Рахмонов, Уринбой Рахмонбердиевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Рахмонов Уринбой»)
Перейти к: навигация, поиск
К:Википедия:Страницы на КУ (тип: не указан)
Рахмонов Уринбой Шергозиевич (Рахмонбердиевич)
узб. Раҳмонов Ўринбой Шерғозиевич (Раҳмонбердиевич)

Уринбой Рахмонов на гастролях в Ленинграде. Фото 1934 год
Дата рождения:

17 марта 1910(1910-03-17)

Место рождения:

Ош, Ферганская область, Российская империя

Дата смерти:

5 октября 1980(1980-10-05) (70 лет)

Место смерти:

Ош, Киргизская ССР, СССР

Профессия:

актёр, поэт, писатель

Гражданство:

Российская империя Российская империяСССР СССРКиргизская ССР Киргизская ССР

Годы активности:

19271958

Амплуа:

Комический, трагический, драматический актёр

Театр:

Ошский Государственный академический узбекский музыкально-драматический театр имени Бабура

Спектакли:

«Бай и батрак», «Токтогул», «Ревизор», «Женитьба», «Равшан и Зулхумор», «Гроза», «Ташбалта влюблён», «Тахир и Зухра», «Фархад и Ширин», «Любовь к Родине», «Невеста за 5 сом», «Когда заря взойдёт над Ферганой», «Орзигул», «Незнакомый знакомец»

Уринбой Рахмонов (4 (17) марта 1910 — 5 октября 1980) — советский киргизский актёр и театральный деятель, основатель театра имени Бобура в городе Ош, поэт и писатель.





Биография

Уринбой Рахмонов родился 4 марта 1910 года в городе Ош, в семье служащих. Его отец Мадазимов Рахмонберди был основателем театрального движения в Кыргызстане, первым основателем и организатором Ошского театра города Ош, революционером, активным участником борьбы с басмачеством. Когда Уринбою Рахмонову исполнилось 17 лет, он в 1927 году начал свою творческую деятельность в Ошском театре. Работал в театре артистом, кроме того, в трудные годы становления и организации театра дополнительно выполнял десять должностей: был помощником режиссёра, драматургом, певцом, музыкантом, суфлёром, художником, гримёром, поэтом, писал небольшие пьесы и стихи для песен под которые в ту пору танцевала народная артистка Киргизской ССР первая танцовщица Розия Муминова[1].

В 1934 году в составе коллектива театра участвовал на первых гастролях Ошского театра в городах Ленинград, Москва, Ташкент. В августе 1934 года театральный коллектив в составе 70 человек поехали на гастроли в город Ленинград. Репертуар театра составляли «Фархад и Ширин», «Лейла и Маджнун» и другие узбекские пьесы. Ленинградские любители искусства так хорошо встретили выступления театра, что запланированные на непродолжительное время гастроли продолжались почти месяц. Коллектив театра проводил творческие встречи на предприятиях, учебных заведениях, на легендарном крейсере «Аврора». Всего дали 22 концерта. В конце гастролей артистов принял первый секретарь Ленинградского обкома партии Сергей Миронович Киров, который подчеркнул, что поставленные спектакли и концерты произвели большое впечатление на ленинградцев и это останется на их памяти. На встрече участвовали Уринбой Рахмонов, А. Насриддинов, Кадыржан Хамидов, З. Умаров, Гуламжан Исраилов, Б. Махмудов, Тожихон Хасанова, Лайлихон Моидова, Р.Ахмедов, Б.Ортиков, И.Худайбердиев, Зиямиддин Шакиров, Лутфулло Ходжаев, Р.Мухаммаджанов, Ж. Юсупжанов, Г. Мухаммаджанова, Д. Каюмов, П. Салиев и другие. В конце встречи они сфотографировались с С. М. Кировым. В 1937 году театр назвали в честь С.М. Кирова.

В 1934 году в Ташкенте был проведён слёт передовиков-хлопкоробов. По приглашению председателя президиума ЦИК Узбекской ССР Юлдаша Ахунбабаева коллектив театра поехал в Ташкент для участия в концерте для участников слёта. Участники слёта встретили с оглушительными овациями выступления певца Абдуллы тарок Файзуллаева, артистов Уринбоя Рахмонова, Р. Муминовой, Т. Хасановой, Л. Моидовой, К. Хамидова, Г. Исраилова. В 1934 году Уринбой Рахмонов в составе театра также участвовал на гастролях в Москве. 26 мая — 4 июня 1939 года участвовал на I декаде киргизского искусства в Москве и с группой участников встречался с М. И. Калининым[2].

В 1939 и 1940 годах участвовал на гастролях во Фрунзе. Во время Великой Отечественной войны артисты Ошского театра бывали на фронтах и ставили солдатам патриотические спектакли. Уринбой Рахмонов, Т.Хасанова, Э.Бутаева, М.Атабаев призывали бойцов к героизму. В эти годы на сцене были поставлены пьесы по произведениям «Буран», «Смерть оккупантам!» Камила Яшина, "Курбан Умаров" Сабира Абдуллы, «Песня жизни» Уйгуна, «Пограничники» Билль-Белоцерковского, «Фронт» Корнейчука. Театральный коллектив внёс большой вклад в дело воспитания в духе военного патриотизма трудящихся масс. Большую роль в раскрытии творческого потенциала театрального коллектива и Уринбоя Рахмонова сыграли поставленные на сцене театра произведения «Бай и батрак», «Проделки Майсары» Хамзы, «Любовь Яровая» К.Тренёва, «Обман и любовь» Шиллера, «Тахир и Зухра» С. Абдуллы, «Невеста за 5 сом» М. Ордубади, «Фархад и Ширин» Хуршида, «Гулсара» К.Яшина, «Весна», «Алтынкуль» Уйгуна[3].

Уринбой Рахмонов с 1949 по 1952 годы работал ответственным секретарём Кызыл-Кыштакского сельсовета, с 1952 по 1965 годы работал начальником почты в селе Кызыл-Кыштак, Кара-Сууского района. С 1965 года работал в системе торговли. Но, несмотря на то, что он в 1949 году ушёл с театра он ещё долго вплоть до 1958 года, внештатно после работы играл в театре главные и эпизодические роли. Зрители и критики отмечали исполненные им главные роли немецкого офицера, отца в пьесе «Невеста за 5 сом» и в других драмах. Заслуги Уринбоя Рахмонова в создании и деятельности Ошского театра отражены в книге Абдугани Абдугафурова «Ошский академический театр» изданная в феврале 2010 года на стр.1 и 3 и на стр.42 на афише театра от 1940 года его имя и фамилия в списке актёров указано под № 19. В свободное время он писал стихи, где прославлял священную гору Сулайман-Тоо, город Ош, где он родился и жил до конца жизни. Причиной того, что многие его родственники являются деятелями искусства и культуры то, что поэт Ходжаназар Хувайдо (17041780) являлся их родственником. В старости Уринбой Рахмонов смотрел и благоустраивал мечеть-домик Бабура на горе Сулайман-Тоо города Ош. Каждый раз, когда поднимался на гору Сулайман-Тоо, он брал с собой два ведра воды и поливал посаженные им деревья. Опубликованы его стихотворения[4]. Воспитал 12 детей. Старший сын Дилдорбек также работал в Ошском театре имени Бабура артистом и сыграл эпизодические роли в двух кинофильмах. Другой сын Дарвишбек палван Рахмонов тоже посвятил свою жизнь служению искусству и работает художественным руководителем цирковой труппы «Калдиргоч»[5].

Память артиста театра

Решением местных властей была увековечена память основателя театра путём присвоения его имени улицам Ошской области.

Личная жизнь

Первая супруга: Турсунхон Туйчибоева (19181954). Дети: Дилдорбек (1941)[7], Дилоромхон (1943), Давлатбек (1949-2006)[8], Дарвишбек (1952), Бахридилхон (1954), Донишбек (1957), Дилфузахон (1960), Сталин (1962), Махфузахон (1964), Дилрабо (1971).

Сыгранные роли в Ошском театре

Кроме того, он участвовал в многочисленных концертных программах.

Написанная книга

  • "История Рахмоновых из рода тысячников правивших городами Ош и Уратепа“, 420 с, город Ош, 2016 год[9].

Напишите отзыв о статье "Рахмонов, Уринбой Рахмонбердиевич"

Литература

  • А. Абдугафуров "Ошский узбекский музыкальный театр", Фрунзе, 1980 год. 58 с.; 21 см. Кирг 23/463 [10][11]
  • А. Абдугафуров «Ошский академический театр», 2010 год, город Ош, стр.1, 3, 42.

Примечания

  1. Рахмонов, Д. [[archive.is/ZiH72] Они стояли у истоков]. ЭхоОша (11 июня 2011). Проверено 20 сентября 2015.
  2. [portalus.ru/modules/biographies/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1422800665&archive=&start_from=&ucat=1& Биографии знаменитостей]
  3. [www.centrasia.ru/person2.php?st=1386185035 Центразия Персоны]
  4. [dunyouzbeklari.com/archives/128142 Стихи Уринбоя Рахмонова на узбекском языке]
  5. [archive.is/nTnwH Актёрская династия]
  6. [ru.wikinews.org/wiki/Увековечена_память_выдающегося_деятеля_культуры_Кыргызстана_Уринбоя_Рахмонова Увековечена память выдающегося деятеля культуры Кыргызстана Уринбоя Рахмонова]
  7. [www.centrasia.ru/person2.php?st=1386332374 Дилдорбек Уринбоевич Рахмонов]
  8. [www.centrasia.ru/person2.php?st=1386142435 Давлатбек Уринбоевич Рахмонов]
  9. [www.biblus.ru/Default.aspx?book=28q285k0a3 Библиографический каталог]
  10. [search.rsl.ru/ru/record/01001001622 Ошский узбекский музыкальный театр]
  11. [www.biblus.ru/default.aspx/Default.aspx?book=4q3m2i4q9 Ошский узбекский музыкальный театр]</span> </li> </ol>

Ссылки

  • [archive.is/nTnwH Актёрская династия]
  • [archive.is/ZiH72 Они стояли у истоков]
  • [www.centrasia.ru/person2.php?st=1386185035 Центразия Персоны]
  • [portalus.ru/modules/biographies/rus_readme.php?subaction=showfull&id=1422800665&archive=&start_from=&ucat=& Биографии знаменитостей]
  • [teatrbabur.kg/index.php/ru/istoriya-2 История театра]
  • [dunyouzbeklari.com/archives/128142 Стихи Уринбоя Рахмонова на узбекском языке]
  • [dunyouzbeklari.com/archives/133399 Стихи Уринбоя Рахмонова на узбекском языке]
  • [sherlaruz.com/news/wlmaskhon/2016-02-07-2047 Стихи Уринбоя Рахмонова на узбекском языке]
  • [referaty.in.ua/index.php?newsid=1547539 Реферат]

Отрывок, характеризующий Рахмонов, Уринбой Рахмонбердиевич

– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.


Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.