Акклиматизация

Акклиматиза́ция (от лат. ac (ad) — к, для и др.-греч. κλίμα — климат) — приспособление организмов к новым условиям существования после территориального, искусственного или естественного перемещения с образованием стабильных воспроизводящихся групп организмов (популяций); частным случаем акклиматизации является реакклиматизация — приспособление организмов к местности, из которой они по каким-либо причинам исчезли.

Естественная акклиматизация, как правило, обусловлена случайными причинами (заносы семян, спор, насекомых ветром и т. п.).

Акклиматизация в жарких климатах

Акклиматизация в жарком климате может сопровождаться потерей аппетита, расстройством деятельности кишечника, нарушением сна, понижением сопротивляемости к инфекционным заболеваниям. Отмеченные функциональные отклонения обусловливаются нарушением водно-солевого обмена. Снижается мышечный тонус, увеличивается потоотделение, понижается мочевыделение, учащаются дыхание, пульс и др. По мере увеличения влажности воздуха напряжение механизмов адаптации возрастает. Наиболее тягостна для человека акклиматизация в экваториальном климате влажных тропических лесов и сухих пустынь. Перегревание тела может вызвать тепловой удар, тепловое истощение, а при большом выделении с потом минеральных веществ — тепловые судороги. Для улучшения самочувствия соблюдают водно-солевой режим, рациональное питание, носят одежду с теплоизоляционными свойствами, в помещениях устанавливают кондиционеры. С течением времени повышается выносливость к высокой температуре и влажности, нормализуется обмен веществ и другие физиологические функции. В течение первого месяца акклиматизации пульс при физической работе снижается на 20—30 ударов в минуту, а температура тела — на 0,5—1 °C по сравнению с первыми днями пребывания в новых климатических условиях. Завершение акклиматизации наступает через более длительное время, иногда исчисляемое годами.

Акклиматизация в экстремально холодных климатах

Климатическую экстремальность для условий проживания населения в экстремально-холодных климатах создают:

• Большая повторяемость (45—65 % дней за год) низких отрицательных температур.
• Недостаток или полное отсутствие (полярная ночь) солнечной радиации зимой.
• Избыток (полярный день) солнечной радиации летом.
• Преобладание пасмурной погоды (140—150 дней за год).
• Сильный ветер с частыми низовыми метелями.

Продолжительность тёплого периода на Северном полюсе составляет около 1 месяца, на побережье Арктики — 2—3 месяца. Период ультрафиолетовых сумерек продолжается большую часть года. За счёт постоянно сильного ветра и метелей в зимний период ионизация воздуха достигает аномально высоких значений. В этом климате несколько повышена космическая радиация, часто возникают магнитные бури, полярные сияния, что вносит особое своеобразие в эффекты акклиматизации. Полная ультрафиолетовая ночь продолжается 3—4 месяца. Поэтому взрослые жители арктической и субарктической зоны в общем не страдают от ультрафиолетовой избыточности, за исключением тех случаев, когда по образу жизни в короткое время весны и лета получают достаточную дозу прямого и рассеянного ультрафиолетового-облучения.

Условия полярного дня и ночи не являются безразличными для людей, создавая соответственное удлинение периода дневного торможения или удлинение фазы ночного возбуждения. Ряд авторов отмечают явное снижение основного обмена в полярный день и его возрастание в полярную ночь.

Морфофизиологические приспособления аборигенов

Здесь эволюционные приспособления были направлены на преодоление стрессовых ситуаций, связанных с холодовым дискомфортом. Для коренного населения Крайнего Севера характерны высокая плотность тела, большое развитие костно-мышечной массы, прочный скелет в сочетании с повышенной гамма-глобулиновой фракцией сыворотки крови, усиливающей иммунные свойства организма. Также выделяется преимущественно цилиндрическая форма грудной клетки.

Из физиологических приспособлений отмечаются высокая вентиляционная способность легких, повышенное содержание гемоглобина в крови, неординарная способность к окислению жиров, усиление энергетических процессов и терморегулирующих свойств, более высокая стабильность уровня метаболизма в условиях переохлаждения.

К отличающим морфофизиологическим приспособление аборигенов Арктического пояса также относятся:

• Большое наполнение тканей крови и её более интенсивная циркуляция.
• Повышенная теплопродукция и основной обмен.
• Слабая чувствительность кожи лица и рук к температурным раздражителям, в частности, к холоду.

Важной отличительной особенностью адаптационных приспособлений коренных жителей в Арктике является исключительно малая изменчивость рассматриваемых признаков в родственных по этническому составу группах населения.

Особенности акклиматизации приезжих

Многочисленные публикации по акклиматизации пришлого населения Севера приводят к заключению, что организм человека в условии низких температур пользуется различными способами приспособления. За первыми ориентировочными и условно-рефлекторными реакциями следуют более стойкие дифференцированные терморегуляционные приспособления (физическая и химическая терморегуляция). У многих лиц, акклиматизирующихся в высоких широтах, отмечаются усиление деятельности сердечно-сосудистой и дыхательной системы с преобладанием соответствующих реакций большого и малого круга кровообращения.

Первый год пребывания молодых людей 19—23 лет сопровождается некоторым понижением у них артериального давления, ощущением так называемой «полярной одышки». Усиление употребления кислорода, обеспечивающее повышение обмена веществ, связано с сократительным и несократительным термогенезом (дрожью). Исследования показывают, что у приезжих тепловой эффект в организме на единицу электрической активности мышц становится в 3—4 раза выше. В теплообразовании, кроме мышечной массы, принимают участие и все работающие внутренние органы, особенно печень. В морозные погоды повышается гормональная роль химической терморегуляции.

Развитие детей и подростков в климатических условиях высоких широт характеризуется некоторыми особенностями. Даже в суровых местах Крайнего Севера возможны нормальное внутриутробное развитие плода и рождение детей с высоким потенциалом жизнестойкости, если мать достаточно акклиматизирована. Наибольшее тормозящее действие на рост детей суровый климат оказывает в первый год после рождения. Как правило, это происходит из-за недостатка витамина роста D3, а также других витаминов группы C и D, P, B2 и РР, необходимых для функционирования обменных окислительно-восстановительных процессов.

Специфика заболеваний

Витаминная и связанная с ней иммунно-биологическая недостаточность естественно отражается на общей сопротивляемости организма и является предрасполагающими факторами к возникновению или ухудшению течения самых различных, в том числе и инфекционных заболеваний.

Структура заболеваний, как местного, так и пришлого населения определяется в первую очередь эффектом холодового синдрома: получение острой и хронической холодовой травмы в виде различных восстановительных процессов (бронхит, артрит, неврит, нейроваскулит, «холодовая болезнь»), заболевания центральной нервной системы, ознобление, обморожения, а в отдельных случаях (при нарушении техники безопасности) и замерзания.

Для особенностей заболеваний и здоровья коренного населения характерна меньшая частота простудных заболеваний. В силу постоянного напряжения физиологических систем организма отмечается более короткая, чем это можно было ожидать, продолжительность жизни по сравнению с жителями умеренных районов. Особенности заболеваний прошлого населения включают увеличение числа простудных заболеваний (40 % против 30 % в умеренном поясе). Из-за чрезмерного охлаждения и после 5-летнего пребывания весьма часты заболевания пневмонией, гипертонией, даже у сравнительно молодых людей (северный вариант заболевания). У приезжих отмечается повышение дней нетрудоспособности (в 2 раза по сравнению с жителями умеренного пояса), большой процент заболеваемости на фоне коренного населения, даже у лиц адаптировавшихся к условиям севера через 10—20 лет.

Следует также отметить т. н. «синдром полярного напряжения» включающий тревожность, нервозность, эффекты своеобразной гипоксии (кислородного голодания) с последующей одышкой, с элементами полярно-ночной бессонницы или полярно-дневной сонливости, как следствие совокупного воздействия «бесконечности» полярного дня или ночи, космических, геомагнитных и метеорологических факторов.

Меры профилактики

К мероприятиям, способствующим приспособлению человека к жизни в условиях Севера, относятся следующие социальные и биологические меры защиты:

• изоляция от условий холода посредством строительства и обустройства жилищ, снабжение соответствующей одеждой, исключающей случаи холодовой травмы;
• активные меры закаливания с целью активизации пассивного процесса акклиматизации, в особенности приёма воздушных ванн на открытом воздухе, через окна жилищ или в специальных павильонах;
• высокий уровень организации санитарно-профилактического обслуживания и питания.

Литература

• 1 // [ashipunov.info/shipunov/school/books/akklim_okhot_zver_v_sssr_1_1973.djvu Акклиматизация охотничье-промысловых зверей и птиц в СССР]. — Киров, 1973.
• 2 // [ashipunov.info/shipunov/school/books/akklim_okhot_zver_v_sssr_2_1974.djvu Акклиматизация охотничье-промысловых зверей и птиц в СССР]. — Киров, 1974.
• Богданов, А. П. (ред.) Зоологический сад и акклиматизация. // Тр. Имп. Рус. об-ва акклиматизации животных и растений. — 1878.
• [www.archive.org/stream/bulletinsocit33soci#page/n1/mode/2up Bulletin de la Societe d’acclimatisation]  (фр.)

См. также

• Закаливание
• Вторая всероссийская акклиматизационная выставка
• Интродукция (биология)
• Реинтродукция
• Базовый лагерь Джомолунгмы — в нём обязательна акклиматизация всех альпинистов, собирающихся покорить высочайшую вершину мира.

Ссылки

• Акклиматизация // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Акклиматизация

Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.