Рахиль (Микеланджело)
| |
| Микеланджело | |
| Рахиль. 1542 | |
| итал. Rachele | |
| мрамор. Высота 2,09 м | |
| Сан-Пьетро-ин-Винколи, Рим, Италия | |
Чтоб всякий ведал, как я названа,
Я - Лия, и, прекрасными руками
Плетя венок, я здесь брожу одна.
Для зеркала я уберусь цветами;
Сестра моя Рахиль с его стекла
Не сводит глаз и недвижима днями.
Ей красота её очей мила,
Как мне - сплетенный мной убор цветочный;
Ей любо созерцанье, мне - дела
Рахиль (итал. Rachele) — мраморная скульптура Рахили, второй жены Иакова, младшей сестры Лии, созданная Микеланджело для гробницы папы Юлия II около 1542 г. «Рахиль» размещена в нише справа от «Моисея».
Содержание
Описание
По Уильяму Уоллесу, Рахиль «стремится к небу»[1]. Лицо её обращено вверх, а руки молитвенно сложены. Левое колено опирается на ступеньку. Тело Рахили изогнуто S-образно, как и у Умирающего раба, который первоначально предназначался для гробницы. Эрик Шильяно отмечает, что Рахиль «… столь же забылась в своем экстазе, как и Умирающий раб, которого она заменила…»[2].
В Библии сестры Рахиль и Лия противопоставляются друг другу, что дает возможность расценивать их как аллегорические фигуры:
|
Лия была слаба глазами, а Рахиль была красива станом и красива лицем Быт. 29:17 | 
|
Рахиль символизирует собой «жизнь созерцательную» (лат. Vita contemplativa)[3][4], поскольку именно так её изобразил Данте. Прототипами Рахили и её старшей сестры Лии, очевидно, являются «активный» Джулиано и «созерцательный» Лоренцо Медичи[2].
Авторство
По Вазари, статую сделал сам Микеланджело, менее чем за год[5]. Фриц Эрпель[4] и Уильям Уоллес[1] тоже не сомневались в авторстве Микеланджело. Тем не менее, нетипичность скульптуры — полностью одетая женская фигура, изящная, спокойная, возвышенная — оставляют место для сомнений в бесспорном авторстве скульптора. По мнению Виктора Лазарева, большинство фигур гробницы папы Юлия II (среди них — и «Рахиль») полностью выполнены или завершены не самым Микеланджело, а его учениками[а][6].
Напишите отзыв о статье "Рахиль (Микеланджело)"
Примечания
- а. ^ Рафаэлло да Монтелупо, Томмазо ди Пьетро Босколи и другими
Ссылки
- ↑ 1 2 William E. Wallace. The Treasures of Michelangelo, p. 46
- ↑ 1 2 Eric Scigliano, Michelangelo’s Mountain, p. 294
- ↑ [www.mikelangelo.ru/txt/21strachel.shtml Рахиль - «Жизнь Созерцательная» (1545)]. [www.webcitation.org/6BFd17f1O Архивировано из первоисточника 8 октября 2012].
- ↑ 1 2 Эрпель Фриц, Микеланджело, с. 15
- ↑ Микеланджело. Поэзия. Письма. Суждения современников, 1983, c. 146
- ↑ Микеланджело. Поэзия. Письма. Суждения современников, 1983, c. 24
Источники
- Вазари Д. Жизнеописания прославленных живописцев, скульпторов и архитекторов = итал. Le Vite de’piu eccelenti Pittori, Scultori e Architetti. — К.: Искусство, 1970. — С. 296 —429, 497 —507. — 520 с. (укр.)
- Микеланджело. Поэзия. Письма. Суждения современников / сост. В. Н. Гращенков. — М.: Искусство, 1983. — 451 с.
- Эрпель Фриц. Микеланджело / Пер. с нем. Сергея Данильченко. — Берлин: Хеншель, 1990. — 72 с. — ISBN 3-362-00044-4.
- Eric Scigliano. Michelangelo's Mountain: The Quest For Perfection In The Marble Quarries Of Carrara. — Simon and Schuster, 2005. — 352 с. (англ.)
- John Addington Symonds. [www.manybooks.net/support/s/symondsj/symondsj11241124211242-8pdfLRG.pdf The Life of Michelangelo Buonarroti]. — 1893. (англ.)
- William Wallace. The Treasures of Michelangelo. — Andre Deutsch, 2010. — ISBN 978-0-233-00253-8. (англ.)
Отрывок, характеризующий Рахиль (Микеланджело)
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.
Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
