Рациборжско-опавское княжество

Рациборжско-опавское княжество
лат. Ducatus Ratiboria et Oppaviensis чеш. Ratibořské a Opavské knížectví нем. Herzogtum Ratibor und Troppau польск. Księstwo raciborsko-opawskie
феод Богемии
←   ← 1337 — 1377 →   →   →
Герб
Столица	Рацибуж
Религия	Католицизм
Денежная единица	Рациборжский геллер

К:Появились в 1337 годуК:Исчезли в 1377 году

Рациборжско-опавское княжество (лат. Ducatus Ratiboria et Oppaviensis, чеш. Ratibořské a Opavské knížectví, нем. Herzogtum Ratibor und Troppau, польск. Księstwo raciborsko-opawskie) — одно из силезских княжеств.

В 1336 году умер, не оставив наследника, чешский вассал Лешек Рацибужский, и в 1337 году чешский король Иоганн Люксембургский передал Рациборжское княжество другому своему вассалу — опавскому князю Микулашу II. В результате Рациборжское княжество и Опавское княжество были объединены в Рациборжско-опавское княжество.

В 1345 году на территории княжества состоялось сражение между чешским королём Иоганном Люксембургским и польским королём Казимиром III.

После смерти Микулаша II в 1365 году княжеством некоторое время совместно управляли его сыновья, но в 1377 году (когда самому младшему из них — Пржемыслу — исполнилось 12 лет, что тогда считалось достаточным для начала правления) они разделили владение между собой. Ян получил Рациборжско-крновское княжество, Микулаш — город Глубчице, а Вацлав и Пржемысл получили в совместное владение Опавское княжество.

Отрывок, характеризующий Рациборжско-опавское княжество

– Что я выиграл несомненно, – сказал он, – так это свободу… – начал он было серьезно; но раздумал продолжать, заметив, что это был слишком эгоистический предмет разговора.
– А вы строитесь?
– Да, Савельич велит.
– Скажите, вы не знали еще о кончине графини, когда остались в Москве? – сказала княжна Марья и тотчас же покраснела, заметив, что, делая этот вопрос вслед за его словами о том, что он свободен, она приписывает его словам такое значение, которого они, может быть, не имели.
– Нет, – отвечал Пьер, не найдя, очевидно, неловким то толкование, которое дала княжна Марья его упоминанию о своей свободе. – Я узнал это в Орле, и вы не можете себе представить, как меня это поразило. Мы не были примерные супруги, – сказал он быстро, взглянув на Наташу и заметив в лице ее любопытство о том, как он отзовется о своей жене. – Но смерть эта меня страшно поразила. Когда два человека ссорятся – всегда оба виноваты. И своя вина делается вдруг страшно тяжела перед человеком, которого уже нет больше. И потом такая смерть… без друзей, без утешения. Мне очень, очень жаль еe, – кончил он и с удовольствием заметил радостное одобрение на лице Наташи.
– Да, вот вы опять холостяк и жених, – сказала княжна Марья.
Пьер вдруг багрово покраснел и долго старался не смотреть на Наташу. Когда он решился взглянуть на нее, лицо ее было холодно, строго и даже презрительно, как ему показалось.
– Но вы точно видели и говорили с Наполеоном, как нам рассказывали? – сказала княжна Марья.
Пьер засмеялся.
– Ни разу, никогда. Всегда всем кажется, что быть в плену – значит быть в гостях у Наполеона. Я не только не видал его, но и не слыхал о нем. Я был гораздо в худшем обществе.
Ужин кончался, и Пьер, сначала отказывавшийся от рассказа о своем плене, понемногу вовлекся в этот рассказ.
– Но ведь правда, что вы остались, чтоб убить Наполеона? – спросила его Наташа, слегка улыбаясь. – Я тогда догадалась, когда мы вас встретили у Сухаревой башни; помните?
Пьер признался, что это была правда, и с этого вопроса, понемногу руководимый вопросами княжны Марьи и в особенности Наташи, вовлекся в подробный рассказ о своих похождениях.
Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом: