Рафаил (Заборовский)
| Митрополит Рафаил | ||
| ||
|---|---|---|
| 13 апреля 1731 — 22 октября 1747 | ||
| Предшественник: | Варлаам (Вонатович) | |
| Преемник: | Тимофей (Щербацкий) | |
| ||
| 15 августа 1725 — 13 апреля 1731 | ||
| Предшественник: | Феофилакт (Лопатинский) | |
| Преемник: | Варлаам (Леницкий) | |
| Имя при рождении: | Михаил Заборовский | |
| Рождение: | 1677 Заборов | |
| Смерть: | 22 октября 1747 Киев | |
| Епископская хиротония: | 15 августа 1725 | |
Митрополит Рафаил (в миру — Михаил Зборовский; 1677, Зборов, Речь Посполитая — 22 октября 1747, Киев, Российская империя) — православный епископ Псковский и Новгородский, с 1743 года митрополит Киевской епархии Русской православной церкви.
Биография
Родился в 1677 году в местечке Зборов, находящемся вблизи города Львова. В то время, город обнищал из-за противостояния польских и казацких войск за земли Червонной Руси. Отец Михаила был польским шляхтичем; первоначальное образование Михаил Зборовский получил в польских школах, а по смерти отца, когда мать переехала в Киев, он поступил в Киевскую Духовную Академию, а затем перешёл в Московскую Заиконоспасскую, где, ещё учась, принял монашество по православному обряду с именем Рафаил. По окончании полного курса он был назначен в ту же Заиконоспасскую Академию в Москве учителем риторики, затем служил некоторое время иеромонахом во флоте, а в 1723 году получил назначение архимандритом Троицкого Калязинского монастыря и асессором Святейшего Синода.
15-го августа 1725 года Рафаил Заборовский хиротонисан был во епископа Псковского и Нарвского, а 23-го августа того же 1725 года назначен Советником Святейшего Синода, каковую должность они занимал до 15-го июля 1726 г. Во Пскове епископ Рафаил открыл школу, чуть ли не первую в городе. 13-го апреля 1731 он был назначен архиепископом Киевским, Галицким и всея Малыя России.
В Киеве Рафаил прежде всего обратил внимание на Духовную Академию в Братском монастыре, которая находилась в очень печальном положении. В ответном письме Рафаилу Феофана Прокоповича (1736 г.) читаем: «писал ко мне преосвященство ваше, через господина Величковского, что училищный у вас монастырь Братский пришел в крайнюю скудость, и таковую, что и к повседневному пропитанию не имеют довольства учители и прочии братия, и не могло бы уже место оное в состоянии пребыть, есть ли бы особливым святыни вашей призрением снабдеваемо не было». Рафаил Заборовский устраивает сбор в пользу Академии, жертвует свои 1640 руб. и в очень короткое время строит новые здания для Академии и для общежития воспитанников и церковь в честь Покрова Пресвятыя Богородицы, которая и была освящена 1-го ноября 1740 г. Он помогал нуждающимся воспитанникам Духовной Академии, посылал некоторых окончивших курс Академии на свой счет за границу для продолжения образования, заботился о более успешном преподавании в Академии и о привлечении более хороших учителей. Благодаря ему, в Киевской Академии в 1738 году были открыты кафедры языков: греческого, немецкого и еврейского.
Киевская Духовная Академия, как пишет митрополит Евгений, «прославилась многими вышедшими из нея знаменитыми учеными людьми, отличившимися во всех состояниях, и в его время она из благодарности называла себя Киево-Могило-Заборовскою». 16-го июня 1743 года, по докладу Св. Синода, Императрица Елизавета Петровна указала быть в Киеве митрополии, а архиепископу Рафаилу именоваться митрополитом Киевским и Галицким.
Рафаил написал много поучений, но они не были изданы. Его инструкция Академии издана в книге В. И. Аскоченского: «Киев и его академия» (2-я часть, 102—108 стр.); переписка его с Маркевичем напечатана в «Обзоре Гамалеевского монастыря». По словам митр. Евгения, Рафаил Заборовский напечатал в Москве в 1735 году два поучения.
Рафаил скончался в Киеве 22-го октября 1747 г. и погребен 30-го ноября, то есть в сороковой день его кончины. При погребении надгробную речь говорил Георгий Конисский:
«кто не видел бесприкладную милость его к учащимся, кому неведомо было великое призрение его к учащимся? Не хочу я о сем многа слова простирать, лучше за меня проповедуют, хотя и безгласная оная нововодруженная, царским чертогам подобающая, училищная здания, многим иждивением преосвященного архипастыря состроенная! Недоволен един язык того исповести; нехай убо многочисленный оный дом, общее учащихся нищих прибежище, бобиле, глаголю, бурсацкие, безгрунтовии, безденежние чрез 16 лет милостию преосвященного архипастыря оправляеми, огреваеми и многообразно ежечастным его знанием, подаянием снабдеваеми!».
Напишите отзыв о статье "Рафаил (Заборовский)"
Ссылки
- www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_4901
- drevo-info.ru/articles/11651.html
- www.day.kiev.ua/310440
Отрывок, характеризующий Рафаил (Заборовский)
– Собака на забог'е, живая собака на забог'е, – сказал Денисов ему вслед – высшую насмешку кавалериста над верховым пехотным, и, подъехав к Ростову, расхохотался.– Отбил у пехоты, отбил силой транспорт! – сказал он. – Что ж, не с голоду же издыхать людям?
Повозки, которые подъехали к гусарам были назначены в пехотный полк, но, известившись через Лаврушку, что этот транспорт идет один, Денисов с гусарами силой отбил его. Солдатам раздали сухарей в волю, поделились даже с другими эскадронами.
На другой день, полковой командир позвал к себе Денисова и сказал ему, закрыв раскрытыми пальцами глаза: «Я на это смотрю вот так, я ничего не знаю и дела не начну; но советую съездить в штаб и там, в провиантском ведомстве уладить это дело, и, если возможно, расписаться, что получили столько то провианту; в противном случае, требованье записано на пехотный полк: дело поднимется и может кончиться дурно».
Денисов прямо от полкового командира поехал в штаб, с искренним желанием исполнить его совет. Вечером он возвратился в свою землянку в таком положении, в котором Ростов еще никогда не видал своего друга. Денисов не мог говорить и задыхался. Когда Ростов спрашивал его, что с ним, он только хриплым и слабым голосом произносил непонятные ругательства и угрозы…
Испуганный положением Денисова, Ростов предлагал ему раздеться, выпить воды и послал за лекарем.
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.
Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
