Политическая реакция

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Реакционер»)
Перейти к: навигация, поиск

Реакция в политике или политическая реакция — общественное движение в направлении, резко противоположном предшествовавшему или современному общественному строю, если такой строй считается наиболее прогрессивным. Реакцией также называется движение за сохранение и укрепление существующих порядков и подавление любых революционных или оппозиционных сил.

Реакцией обычно обозначаются не либеральные или радикальные течения, а только течения крайне консервативные (часто религиозно-фундаменталистские, клерикальные, феодальные, монархистские и т. п.), стремящиеся восстановить давно отжившие общественные институты (рабство, крепостное право, инквизицию, господство церкви над государством, негласный суд, суд без участия народного элемента, правительственную опеку над литературой, искусством и средствами массовой информации в форме цензуры, засилие спецслужб и т. д.). Реакция не обязательно является движением в сторону, обратную предыдущему; она может быть просто движением крайне консервативным; дальнейшим развитием предыдущего, более умеренного консервативного движения.

Реакционная деятельность правительства часто является отражением реакционного настроения в обществе, в таких случаях это настроение выражается господствующим течением в литературе (особенно известна реакционная литература Франции — Шатобриан и др.). Типичной реакционной партией являлись монархисты во Франции.

Партии, которая сама принимала бы наименование реакционной как техническое, никогда не существовало.

Примеры реакционных эпох:

Реакция является естественным процессом и неотъемлемой частью любой революции.[1] Так, например, один из ведущих исследователей революций Питирим Сорокин

писал в 1925 г.: «”Реакция” не есть явление, выходящее за пределы революции, а неизбежная часть самого революционного периода – его вторая половина».[2]

Немецкий социолог Роберт Михельс даже выделял революции «революционные» и «реакционные». К первым он относил французские революции 1789 г., 1830 г., 1848 г., Парижскую коммуну, немецкую 1918 г. и ряд других; ко вторым – движения Муссолини, Каппа и Гитлера.[3] Подобная классификация имела ряд, хоть и немногочисленных, сторонников.[4]



См. также

Напишите отзыв о статье "Политическая реакция"

Литература

  • История политических и правовых учений. Учебник. Под ред. О. Э. Лейста [grachev62.narod.ru/leist/chapt16.htm Глава 16. Реакционные и консервативные политические и правовые учения в Западной Европе в конце XVIII — начале XIX в.]


Примечания

  1. Шульц Э.Э. «Моделирование революций» (к дискуссии о стадиях) (рус.) // Историческая психология и социология истории. — 2015. — № 2. — С. 158-173.
  2. Сорокин П.А. Социология революции. — Москва: РОССПЭН, 2005. — С. 30.
  3. Михельс Р. Демократическая аристократия и аристократическая демократия (рус.) // Социологические исследования. — 2000. — № 1. — С. 108.
  4. Шульц Э.Э. Типология революций: история создания и современное состояние (рус.) // Человек. Сообщество. Управление. — 2014. — № 1. — С. 65-83.
При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Политическая реакция

– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.


В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.