в доме графа были полны чиновников, явившихся по требованию его или за приказаниями. Васильчиков и Платов уже виделись с графом и объяснили ему, что защищать Москву невозможно и что она будет сдана. Известия эти хотя и скрывались от жителей, но чиновники, начальники различных управлений знали, что Москва будет в руках неприятеля, так же, как и знал это граф Растопчин; и все они, чтобы сложить с себя ответственность, пришли к главнокомандующему с вопросами, как им поступать с вверенными им частями.
В то время как Пьер входил в приемную, курьер, приезжавший из армии, выходил от графа.
Курьер безнадежно махнул рукой на вопросы, с которыми обратились к нему, и прошел через залу.
Дожидаясь в приемной, Пьер усталыми глазами оглядывал различных, старых и молодых, военных и статских, важных и неважных чиновников, бывших в комнате. Все казались недовольными и беспокойными. Пьер подошел к одной группе чиновников, в которой один был его знакомый. Поздоровавшись с Пьером, они продолжали свой разговор.
– Как выслать да опять вернуть, беды не будет; а в таком положении ни за что нельзя отвечать.
– Да ведь вот, он пишет, – говорил другой, указывая на печатную бумагу, которую он держал в руке.
– Это другое дело. Для народа это нужно, – сказал первый.
– Что это? – спросил Пьер.
– А вот новая афиша.
Пьер взял ее в руки и стал читать:
«Светлейший князь, чтобы скорей соединиться с войсками, которые идут к нему, перешел Можайск и стал на крепком месте, где неприятель не вдруг на него пойдет. К нему отправлено отсюда сорок восемь пушек с снарядами, и светлейший говорит, что Москву до последней капли крови защищать будет и готов хоть в улицах драться. Вы, братцы, не смотрите на то, что присутственные места закрыли: дела прибрать надобно, а мы своим судом с злодеем разберемся! Когда до чего дойдет, мне надобно молодцов и городских и деревенских. Я клич кликну дня за два, а теперь не надо, я и молчу. Хорошо с топором, недурно с рогатиной, а всего лучше вилы тройчатки: француз не тяжеле снопа ржаного. Завтра, после обеда, я поднимаю Иверскую в Екатерининскую гошпиталь, к раненым. Там воду освятим: они скорее выздоровеют; и я теперь здоров: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба».
– А мне говорили военные люди, – сказал Пьер, – что в городе никак нельзя сражаться и что позиция…
– Ну да, про то то мы и говорим, – сказал первый чиновник.
– А что это значит: у меня болел глаз, а теперь смотрю в оба? – сказал Пьер.
– У графа был ячмень, – сказал адъютант, улыбаясь, – и он очень беспокоился, когда я ему сказал, что приходил народ спрашивать, что с ним. А что, граф, – сказал вдруг адъютант, с улыбкой обращаясь к Пьеру, – мы слышали, что у вас семейные тревоги? Что будто графиня, ваша супруга…
– Я ничего не слыхал, – равнодушно сказал Пьер. – А что вы слышали?
– Нет, знаете, ведь часто выдумывают. Я говорю, что слышал.
– Что же вы слышали?
– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.