Рахмонов, Журахон Рахмонбердиевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)
Журахон Рахмонбердиевич Рахмонов
узб. Раҳмонов Жўрахон Раҳмонбердиевич
Дата рождения:

18 августа 1917(1917-08-18)

Место рождения:

Ош, Ферганская область, Российская республика

Дата смерти:

7 апреля 1977(1977-04-07) (59 лет)

Место смерти:

Ош, Киргизская ССР

Профессия:

актёр

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССРКиргизская ССР Киргизская ССР

Годы активности:

1937-1977

Театр:

Ошский музыкально-драматический театр имени Бабура

Спектакли:

батрака в «Бай и батраке», Токтогула в «Токтогуле», городничего в «Ревизоре», пристава в «Женитьбе», Айнок силача в «Равшан и Зулхумор», Дикого в «Грозе», Ташбалты в «Ташбалта влюблён», Бабахана в «Тахир и Зухра», Ясумана в «Фархад и Ширин», Мавляна в «Любовь к Родине», отца «Невеста за 5 сом», тысячника Кадыркула в «Когда заря взойдёт над Ферганой», шаха в «Орзигуле», Женгиш ога в «Незнакомый знакомец», роль немецкого офицера.

Награды:
Знак «25 лет победы в Великой Отечественной войне» Заслуженный артист Узбекской ССР (1974), 2 почётные грамоты Президиума Верховного Совета Киргизской ССР.

Журахон Рахмонов — советский драматический актёр, артист Узбекского драматического театра имени Кирова (ныне Ошский музыкально-драматический театр имени Бабура), Заслуженный артист Узбекской ССР (1974), участник Великой Отечественной войны. Сын Рахмонберди Мадазимова и брат Уринбоя Рахмонова.





Биография

Журахон Рахмонов родился 18 августа 1917 года в городе Ош в семье служащих. В 1937 году поступил актёром в городской театр имени Кирова, основателем которого был его отец Мадазимов Рахмонберди (1914) и где играл его брат Уринбой Рахмонов (с 1927)[1].

В 1938 году был призван в ряды Красной армии. Участвовал в Советско-финской войне, обороне блокадного Ленинграда, служил старшим сержантом 95-й танковой бригады 9-го танкового корпуса 2-го Белорусского фронта[2]. Участвовал в освобождении России, Украины, Белоруссии, Польши, Германии, взятии Берлина и Рейхстага. Награждён орденом «Отечественной войны» II степени (приказ 9-ТК № 015/п от 23 августа 1943 года), а также многочисленными медалями.

После окончания войны Журахон Рахмонов вернулся на работу в Ошский театр, работал там до конца жизни. Сыграл более ста ролей в театре и кино. Большую роль в его творчестве сыграли поставленные на сцене театра произведения Ч. Айтматова «Материнское поле», К. Яшина и М. Мухамедова «Дилором», «Отелло» Шекспира. В последующие годы сыграл роли в произведениях «Могучая волна» Шарафа Рашидова, «Любовь Яровая», «Красный галстук» К. Тренёва, «Обман и любовь» Шиллера, «Слуга двух господ» К.Гольдони, «Гроза» Александр Островского, «Уркуя» Н. Байтемирова, «Переполох перед свадьбой», «Любовь, джаз и чёрт».

14-25 октября 1958 года вместе с коллективом театра участвовал во II декаде киргизского искусства и литературы в Москве. 20 февраля 1961 года участвовал в I съезде театрального общества Киргизии. В 1967 году Ошский узбекский театр был на гастролях в Таджикской ССР, где коллектив был награждён почётной грамотой министерства культуры Таджикской ССР. 11-17 июля 1967 года участвовал в Днях культуры и искусства Киргизии в Москве. С 4 по 14 сентября 1969 года участвовал в декаде киргизской литературы и искусства в Узбекской ССР. 2-10 апреля 1970 года участвовал в празднике искусств народов СССР, посвящённом 100-летию рождения В. И. Ленина.

Владея киргизским языком, ещё до открытия Ошского киргизского драматического театра имени С. Ибраимова (основан 24 ноября 1972 года, построен в 1974 году), он активно участвовал в постановках классических и современных драм киргизских писателей на родном языке.

В 1957 году был награждён почётной грамотой министерства культуры Киргизской ССР, в 1976 году медалью ударника IX пятилетки. По окончании гастролей в Ташкенте за большой вклад в пропаганду и развитие культуры и искусства Журахон Рахмонов Указом Президиума Верховного Совета Узбекской ССР № 164 от 5 июля 1974 года был удостоен звания Заслуженный артист Узбекской ССР (медаль № 877)[3] (в истории лишь два артиста из Киргизии были удостоены этого почётного звания УзбекистанаК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2852 дня]). Также он был награждён двумя почётными грамотами Президиума Верховного Совета Киргизской ССР (1968 и 1974)[4] — в истории Киргизии лишь несколько государственных и общественных деятелей дважды удостаивались этой почётной грамотыК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2852 дня].

Его высказывания и жизненные ситуации были описаны в комических пьесах писателя Абдугани Абдугафурова и в книге «Видные сыновья Оша» (2000), в журнале «Муштум». Его роль в истории Ошского театра имени Бабура отражена в книге драматурга Абдугани Абдугафурова «Ошский академический театр» (2010).

Журахон Рахмонов умер 7 апреля 1977 года, был похоронен в городе Ош. На его похоронах были и говорили речи первый секретарь Ошского обкома партии Султан Ибраимов и руководители Ошского горисполкома[5].

Творчество

В театре

В 1937-1977 годах им сыграно на сцене Ошского театра имени Кирова более ста ролей: Батрак в «Бай и батраке», Токтогула в «Токтогуле», городничий в «Ревизоре», пристав в «Женитьбе», «Батыр и Раъно» М. Рахмона, Айнок силач в «Равшан и Зулхумор», Дикий в «Грозе», Ташбалты в «Ташбалта влюблён», Бабахан в «Тахир и Зухра», Ясуман в «Фархад и Ширин», Мавлян в «Любовь к Родине», отец «Невеста за 5 сом», «Первый учитель» Ч. Айтматова, тысячник Кадыркула в «Когда заря взойдёт над Ферганой», «Кровавые дни» Ф. Г. Литвинской, М. Азизова, «Легендарная личность» Сохиб Жамола, шах в «Орзигуле», Женгиш ога в «Незнакомый знакомец» М. Каримова, роль немецкого офицера, «Минувшие дни» А. Кадыри, «Нодира», «Сурмахон», «Дорогие девушки», «Скупость», «Обманутая девушка» А. Абдугафурова, «Сильнее бури», «Могучая волна» Ш. Рашидова и другие.

Кроме того, участвовал в многочисленных концертных программах.

В кино

Год Название Роль
1971 ф Захар Беркут эпизод
1972 ф Кочо организатор петушиных боёв
ф Жолбарс басмач
ф Азамат Имя персонажа не указано

Личная жизнь

Супруга: Ойимхон (1929—1997). Дети: Анзиратхон (1951—2015), Муяссархон (1955), Санжарбек хожи (1959—2012), Минурахон (1962), Муаззамхон (1964), Анвар (1969—2004).

Награды

Напишите отзыв о статье "Рахмонов, Журахон Рахмонбердиевич"

Литература

  • Энциклопедия Ошской области, раздел «Театральная жизнь», стр. 110, издание Академии Наук Киргизской ССР, г. Фрунзе, 1987.
  • А. Абдугафуров "Ошский узбекский музыкальный театр", Фрунзе, 1980 год. 58 с.; 21 см. Кирг 23/463 [6] [7]
  • А. Абдугафуров «Видные сыновья Оша», Ош, 2000 год, стр. 129-130.
  • А. Абдугафуров «Ошский академический театр», Ош, 2010 год, стр. 6, 41, 45.

Примечания

  1. [archive.is/ZiH72 Они стояли у истоков]
  2. [pamyat-naroda.ru/heroes/memorial-chelovek_vpp12969646/ Архивные документы старшего сержанта Рахманова Журахона в ЦАМО]
  3. [archive.is/nTnwH Актёрская династия]
  4. [portalus.ru/modules/biographies/rus_readme.php?archive=&id=1422777290&start_from=&subaction=showfull&ucat=12 Биографии знаменитостей]
  5. [www.centrasia.ru/person2.php?st=1386102084 Центразия Персоны]
  6. [search.rsl.ru/ru/record/01001001622 Ошский узбекский музыкальный театр]
  7. [www.biblus.ru/default.aspx/Default.aspx?book=4q3m2i4q9 Ошский узбекский музыкальный театр]</span> </li> </ol>

Ссылки

  • [archive.is/nTnwH Актёрская династия]
  • [archive.is/ZiH72 Они стояли у истоков]
  • [www.centrasia.ru/person2.php?st=1386102084 Центразия Персоны]
  • [portalus.ru/modules/biographies/rus_readme.php?archive=&id=1422777290&start_from=&subaction=showfull&ucat=12 Биографии знаменитостей]
  • [www.onteatr.ru/aktery/rakhmonov-zhurakhon-rakhmonberdievich Советские актеры кино и театра мужчины]
  • [pamyat-naroda.ru/heroes/memorial-chelovek_vpp12969646/ Архивные документы старшего сержанта Рахманова Журахона в ЦАМО]
  • [archive.is/zmHxL Реферат]
  • [archive.is/oag43 Журахон Рахмонов в журнале Муштум]
  • [teatrbabur.kg/index.php/ru/istoriya-2 История театра]

Отрывок, характеризующий Рахмонов, Журахон Рахмонбердиевич

Князь Василий, последнее время особенно часто забывавший то, что он говорил, и повторявший по сотне раз одно и то же, говорил всякий раз, когда ему случалось видеть свою дочь.
– Helene, j'ai un mot a vous dire, – говорил он ей, отводя ее в сторону и дергая вниз за руку. – J'ai eu vent de certains projets relatifs a… Vous savez. Eh bien, ma chere enfant, vous savez que mon c?ur de pere se rejouit do vous savoir… Vous avez tant souffert… Mais, chere enfant… ne consultez que votre c?ur. C'est tout ce que je vous dis. [Элен, мне надо тебе кое что сказать. Я прослышал о некоторых видах касательно… ты знаешь. Ну так, милое дитя мое, ты знаешь, что сердце отца твоего радуется тому, что ты… Ты столько терпела… Но, милое дитя… Поступай, как велит тебе сердце. Вот весь мой совет.] – И, скрывая всегда одинаковое волнение, он прижимал свою щеку к щеке дочери и отходил.
Билибин, не утративший репутации умнейшего человека и бывший бескорыстным другом Элен, одним из тех друзей, которые бывают всегда у блестящих женщин, друзей мужчин, никогда не могущих перейти в роль влюбленных, Билибин однажды в petit comite [маленьком интимном кружке] высказал своему другу Элен взгляд свой на все это дело.
– Ecoutez, Bilibine (Элен таких друзей, как Билибин, всегда называла по фамилии), – и она дотронулась своей белой в кольцах рукой до рукава его фрака. – Dites moi comme vous diriez a une s?ur, que dois je faire? Lequel des deux? [Послушайте, Билибин: скажите мне, как бы сказали вы сестре, что мне делать? Которого из двух?]
Билибин собрал кожу над бровями и с улыбкой на губах задумался.
– Vous ne me prenez pas en расплох, vous savez, – сказал он. – Comme veritable ami j'ai pense et repense a votre affaire. Voyez vous. Si vous epousez le prince (это был молодой человек), – он загнул палец, – vous perdez pour toujours la chance d'epouser l'autre, et puis vous mecontentez la Cour. (Comme vous savez, il y a une espece de parente.) Mais si vous epousez le vieux comte, vous faites le bonheur de ses derniers jours, et puis comme veuve du grand… le prince ne fait plus de mesalliance en vous epousant, [Вы меня не захватите врасплох, вы знаете. Как истинный друг, я долго обдумывал ваше дело. Вот видите: если выйти за принца, то вы навсегда лишаетесь возможности быть женою другого, и вдобавок двор будет недоволен. (Вы знаете, ведь тут замешано родство.) А если выйти за старого графа, то вы составите счастие последних дней его, и потом… принцу уже не будет унизительно жениться на вдове вельможи.] – и Билибин распустил кожу.
– Voila un veritable ami! – сказала просиявшая Элен, еще раз дотрогиваясь рукой до рукава Билибипа. – Mais c'est que j'aime l'un et l'autre, je ne voudrais pas leur faire de chagrin. Je donnerais ma vie pour leur bonheur a tous deux, [Вот истинный друг! Но ведь я люблю того и другого и не хотела бы огорчать никого. Для счастия обоих я готова бы пожертвовать жизнию.] – сказала она.
Билибин пожал плечами, выражая, что такому горю даже и он пособить уже не может.
«Une maitresse femme! Voila ce qui s'appelle poser carrement la question. Elle voudrait epouser tous les trois a la fois», [«Молодец женщина! Вот что называется твердо поставить вопрос. Она хотела бы быть женою всех троих в одно и то же время».] – подумал Билибин.
– Но скажите, как муж ваш посмотрит на это дело? – сказал он, вследствие твердости своей репутации не боясь уронить себя таким наивным вопросом. – Согласится ли он?
– Ah! Il m'aime tant! – сказала Элен, которой почему то казалось, что Пьер тоже ее любил. – Il fera tout pour moi. [Ах! он меня так любит! Он на все для меня готов.]
Билибин подобрал кожу, чтобы обозначить готовящийся mot.
– Meme le divorce, [Даже и на развод.] – сказал он.
Элен засмеялась.
В числе людей, которые позволяли себе сомневаться в законности предпринимаемого брака, была мать Элен, княгиня Курагина. Она постоянно мучилась завистью к своей дочери, и теперь, когда предмет зависти был самый близкий сердцу княгини, она не могла примириться с этой мыслью. Она советовалась с русским священником о том, в какой мере возможен развод и вступление в брак при живом муже, и священник сказал ей, что это невозможно, и, к радости ее, указал ей на евангельский текст, в котором (священнику казалось) прямо отвергается возможность вступления в брак от живого мужа.
Вооруженная этими аргументами, казавшимися ей неопровержимыми, княгиня рано утром, чтобы застать ее одну, поехала к своей дочери.
Выслушав возражения своей матери, Элен кротко и насмешливо улыбнулась.
– Да ведь прямо сказано: кто женится на разводной жене… – сказала старая княгиня.
– Ah, maman, ne dites pas de betises. Vous ne comprenez rien. Dans ma position j'ai des devoirs, [Ах, маменька, не говорите глупостей. Вы ничего не понимаете. В моем положении есть обязанности.] – заговорилa Элен, переводя разговор на французский с русского языка, на котором ей всегда казалась какая то неясность в ее деле.
– Но, мой друг…
– Ah, maman, comment est ce que vous ne comprenez pas que le Saint Pere, qui a le droit de donner des dispenses… [Ах, маменька, как вы не понимаете, что святой отец, имеющий власть отпущений…]
В это время дама компаньонка, жившая у Элен, вошла к ней доложить, что его высочество в зале и желает ее видеть.
– Non, dites lui que je ne veux pas le voir, que je suis furieuse contre lui, parce qu'il m'a manque parole. [Нет, скажите ему, что я не хочу его видеть, что я взбешена против него, потому что он мне не сдержал слова.]
– Comtesse a tout peche misericorde, [Графиня, милосердие всякому греху.] – сказал, входя, молодой белокурый человек с длинным лицом и носом.
Старая княгиня почтительно встала и присела. Вошедший молодой человек не обратил на нее внимания. Княгиня кивнула головой дочери и поплыла к двери.
«Нет, она права, – думала старая княгиня, все убеждения которой разрушились пред появлением его высочества. – Она права; но как это мы в нашу невозвратную молодость не знали этого? А это так было просто», – думала, садясь в карету, старая княгиня.

В начале августа дело Элен совершенно определилось, и она написала своему мужу (который ее очень любил, как она думала) письмо, в котором извещала его о своем намерении выйти замуж за NN и о том, что она вступила в единую истинную религию и что она просит его исполнить все те необходимые для развода формальности, о которых передаст ему податель сего письма.
«Sur ce je prie Dieu, mon ami, de vous avoir sous sa sainte et puissante garde. Votre amie Helene».
[«Затем молю бога, да будете вы, мой друг, под святым сильным его покровом. Друг ваш Елена»]
Это письмо было привезено в дом Пьера в то время, как он находился на Бородинском поле.


Во второй раз, уже в конце Бородинского сражения, сбежав с батареи Раевского, Пьер с толпами солдат направился по оврагу к Князькову, дошел до перевязочного пункта и, увидав кровь и услыхав крики и стоны, поспешно пошел дальше, замешавшись в толпы солдат.
Одно, чего желал теперь Пьер всеми силами своей души, было то, чтобы выйти поскорее из тех страшных впечатлений, в которых он жил этот день, вернуться к обычным условиям жизни и заснуть спокойно в комнате на своей постели. Только в обычных условиях жизни он чувствовал, что будет в состоянии понять самого себя и все то, что он видел и испытал. Но этих обычных условий жизни нигде не было.
Хотя ядра и пули не свистали здесь по дороге, по которой он шел, но со всех сторон было то же, что было там, на поле сражения. Те же были страдающие, измученные и иногда странно равнодушные лица, та же кровь, те же солдатские шинели, те же звуки стрельбы, хотя и отдаленной, но все еще наводящей ужас; кроме того, была духота и пыль.
Пройдя версты три по большой Можайской дороге, Пьер сел на краю ее.
Сумерки спустились на землю, и гул орудий затих. Пьер, облокотившись на руку, лег и лежал так долго, глядя на продвигавшиеся мимо него в темноте тени. Беспрестанно ему казалось, что с страшным свистом налетало на него ядро; он вздрагивал и приподнимался. Он не помнил, сколько времени он пробыл тут. В середине ночи трое солдат, притащив сучьев, поместились подле него и стали разводить огонь.
Солдаты, покосившись на Пьера, развели огонь, поставили на него котелок, накрошили в него сухарей и положили сала. Приятный запах съестного и жирного яства слился с запахом дыма. Пьер приподнялся и вздохнул. Солдаты (их было трое) ели, не обращая внимания на Пьера, и разговаривали между собой.
– Да ты из каких будешь? – вдруг обратился к Пьеру один из солдат, очевидно, под этим вопросом подразумевая то, что и думал Пьер, именно: ежели ты есть хочешь, мы дадим, только скажи, честный ли ты человек?
– Я? я?.. – сказал Пьер, чувствуя необходимость умалить как возможно свое общественное положение, чтобы быть ближе и понятнее для солдат. – Я по настоящему ополченный офицер, только моей дружины тут нет; я приезжал на сраженье и потерял своих.
– Вишь ты! – сказал один из солдат.
Другой солдат покачал головой.
– Что ж, поешь, коли хочешь, кавардачку! – сказал первый и подал Пьеру, облизав ее, деревянную ложку.
Пьер подсел к огню и стал есть кавардачок, то кушанье, которое было в котелке и которое ему казалось самым вкусным из всех кушаний, которые он когда либо ел. В то время как он жадно, нагнувшись над котелком, забирая большие ложки, пережевывал одну за другой и лицо его было видно в свете огня, солдаты молча смотрели на него.
– Тебе куды надо то? Ты скажи! – спросил опять один из них.
– Мне в Можайск.
– Ты, стало, барин?
– Да.
– А как звать?
– Петр Кириллович.
– Ну, Петр Кириллович, пойдем, мы тебя отведем. В совершенной темноте солдаты вместе с Пьером пошли к Можайску.
Уже петухи пели, когда они дошли до Можайска и стали подниматься на крутую городскую гору. Пьер шел вместе с солдатами, совершенно забыв, что его постоялый двор был внизу под горою и что он уже прошел его. Он бы не вспомнил этого (в таком он находился состоянии потерянности), ежели бы с ним не столкнулся на половине горы его берейтор, ходивший его отыскивать по городу и возвращавшийся назад к своему постоялому двору. Берейтор узнал Пьера по его шляпе, белевшей в темноте.
– Ваше сиятельство, – проговорил он, – а уж мы отчаялись. Что ж вы пешком? Куда же вы, пожалуйте!
– Ах да, – сказал Пьер.
Солдаты приостановились.
– Ну что, нашел своих? – сказал один из них.
– Ну, прощавай! Петр Кириллович, кажись? Прощавай, Петр Кириллович! – сказали другие голоса.
– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.
Ему стало стыдно, и он рукой закрыл свои ноги, с которых действительно свалилась шинель. На мгновение Пьер, поправляя шинель, открыл глаза и увидал те же навесы, столбы, двор, но все это было теперь синевато, светло и подернуто блестками росы или мороза.
«Рассветает, – подумал Пьер. – Но это не то. Мне надо дослушать и понять слова благодетеля». Он опять укрылся шинелью, но ни столовой ложи, ни благодетеля уже не было. Были только мысли, ясно выражаемые словами, мысли, которые кто то говорил или сам передумывал Пьер.
Пьер, вспоминая потом эти мысли, несмотря на то, что они были вызваны впечатлениями этого дня, был убежден, что кто то вне его говорил их ему. Никогда, как ему казалось, он наяву не был в состоянии так думать и выражать свои мысли.