Караме, Рашид
Рашид Абдул Хамид Караме/Карами (30 декабря 1921, Триполи, подмандатный Ливан — 1 июня 1987) (араб. رشيد كرامي) — ливанский политический деятель, 8 раз занимавший должность премьер-министра Ливана, сыгравший важную роль в усилении мусульманской общины Ливана.
Содержание
Биография
Старший сын Абдул Хамида Караме, влиятельного ливанского политика, лидера движения за независимость от Франции и одновременно Верховного муфтия г. Триполи. Абдул Хамид Караме занимал должность премьер-министра в 1945 г.[1] Младший брат Рашида, Омар Караме, трижды занимал должность премьер-министра Ливана (последний раз в 2004—2005 гг.).
Рашид Караме окончил Каирский университет со степенью бакалавра права и стал работать юристом в Триполи. Стал депутатом Национального собрани Ливана в 1951 г. после того, как в результате смерти его отца депутатское место стало вакантным. В том же году стал министром юстиции в правительстве Хусейна аль-Овейни. В 1953 г. стал министром экономики и социальных вопросов в правительстве Абдаллы эль-Яфи.
Отношения Караме с ливанскими президентами, которые по вероисповеданию всегда были христианами-маронитами, были сложными, подчас бурными. Несмотря на это, Караме занимал должность премьер-министра в 1955—1956, 1958—1960, 1961—1964, 1965—1966, 1966—1968, 1969—1970, 1975—1976 гг., а также с 1984 г. до своей смерти. Кроме того, он несколько раз занимал должность министра иностранных дел.
Политика
Караме был сторонником усиления влияния мусульман в Ливане, где в то время доминировали христиане-марониты. Караме придерживался взглядов левых исламистов. В 1950-е гг. он поддерживал панарабское движение Г. А. Насера.
Впервые его назначил премьером президент Камиль Шамун 19 сентября 1955 г., однако уже в следующем году в ходе Суэцкого кризиса он выступил против Израиля и западных государств, тогда как президент был на их стороне. Конфликт с Шамуном усилился во время Ливанского кризиса 1958 г., когда в Ливане произошло восстание сторонников насеровского панарабизма. Хотя Шамуну удалось подавить восстание не без помощи морской пехоты США, новое правительство национального единства возглавил Караме, а Шамун ушёл в отставку — его сменил Фуад Шехаб.
В арабо-израильском конфликте Караме занимал сторону палестинцев и выступал против Израиля, что раздражало политиков-маронитов. Столкновения между ливанской армией и палестинскими ополченцами в 1970 г. привели к его отставке в апреле 1970 г., однако он вскоре вернулся к власти после подписания соглашения между Ливаном и ООП. Тем не менее, уже в августе того же года президентом стал враг Караме, Сулейман Франжье, в результате чего Караме вновь ушёл в отставку, а его сменил Саиб Салам.
Гражданская война
В апреле 1975 г. в Ливане разразилась гражданская война, в которую были втянуты все политические силы страны. Основная борьба шла между правыми христианскими ополченцами,защищавшими легитимного президента и правительство, с одной стороны, и левыми мусульманами при поддержке палестинцев, с другой. В отчаянной попытке стабилизировать ситуацию Франжье отправил в отставку премьер-министра Рашида эль-Сольха и призвал Караме сформировать правительство 1 июля. Последний отказался от прежней поддержки палестинцев и поддержал сирийскую интервенцию в июне 1976 г. Однако несмотря на многочисленные политические связи Караме, он не смог остановить войну и ушёл в отставку в декабре 1976 г. Ильяс Саркис, сменивший на посту президента Франжье в сентябре, назначил новым премьером Селима аль-Хосса.
Караме помирился со своим давним противником Сулейманом Франжье после того как тот в конце 1970-х рассорился с главой фалангистского ополчения Баширом Жмайелем. Вместе с Франжье и Валидом Джумблатом, Караме образовал Фронт национального спасения — просирийскую коалицию суннитов-мусульман, друзов и умеренных христиан (последние проживали в основном на севере Ливана, близ Сирии). ФНС противостоял Ливанскому фронту — правой коалиции в основном христианских партий.
В 1976 г. Караме лоббировал подписание соглашения о равном парламентском представительстве христиан и мусульман, однако его выполнение было сорвано. Реализована была лишь идея, что премьер-министр (всегда мусульманин-суннит) получал право вето на решения президента (всегда христианин).
Убийство
В апреле 1984 г. после конференции в Швейцарии Караме стал премьер-министром в восьмой раз, возглавив правительство национального примирения. В этот период влияние Сирии в Ливане всё больше усиливается в результате частичного отвода войск Израиля в 1982 г.
В 1986 г. Караме отверг Национальное соглашение по преодолению ливанского кризиса, составленное сторонниками президента Амина Жмайеля при минимальном участии суннитов. Конфликт с Жмайелем вынудил Караме подать в отставку 4 мая 1987 г., но Жмайель ввиду отсутствия альтернативы отказался принять отставку.
Всего через месяц после этого Караме погиб в результате взрыва бомбы, заложенной в спинку его кресла в вертолёте. Он был единственным погибшим — его спутники отделались ранениями.[2] В должности премьер-министра погибшего Караме сменил Селим аль-Хосс.
В 1999 г. за убийство Караме был осуждён Самир Джааджаа (ныне известный политик Ливана) и десять других членов ливанского христианского ополчения. Вскоре после ухода сирийских войск в 2005 г. Джааджаа был амнистирован и выпущен на свободу.
Напишите отзыв о статье "Караме, Рашид"
Примечания
Литература
- Flint, Peter: «Rashid Karami, cool persuader in a land of strife», The NewYork Times, June 2, 1987 [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9B0DEFDE103EF931A35755C0A961948260]
- Hijazi, Ihsan: «Lebanese premier is assassinated in copter blast», The NewYork Times, June 2, 1987 [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9B0DE6DE133EF931A35755C0A961948260]
Ссылки
- wwhp.ru/karame-r.htm Биография
| |||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Караме, Рашид
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого , так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон , – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c'est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu'ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
