Рашель, Элиза

Элиза Рашель Феликс
Elisa Rachel Felix
Род деятельности:	актриса
Место рождения:	Мумпф, Аргау
Отец:	Яков Феликс
Дети:	Александр Антуан Колонна-Валевский

Элиза Рашель Феликс (фр. Elisa Rachel Felix, Mademoiselle Rachel; 21 февраля 1821, Мумпф, Аргау — 3 января 1858, Ле-Канне, департамент Приморские Альпы) — французская актриса.

Биография

Э. Рашель родилась в бедной еврейской семье странствующих артистов и торговцев, выходцев из Эльзаса, в придорожном трактире, во время поездки из Германии во Францию. В 1827 году семья оседает в Лионе. Чтобы заработать немного денег, ещё ребёнком Элиза вместе со старшей сестрой пели на улицах и в кафе. Здесь её случайно услышал руководитель парижской школы пения Этьен Шорон и, покорённый чудесным голосом юной певицы, увёз её вместе с семьёй в Париж, где они поселились в еврейском квартале. В Париже Элиза заканчивает театральную школу, и в 1837 году впервые выходит на сцену в Театре Водевилей, вначале на вторых ролях. В 1838 году актриса уже выступает в Комеди-Франсез, где добивается ошеломляющего успеха. Импресарио Э. Рашель выступает её отец, часто весьма завышая гонорары, что сказывалось негативно на отношении общества к актрисе.

Э. Рашель гастролирует по всей Европе. В 1841 году актриса выступает в Лондоне перед английской королевой Викторией, в 1852 году — перед королём Пруссии Фридрихом Вильгельмом IV, который, восхищённый её талантом, приказал установить в Потсдаме ей памятник. В 1853—1854 году Рашель совершает большое турне по России, среди поклонников её таланта оказывается и император Николай I, пожелавший лично встретиться с актрисой. Однако поездка была тяжёлой, и по возвращении Э. Рашель заболевает. В 1855 году она неудачно гастролирует в США, и возвращается оттуда уже серьёзно больной туберкулёзом. В 1856 году совершает поездку в Египет, затем живёт у друзей на юге Франции. Умерла в южнофранцузском Ле-Канне, недалеко от приморского Канн. Перед смертью выразила желание быть похороненной по еврейскому религиозному обряду. На похоронах надгробное слово на иврите произнёс главный раввин парижской консистории Исидор Лазар. Похоронена в Париже, в еврейской части кладбища Пер-Лашез.

Э. Рашель вела бурную светскую жизнь, держала свой салон. У неё было двое сыновей (старший — от внебрачного сына Наполеона — Александра Колонна-Валевского), однако Рашель никогда не была замужем. Её сыновья прошли обряд обрезания. Многочисленные любовные связи Рашель живо обсуждались парижским обществом. Актриса оказывала поддержку членам своей семьи — так, при помощи Элизы её сестра тоже стала актрисой и сделала удачную театральную карьеру.

Приняла христианство. Знакомство во время революции 1848 г. с Ицхаком Кремьё пробудило в ней интерес к еврейству.

Творчество

Главная заслуга Э.Рашель перед французским театром XIX века состоит в том, что она сумела возродить на сцене классическую трагедию, великие драмы Корнеля и Расина. По замечанию Герцена о французском театре 30-х — 40-х годов -

«Только изредка…старик Корнель со стариком Расином величаво пройдут, опираясь на молодую Рашель и свидетельствуя в пользу своего времени»

Великий артистический дар Э.Рашель также раскрывается следующими словами Герцена:

«Она нехороша собой, невысока ростом, худа, истомлена; но куда ей рост, на что ей красота, с этими чертами резкими, выразительными, проникнутыми страстью? Игра её удивительна; пока она на сцене, что бы ни делалось, вы не сможете оторваться от неё; это слабое, хрупкое существо подавляет вас; я не мог бы уважать человека, который не находился бы под её влиянием во время представления. Как теперь, вижу эти гордо надутые губы, этот сжигающий быстрый взгляд, этот трепет страсти и негодования, который пробегает по её телу! А голос — удивительный голос! — он умеет приголубить ребёнка, шептать слова любви и душить врага; голос, который походит на воркование горлицы и на крик уязвлённой львицы».

Избранные роли

• Федра в трагедии «Федра» Расина
• Гофолия в драме «Гофолия» Расина
• «Камилла» в драме «Гораций» Корнеля.

Литература

• Феликс, Элиза Рашель // Еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. — СПб., 1908—1913.
• «История зарубежного театра». ч. 2, Москва 1984.

Отрывок, характеризующий Рашель, Элиза

Что стоило еще оставаться два дни? По крайней мере, они бы сами ушли; ибо не имели воды напоить людей и лошадей. Он дал слово мне, что не отступит, но вдруг прислал диспозицию, что он в ночь уходит. Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву…
Слух носится, что вы думаете о мире. Чтобы помириться, боже сохрани! После всех пожертвований и после таких сумасбродных отступлений – мириться: вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир. Ежели уже так пошло – надо драться, пока Россия может и пока люди на ногах…
Надо командовать одному, а не двум. Ваш министр, может, хороший по министерству; но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего Отечества… Я, право, с ума схожу от досады; простите мне, что дерзко пишу. Видно, тот не любит государя и желает гибели нам всем, кто советует заключить мир и командовать армиею министру. Итак, я пишу вам правду: готовьте ополчение. Ибо министр самым мастерским образом ведет в столицу за собою гостя. Большое подозрение подает всей армии господин флигель адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он советует все министру. Я не токмо учтив против него, но повинуюсь, как капрал, хотя и старее его. Это больно; но, любя моего благодетеля и государя, – повинуюсь. Только жаль государя, что вверяет таким славную армию. Вообразите, что нашею ретирадою мы потеряли людей от усталости и в госпиталях более 15 тысяч; а ежели бы наступали, того бы не было. Скажите ради бога, что наша Россия – мать наша – скажет, что так страшимся и за что такое доброе и усердное Отечество отдаем сволочам и вселяем в каждого подданного ненависть и посрамление. Чего трусить и кого бояться?. Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет совершенно и ругают его насмерть…»


В числе бесчисленных подразделений, которые можно сделать в явлениях жизни, можно подразделить их все на такие, в которых преобладает содержание, другие – в которых преобладает форма. К числу таковых, в противоположность деревенской, земской, губернской, даже московской жизни, можно отнести жизнь петербургскую, в особенности салонную. Эта жизнь неизменна.
С 1805 года мы мирились и ссорились с Бонапартом, мы делали конституции и разделывали их, а салон Анны Павловны и салон Элен были точно такие же, какие они были один семь лет, другой пять лет тому назад. Точно так же у Анны Павловны говорили с недоумением об успехах Бонапарта и видели, как в его успехах, так и в потакании ему европейских государей, злостный заговор, имеющий единственной целью неприятность и беспокойство того придворного кружка, которого представительницей была Анна Павловна. Точно так же у Элен, которую сам Румянцев удостоивал своим посещением и считал замечательно умной женщиной, точно так же как в 1808, так и в 1812 году с восторгом говорили о великой нации и великом человеке и с сожалением смотрели на разрыв с Францией, который, по мнению людей, собиравшихся в салоне Элен, должен был кончиться миром.
В последнее время, после приезда государя из армии, произошло некоторое волнение в этих противоположных кружках салонах и произведены были некоторые демонстрации друг против друга, но направление кружков осталось то же. В кружок Анны Павловны принимались из французов только закоренелые легитимисты, и здесь выражалась патриотическая мысль о том, что не надо ездить во французский театр и что содержание труппы стоит столько же, сколько содержание целого корпуса. За военными событиями следилось жадно, и распускались самые выгодные для нашей армии слухи. В кружке Элен, румянцевском, французском, опровергались слухи о жестокости врага и войны и обсуживались все попытки Наполеона к примирению. В этом кружке упрекали тех, кто присоветывал слишком поспешные распоряжения о том, чтобы приготавливаться к отъезду в Казань придворным и женским учебным заведениям, находящимся под покровительством императрицы матери. Вообще все дело войны представлялось в салоне Элен пустыми демонстрациями, которые весьма скоро кончатся миром, и царствовало мнение Билибина, бывшего теперь в Петербурге и домашним у Элен (всякий умный человек должен был быть у нее), что не порох, а те, кто его выдумали, решат дело. В этом кружке иронически и весьма умно, хотя весьма осторожно, осмеивали московский восторг, известие о котором прибыло вместе с государем в Петербург.
В кружке Анны Павловны, напротив, восхищались этими восторгами и говорили о них, как говорит Плутарх о древних. Князь Василий, занимавший все те же важные должности, составлял звено соединения между двумя кружками. Он ездил к ma bonne amie [своему достойному другу] Анне Павловне и ездил dans le salon diplomatique de ma fille [в дипломатический салон своей дочери] и часто, при беспрестанных переездах из одного лагеря в другой, путался и говорил у Анны Павловны то, что надо было говорить у Элен, и наоборот.