Рафаил (Хававини)

Епископ Рафаил Bishop Raphael<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Бруклинский, викарий Алеутской и Северо-Американской епархии
29 февраля 1904 года — 14 февраля 1915 года
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	викариатство учреждено
Преемник:	Евфимий (Офейш)
Образование:	Халкинская богословская школа, Киевская духовная академия
Имя при рождении:	Рафла Хававини
Оригинал имени при рождении:	رفائيل هواوين
Рождение:	21 ноября 1860(1860-11-21) Дамаск
Смерть:	14 февраля 1915(1915-02-14) (54 года) Нью-Йорк
Принятие священного сана:	8 декабря 1885 года
Принятие монашества:	28 марта 1879 года
Епископская хиротония:	29 февраля 1904 года
Канонизирован:	2000 год (Православная церковь в Америке)
Лик святости:	святитель
День памяти:	14 (27) февраля

Епископ Рафаил (в миру Рафла Хававини или Ававини, араб. رفائيل هواوين‎; род. 9 (21) ноября 1860 года, Дамаск — 14 февраля 1915 года, Нью-Йорк) — епископ Русской православной церкви, епископ Бруклинский, викарий Северо-Американской епархии.

Причислен Православной церковью в Америке к лику святых. Память 14 февраля (ПЦА).

Биография

Родился в Сирии в 1860 году от православных родителей Михаила Хававини и его второй жены Марии — дочери священника из Дамаска. Точная дата рождения Рафаила неизвестна, но сам он предполагал, что родился если не в день его именин — Собора Архангелов Михаила и Гавриила и Небесных Сил Бесплотных (8 ноября по старому стилю) — то приблизительно либо накануне, либо после него.

В 1861 году на праздник Богоявления был крещён с именем Рафла, а немного позднее, весной того же года, семья смогла вернуться в Дамаск.

Несмотря на то, что в 1874 году ребёнок блестяще закончил начальную школу, стало ясно, что Михаил Хававини не мог более позволить себе обучение сына. К счастью, помощь пришла через диакона Афанасия Аталлаха (позже Хомского митрополита), который походатайствовал пред Патриархом Антиохийским Иерофеем о принятии Рафлы в качестве студента на пастырские подготовительные курсы при Патриархии. Он был таким хорошим студентом, что в 1877 году был избран на должность заместителя преподавателя. В следующем году он был назначен учителем арабского и турецкого языка.

28 марта 1879 году Патриарх Иерофей совершил над ним монашеский постриг, после чего Рафаил стал патриаршим иподиаконом.

Патриарх Константинопольский Иоаким III предложил Антиохийскому Патриарху прислать хотя бы одного достойного студента для обучения в Богословской школе в Халки с выплатой стипендии, и Рафаил занял это единственное место.

8 декабря 1885 году рукоположен в сан диакона в храме при Халкинской школе.

В июне 1886 году иеродиакон Рафаил окончил Халкинскю богословскую школу с дипломом по специальности богословие и вернулся в свою родную страну. Поступил на службу к митрополиту Хрисанфу, а затем к Патриарху Герасиму в Дамаске.

Патриарх Антиохийский Герасим часто брал Рафаила в пастырские поездки по своим приходам. Когда Патриарх не мог присутствовать, слово Божие преподавал людям иеродиакон Рафаил.

В бытность в Сирии в качестве проповедника Антиохийского Престола произнес много проповедей и поучений, из коих было напечатано до 15-ти в единственном тогда в Бейруте арабском духовном журнале «Аль-Гидия» («Подарок»).

Но он не был удовлетворен глубиной своих знаний и жаждал знать как можно больше. Поэтому он испросил благословения у Патриарха Герасима поступить на курсы аспирантуры в богословскую школу в России, обещая вернуться и служить Патриархии секретарём со знанием русского языка. Патриарх дал своё благословение, и иеродиакон Рафаил был принят студентом в Киевскую духовную академию.

Обучаясь в Киевской духовной академии, продолжал сотрудничасть с журналом «Аль-Гидия», где были напечатаны множество корреспонденций и статей религиозного и церковного характера.

Патриарх Герасим назначил иеродиакона Рафаила главой представительства Антиохийской Церкви в Москве, в связи с чем по просьбе Патриарах Герасима к митрополиту Киевскому Платону он 4 июня 1889 года в церкви Братского монастыря был рукоположен в сан иеромонаха ректором Академии епископом Сильвестром (Малеванским).

16 июля 1889 года он был возведён в сан архимандрита митрополитом Московским Иоанникием и утверждён как настоятель церкви представительства Антиохии в Москве.

Через 2 года архимандриту Рафаилу удалось уменьшить долг представительства с 65 тыс. рублей да 15 тыс. рублей. Также он устроил приезд в Россию 24 сирийских студентов, для продолжения их учёбы, надеясь, что они вернуться в Сирию для обучения других.

Когда Патриарх Антиохийский Герасим сложил с себя патриаршие обязанности, чтобы принять Иерусалимский Престол, архимандрит Рафаил воспринял это как возможность для освобождения Антиохийской Церкви от господства греческой иерархов. Желая предоставить управление ею коренным клирикам и мирянам, архимандрит Рафаил развил бурную деятельность, рассылая письма отдельным антиохийским епископам и влиятельным мирянам и публикуя статьи в русской прессе, чтобы привлечь внимание к трудному положению Антиохии. Однако решительные действия не увенчались успехом: в ноябре 1891 года Антиохийским Патриархом был избран митрополит Сприридон (Евфимиу), грек-киприот по происхождению, который по мнению многих арабов подкупил избирателей раздачей 10 тыс. лир различным знаменитым людям Дамаска.

Архимандрит Рафаил отказался поминать нового патриарха за богослужением, в результате чего Патриарх Спиридоном временно отстранил его от служения. Архимандрит Рафаил принял свое отстранение, но продолжал писать статьи в русских газетах в защиту антиохийского дела.

12 февраля 1893 года по указу Святейшего Синода назначен лектором арабского языка при Казанской духовной академии.

С февраля 1894 по 1895 год — практикант по кафедре греческого (Мануил: арабского) языка в Казанской духовной академии.

В 1895 года переехал в Америку, с назначением в Нью-Йорк для окормления православных сиро-арабов в Алеутской епархии (назначен 21 августа 1895 года).

В 1901 году двукратно был избран на кафедру митрополита Селевкийского, но, желая послужить делу Православия в Америке, оба раза отказался.

4 февраля 1904 года последовал указ о назначении 2-м викарием Алеутской епархии, епископом Бруклинским.

29 февраля 1904 года в соборе святителя Николая в Бруклине хиротонисан во епископа Бруклинского, викария Алеутской епархии. Хиротонию совершили епископ Тихон (Беллавин) и епископ Иннокентий (Пустынский). Эта хиротония была первой православной хиротонией в Америке.

Цензор журнала «Американский православный вестник».

С начала 1905 года становится издателем и редактором журнала «Аль-калимат» («Слово») для сиро-арабов, который выходил 2 раза в месяц. Почти все статьи для него составлял сам. Каждый номер состоял из 20-ти страниц и содержал в себе пять отделов: религиозного (догматического), нравственного, церковного, церковной хроники и официального епархиального отдела.

Находился непосредственно в ведении архиепископа Сиро-арабской миссии. Был опытным миссионером с серьёзной богословской подготовкой и прекрасным знанием русского и сиро-арабского языков.

С ростом Нью-Йоркской общины стало расти число детей, и он был озабочен их будущим. Он хотел основать вечернюю школу, чтобы учить их в Духе Христовом, так как будущее Церкви в этой стране зависело от образования молодежи. Дети, не говорящие по-арабски, уже ходили в неправославные храмы, где занятия в воскресных школах велись на английском языке. Еп. Рафаил видел настоятельную необходимость в использовании английского языка в богослужении и образовании для развития Сиро-Арабской миссии. Внимая словам ап. Павла о молитве на понятном народу языке, св. Рафаил рекомендовал использовать во всех своих приходах служебник, переведенный на английский язык Изабеллой Хэпгуд.

К концу 1912 года епископ Рафаил во время своих трудов занемог. Доктора признали сердечную недостаточность, которая и стала впоследствии причиной его смерти. Через две недели он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы отслужить Литургию в своем соборе.

Скончался 14 февраля 1915 года в 00.40 ночи после трёхнедельной тяжёлой болезни. К моменту смерти святителя, Сиро-арабская миссия имела 30 приходов с 25 тысячами верующих.

Канонизация и почитание

Решением состоявшегося 27-20 марта 2000 года Священного Синода Православной церкви в Америке причислен к лику святых. Канонизация святителя и связанные с нею торжества состоялись 28-29 мая 2000 года в Свято-Тихоновском монастыре в штате Пенсильвания.

В апреле-мае 2015 года в США состоялись торжества, посвящённые 100-летию преставления святителя Бруклинского Рафаила.

Труды

• «Статьи и переводы на арабский язык: „Православный разбор энциклопедии римского папы Льва XIII“».
• «О заблуждениях Римско-католической Церкви».
• «Сокращенная церковная история», сочинение протоиерея Б. Михайловского в переводе на арабский язык со многими прибавлениями". «Прав. Собес.» 1897, май, с. 164.

Ссылки

• [days.pravoslavie.ru/Life/life6944.htm СВЯТИТЕЛЬ РАФАИЛ БРУКЛИНСКИЙ]
• [drevo-info.ru/articles/17123.html РАФАИЛ (АВАВИНИ)] // Открытая православная энциклопедия «Древо»
• [krotov.info/yakov/history/20_bio_moi/1915_rafail.htm СЛОВАРЬ СВЯТЫХ]
• [www.srcc.msu.ru/bib_roc/jmp/00/07-00/14.htm Свидетельство духовного единства] // Журнал Московской патриархии

Отрывок, характеризующий Рафаил (Хававини)

Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].
– Нет, без шуток, – сказал князь Андрей, – неужели вы думаете,что кампания кончена?
– Я вот что думаю. Австрия осталась в дурах, а она к этому не привыкла. И она отплатит. А в дурах она осталась оттого, что, во первых, провинции разорены (on dit, le православное est terrible pour le pillage), [говорят, что православное ужасно по части грабежей,] армия разбита, столица взята, и всё это pour les beaux yeux du [ради прекрасных глаз,] Сардинское величество. И потому – entre nous, mon cher [между нами, мой милый] – я чутьем слышу, что нас обманывают, я чутьем слышу сношения с Францией и проекты мира, тайного мира, отдельно заключенного.
– Это не может быть! – сказал князь Андрей, – это было бы слишком гадко.
– Qui vivra verra, [Поживем, увидим,] – сказал Билибин, распуская опять кожу в знак окончания разговора.
Когда князь Андрей пришел в приготовленную для него комнату и в чистом белье лег на пуховики и душистые гретые подушки, – он почувствовал, что то сражение, о котором он привез известие, было далеко, далеко от него. Прусский союз, измена Австрии, новое торжество Бонапарта, выход и парад, и прием императора Франца на завтра занимали его.
Он закрыл глаза, но в то же мгновение в ушах его затрещала канонада, пальба, стук колес экипажа, и вот опять спускаются с горы растянутые ниткой мушкатеры, и французы стреляют, и он чувствует, как содрогается его сердце, и он выезжает вперед рядом с Шмитом, и пули весело свистят вокруг него, и он испытывает то чувство удесятеренной радости жизни, какого он не испытывал с самого детства.
Он пробудился…
«Да, всё это было!…» сказал он, счастливо, детски улыбаясь сам себе, и заснул крепким, молодым сном.


На другой день он проснулся поздно. Возобновляя впечатления прошедшего, он вспомнил прежде всего то, что нынче надо представляться императору Францу, вспомнил военного министра, учтивого австрийского флигель адъютанта, Билибина и разговор вчерашнего вечера. Одевшись в полную парадную форму, которой он уже давно не надевал, для поездки во дворец, он, свежий, оживленный и красивый, с подвязанною рукой, вошел в кабинет Билибина. В кабинете находились четыре господина дипломатического корпуса. С князем Ипполитом Курагиным, который был секретарем посольства, Болконский был знаком; с другими его познакомил Билибин.
Господа, бывавшие у Билибина, светские, молодые, богатые и веселые люди, составляли и в Вене и здесь отдельный кружок, который Билибин, бывший главой этого кружка, называл наши, les nфtres. В кружке этом, состоявшем почти исключительно из дипломатов, видимо, были свои, не имеющие ничего общего с войной и политикой, интересы высшего света, отношений к некоторым женщинам и канцелярской стороны службы. Эти господа, повидимому, охотно, как своего (честь, которую они делали немногим), приняли в свой кружок князя Андрея. Из учтивости, и как предмет для вступления в разговор, ему сделали несколько вопросов об армии и сражении, и разговор опять рассыпался на непоследовательные, веселые шутки и пересуды.
– Но особенно хорошо, – говорил один, рассказывая неудачу товарища дипломата, – особенно хорошо то, что канцлер прямо сказал ему, что назначение его в Лондон есть повышение, и чтоб он так и смотрел на это. Видите вы его фигуру при этом?…
– Но что всего хуже, господа, я вам выдаю Курагина: человек в несчастии, и этим то пользуется этот Дон Жуан, этот ужасный человек!
Князь Ипполит лежал в вольтеровском кресле, положив ноги через ручку. Он засмеялся.
– Parlez moi de ca, [Ну ка, ну ка,] – сказал он.
– О, Дон Жуан! О, змея! – послышались голоса.
– Вы не знаете, Болконский, – обратился Билибин к князю Андрею, – что все ужасы французской армии (я чуть было не сказал – русской армии) – ничто в сравнении с тем, что наделал между женщинами этот человек.
– La femme est la compagne de l'homme, [Женщина – подруга мужчины,] – произнес князь Ипполит и стал смотреть в лорнет на свои поднятые ноги.
Билибин и наши расхохотались, глядя в глаза Ипполиту. Князь Андрей видел, что этот Ипполит, которого он (должно было признаться) почти ревновал к своей жене, был шутом в этом обществе.