Раштикис, Стасис

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Стасис Раштикис
лит. Stasys Raštikis
Дата рождения

13 сентября 1896(1896-09-13)

Место рождения

Куршенай, Шавельский уезд, Ковенская губерния, Российская империя (ныне: в Шяуляйском районе, Литва)

Дата смерти

3 мая 1985(1985-05-03) (88 лет)

Место смерти

Лос-Анджелес

Принадлежность

Российская империя
Литва
США

Годы службы

1915—1940

Награды и премии

Стасис Раштикис (лит. Stasys Raštikis 13 сентября 1896, Куршенай около Шяуляя — 3 мая 1985, Лос-Анджелес) — литовский генерал, главнокомандующий, активист литовской эмиграции в США, журналист.





Биография

Закончил начальную школу в Дукштасе, затем Зарасайскую прогимназию. В 1915 году записался добровольцем в Российскую императорскую армию. Участвовал в Первой мировой войне, в боях в Литве, Галиции, Румынии, на русско-турецком фронте. В 1917 году окончил Тифлисское военное училище и до окончания войны находился на Кавказском фронте.

Весной 1918 года вернулся в Литву и поступил в католическую духовную семинарию города Каунаса.

С 1919 — доброволец литовской армии, офицер 1-й роты 5-го пехотного полка. Активно участвовал в боях с поляками и большевиками в р-нах Зарасай, Жежмаряй, Дусятос, Вевис, Авиляй, Даугавпилс (Латвия). В боях с большевиками был дважды тяжело ранен. После второго ранения попал в плен, содержался в лагере под Тулой, в московских тюрьмах.

В 1921 году, после обмена пленными, вернулся в Литву и продолжил службу в том же 5-м пехотном (имени Великого князя Литовского Кястутиса) полку. В 1928 году был взят на службу в Генштаб, получил звание майора.

В период с 1925 по 1929 год он учился на отделении ветеринарии в Университете Витаутаса Великого в Каунасе, затем до 1932 в германской военной академии. После завершения обучения быстро рос по службе — сначала был заместителем командира 3-го пехотного полка, затем — командиром 5 пехотного полка, начальником штаба 3-й дивизии, возглавлял разведотдел генштаба.

В 1934 году стал начальником Генерального штаба. 23.11.1934 — полковник, в 1937 году президент Сметона присвоил ему чин бригадного генерала.

С января 1935 по 22 апреля 1940 года он был главнокомандующим литовской армией. С 24 марта по 5 декабря 1938 года также выполнял функции министра обороны страны.

В 1940 году после освобождения от должности министра обороны стал ректором Военной академии Витаутаса Великого.

После включения Литвы в состав Советского Союза исполнял обязанности командира 29-го территориального стрелкового корпуса. С декабря 1940 в отставке. Под угрозой ареста 19 марта 1941 эмигрировал в Германию,

23 июня 1941 года вернулся в Литву, был министром обороны при временном правительстве (до 5 августа 1941), позже работал в военном музее Каунаса. В 1944 году уехал в Германию. После войны был в лагерях Регенсбурга и Шейнфельда.

В эмиграции

В 1949 году переселился в США, до 1951 был рабочим на фабрике. С 1951 по 1952 преподавал русский язык в университете Сиракуз, в 1952—1955 годах был председателем Совета Литовцев Америки, Общего Фонда Литовцев Америки. С 1955 года преподавал в высшей военной школе языков, с 1963 года — профессор. В 1968 году ушёл на пенсию, работал журналистом.

Память

Генерал Раштикис скончался в 1985 году и был похоронен в Лос-Анджелесе. В 1993 году его останки был перевезены в Литву и перезахоронены на Петрашюнском кладбище.

Семья

29 июня 1929 Раштикис женился на Елене Сметонайте, дочери брата президента Литвы Сметоны. В мае 1941 была арестована и заключена в каунасской тюрьме строгого режима. Была осуждена к вывозу в лагерь в Казахстане. После начала войны была освобождена из тюрьмы литовскими повстанцами. По выходу из тюрьмы узнала что трое её детей, (1 год, 4 и 11 лет) вместе с её 80-летними родителями были вывезены в Сибирь

Труды

С. Раштикис написал пять книг на военные темы и воспоминания

  • «Борьба за Литву» («Kovose dėl Lietuvos», 2 части),
  • «События и люди» («Įvykiai ir žmonės», 3 тома),
  • «Дорога Литвы судьбы» («Lietuvos likimo keliais», 4 тома),

и более тысячи статей в американской литовской прессе: «Karo archyve», «Mūsų žinyne», «Karyje», «Trimite», «Lietuvių archyve», «Dirvoje», «Tėvynės sarge»

Награды

Напишите отзыв о статье "Раштикис, Стасис"

Примечания

Ссылки

  • [www.xxiamzius.lt/archyvas/xxiamzius/20030820/atmi_02.html Zeitung XXI amzius] (лит.)
  • [ieskok.penki.lt/Default.aspx?Lang=LT&Element=WhoIsWho&Who=Show&TopicID=153&ID=210 Biografie] (лит.)
  • [www.generals.dk/general/Ra%C5%A1tikis/Stasys/Lithuania.html Stasys Rastikis] (англ.)

Отрывок, характеризующий Раштикис, Стасис

– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!