Рашен-Хилл

Рашен-Хилл (англ. Russian Hill — русский холм) — район Сан-Франциско (штат Калифорния, США).

Расположение

Граничит с районами Ноб-Хилл (на юге), Фишерменс-Уорф (на севере), Норт-Бич (на востоке), Пасифик-Хайтс, Кау-Холлоу и Марина (на западе). Находится на высоком холме, поэтому некоторые улицы поднимаются на него ярусами (например, участки улиц Вальехо-Стрит и Грин-Стрит). Рашен-Хилл известен своими пешеходными аллеями.

История

Название восходит ко временам Золотой лихорадки, когда на вершине холма находилось небольшое русское кладбище, впоследствии перенесённое. Предполагается, что похороненные на нём люди были моряками и предпринимателями из Форт-Росса, находящегося недалеко от Сан-Франциско.

Известно, что в первой половине XX века район был населен эмигрантами из Российской империи, в основном молоканами. О них пишут Ильф и Петров в своей документальной книге «Одноэтажная Америка». Писатели побывали на Русской горке и описали её обитателей в 1936 году.

В настоящее время значительного присутствия русских на холме не наблюдается: русскоязычная община Сан-Франциско концентрируется в основном в Ричмонде.

Достопримечательности

В Рашен-Хилле находятся Институт искусств Сан-Франциско (Честнат-Стрит) и Генеральное консульство Индонезии в Сан-Франциско (Коламбус-Авеню).

Широко известна Ломбард-стрит, называемая «самой извилистой улицей в мире».

Известные люди

Здесь на Ломбард-стрит жила и работала американская художница Ровена Эбди.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20000815055017/www.sfgate.com/traveler/guide/sf/neighborhoods/russianhill.shtml Статья о Рашен-Хилле] (англ.) газеты «San Francisco Chronicle»

Отрывок, характеризующий Рашен-Хилл

– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.