Реал Бетис

Реал Бетис
Полное название	Real Betis Balompié S.A.D.
Прозвища	Бетикос (исп. Béticos) Бело-зеленые (исп. Verdiblancos) Гелиополис (исп. Heliopolis)
Основан	12 сентября 1907 года
Стадион	Бенито Вильямарин, Севилья
Вместимость	54 000
Президент	Анхель Харо
Тренер	Густаво Пойет
Капитан	Хорхе Молина
Сайт	[www.realbetisbalompie.es www.realbetisbalompie.es]
Соревнование	ЛаЛига
2015/16	10
Основная форма Гостевая форма <td> Резервная форма

К:Футбольные клубы, основанные в 1907 годуРеал БетисРеал Бетис

«Реа́л Бе́тис» (исп. Real Betis Balompié S.A.D.) — испанский профессиональный футбольный клуб из города Севилья, выступающий в испанской Премьер-Лиге. Образован 12 сентября 1907 года. Чемпион Испании (1935), двукратный обладатель Кубка Испании (1977, 2005). Домашним стадионом клуба является «Бенито Вильямарин», вмещающий 56 432 зрителя.

«Бетис» — единственная команда, участвовавшая и становившаяся победителем в трёх первых испанских лигах (Примере, Сегунде и Терсере).

Почётными членами клуба являются испанские монархи: бывший — Хуан Карлос I и его сын, нынешний король Испании — Филипп VI.

Девиз болельщиков клуба — «Да здравствует Бетис, даже когда он проигрывает!» (исп. «¡Viva el Betis manque pierda!»).

История

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Этимология

Название клуба происходит от латинского названия реки Гвадалквивир — Baetis, являющейся основной речной магистралью автономного сообщества Андалусия. Древнеримская провинция, располагавшаяся на территории сегодняшней Андалусии, носила название «Бетика». В полном названии клуба (Real Betis Balompie) есть еще одно неиспанское слово — «balompie». Это неологизм, возникший от английского термина «ball» («мяч») и используемый в названиях лишь трех испанских клубов (есть также «Albacete Balompie» и «Real Balompedica Linense»). Футболистов и болельщиков «Бетиса» называют «бетикос» или «вердибланкос» («зелено-белые»), реже — «баломпедистас».

Первоначально «Бетис» опирался на поддержку среднего и низшего классов общества. В историческом контексте это явление имело ключевой момент — «Бетис» впоследствии стал командой «бедных», а «Севилья» же, наоборот, стала прототипом аристократии.

Образование клуба

Официальной датой основания клуба считается 12 сентября 1907 года. Но с этим не все согласны, так как есть и другие варианты — 1910 и 1914 гг. Также бытует мнение об образовании «Бетиса» в результате раскола «Севильи». Но обо всем по порядку.

В 1905 году в Севилье — четвертом по величине городе Испании — по инициативе местных властей было решено создать футбольный клуб, которому сразу же дали название города — «Sevilla Football Club». Так как желающих выступать за неё футболистов было много (Андалусия является крупнейшим регионом Испании как по территории, так и по численности населения), руководство новоявленного клуба решило отбирать игроков только из определенной категории, а именно — представителей высшего класса. Следовательно, для всех остальных двери в команду были закрыты.

Подобная политика вызвала волну негодования в андалузском обществе. Спустя два года студенты политехнического колледжа Севильи с улицы Сервантеса решили создать свой отдельный клуб, в противовес существовавшему и дали ему незамысловатое название — «Sevilla Balompie». Чуть позже к ним присоединились некоторые руководители «Севильи», недовольные политикой отбора игроков. Таким образом, в 1907 году в Севилье было два футбольных клуба — «Sevilla Football Club» и «Sevilla Balompie».

В 1910 году был создан еще один клуб — «Betis Football Club», названный в честь реки Гвадалквивир, о чем мы упоминали выше. В 1914 году «Sevilla Balompie» и «Betis Football Club» слились воедино и образовался клуб «Betis Balompie». В том же году в знак особого внимания и покровительства со стороны королевского двора он получил приставку «Real», которая в такт политическим изменениям в стране то отпадала, то появлялась вновь.

Цвета команды

Расцветка клуба также уходит корнями глубоко в историю. Изначально ни у «Sevilla Balompie», ни у «Betis Football Club» не было каких то определенных цветовых предпочтений. Команды играли в простых футбольных формах, имевших черно-белую расцветку, реже использовался фиолетовый цвет. В 1912 году Мануэль Рамос Асенсио, один из основателей клуба, вернулся из Глазго с комплектом зелено-черных полосатых футболок, подаренных местным клубом Селтик, и предложил «Бетису» принять эти цвета. Такую расцветку впоследствии посчитали несчастливой, так как в форме кельтов команда проиграла несколько матчей подряд и позже было решено взять цвета флага Андалусии, принятого в 1918 году.

Зелёным флагом, появившимся в Андалусии в VIII веке, был штандарт Династии Омейядов. Белый был цветом альмохадов. Белый цвет, знамя альмохадов, пересекает зелёный цвет омейядов, символизируя союз двух народов.

18 июля 1195 года альмохадский султан Якуб аль-Мансур (Юсуф II) разбил Альфонсо VIII Кастильского в Битве при Аларкосе. В напоминание об этой победе было приказано повесить бело-зелёное знамя на здание Севильской мечети. Таким образом, белый и зеленый цвета стали цветами Андалусии, что впоследствии оказало влияние на формирование цветовой гаммы нынешнего «Бетиса».

Достижения

«Реал Бетис» выигрывал Чемпионат Испании в 1935 году и является одним из немногих клубов, которому покорялась Ла Лига (всего их 9). Кубок Испании «вердибланкос» выигрывали дважды — в 1977 и 2005 гг. Также «Бетис» 7 раз выигрывал чемпионат второго дивизиона (Сегунда).

Эпохи

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Бенито Вильямарин

Бенито Вильямарин считается одним из самых лучших президентов «Бетиса» за всю историю. Ступил на свою должность в нелегкие для клуба времена: лишь несколько лет назад команда поднялась в Сегунду, но когда пришел новый президент, то он сразу обозначил свои цели — быстрый выход в Примеру и новый стадион. Своё слово руководитель сдержал, и «Бетис» спустя три года вышел в высший испанский дивизион с первого места. К тому времени в составе дебютировал Луис дель Соль — восходящая звезда и один из важных игроков в истории клуба. Левый вингер позже покинул «Бетис» ради мадридского «Реала».

За время правления Вильямарина команда закрепилась в Примере, долгое время была крепким коллективом. Именно в тот период президент принял важнейшее решение за все время работы — он выкупил право собственности на стадион «Гелиополис» за сумму в размере более 14 млн песет. Такой поступок воздвиг Бенито в ранг любимца болельщиков «Бетиса». Но среди его множества успешных решений было одно, которое до сих пор не дает спокойствия поклонникам команды — продажа Луиса дель Соля.

Бенито Вильямарин скончался из-за рака. Впоследствии стадион будет носить его имя почти сорок лет. Но позже, когда к власти пришёл Мануэль Руис де Лопера, домашняя арена «Бетиса» начала называться в его честь. Однако такая акция нового президента просуществовала недолго — он дважды был судим за растрату клубного имущества.

16 октября 2010 года состоялось голосование на выбор названия стадиона. За «Бенито Вильямарин» отдали свои голоса более 67 % опрошенных, за «Гелиополис» — чуть больше 30 %, а «Мануэль Руис де Лопера» не собрал и 2 %.

Руис де Лопера

Летом 1992 года клуб был близок к распаду из-за образовавшихся долгов. Однако банкротство было предотвращено: 45-летний севильский предприниматель Мануэль Руис де Лопера покрыл все долги клуба, сосредоточив в своих руках 51 % капитала и став мажоритарным акционером «Бетиса». Под управлением де Лоперы «Бетис» впервые за 28 лет завоевал титул, выиграв в 2005 году Кубок Испании и впервые в своей истории смог пробиться в Лигу чемпионов.

Ко второй победе в Кубке Испании «бетикос» были близки еще в 1997 году, но в драматичном матче уступили «Барселоне» на «Сантьяго Бернабеу» 2:3.

Сезон 2004/05 стал переломным для «Бетиса». Клуб смог завоевать первый за 28 лет трофей и впервые в своей истории пробиться в Лигу чемпионов. Уверенно начав чемпионат, «бетикос» под руководством Лоренцо Серра Феррера начали сдавать позиции в середине чемпионата, но выдав ударную концовку, смогли зацепиться за 4-е место, тем самым завоевав заветную путевку. В конце сезона они повторили успех 1977-го, обыграв в финале Кубка Испании «Осасуну» на стадионе «Висенте Кальдерон». Победный гол на 115-й минуте забил собственный воспитанник Дани. Более того, «Бетис» стал первой командой из Андалусии, которая смогла пробиться в групповой этап Лиги Чемпионов. В отборочном матче команда победила «Монако» с общим счётом 3:2. «Бетис» попал в «группу смерти» с тогдашним победителем Лиги чемпионов «Ливерпулем», чемпионом Англии «Челси» и чемпионом Бельгии «Андерлехтом». Вплоть до последнего тура «Бетис» боролся за выход в плей-офф, но в итоге занял лишь 3-е место, продолжив выступление в Кубке УЕФА. Там клуб дошёл лишь до 1/8 финала, неожиданно уступив «Стяуа».

После этого начался трудный период. Приглашая таких именитых тренеров, как Ирурету, Купера и Фернандеса, владелец Руис де Лопера тем не менее не смог вернуть клубу былые позиции. Обладая внушительным по именам составом в 2009 году «Бетис» сенсационно вылетел в Сегунду, заняв 18-е место по итогам чемпионата. В Примеру удалось вернуться лишь 2 года спустя. Именно в этот период де Лопера решил продать клуб Луису Оливеру, но сделка попала под подозрение местной прокураторы, и операцию заморозили.

В конце 90-х Руис де Лопера решил назвать стадион своим именем, а еще через несколько лет на «Бенито Вильямарин» был установлен памятник действующему президенту. Де Лопера заявил о своем желании продать свои акции в 2010 году. Клуб был продан за 18 миллионов евро. За год до этого де Лопера отказался продать контрольный пакет акций арабскому шейху Хумаиду Бен Рашиду аль-Нуайми за 90 миллинов евро. Когда же выяснилось, что новым руководителем клуба должен стать Луис Оливер, который уже успел поруководить в «Хересе» и «Картахене» и оставить оба клуба в финансовой руине, болельщики «Бетиса» вышли на улицы. Они были убеждены, что Оливер всего лишь ширма, за которой будет прятаться де Лопера. За двадцать процентов от всех выставленных на продажу акций дон Мануэль в своё время не заплатил. Продажу акций компании Оливера Bitton Sport суд приостановил. Оставалось установить, кто скрывается за этой фирмой. Полиция распутала клубок подставных компаний, замешенных по этому делу. Акции клуба собирались приобрести люди из банка Cajasol и правительство провинции Андалусия. Судья Мерседес Алайя заблокировала продажу акций Оливеру и его таинственным инвесторам и передала клуб в управление бывшему игроку Бетиса Рафе Гордильо.

Севильское дерби

Матчи

«Бетис» поначалу был особенно популярен в бедных районах на западном берегу Гвадалквивира, в стороне от исторического центра и основных достопримечательностей столицы Андалусии. Однако за более чем сотню лет все настолько перемешалось, что о классовом и географическом делении говорить уже не приходится. Есть только одно правило — фанатичная любовь к командам передается из поколения в поколение.

Первый матч между двумя севильскими клубами состоялся в 1915 году и завершился победой «Севильи» со счетом 4:3. Встреча проходила в рамках местечкового турнира Копа дель Дьюк де Санто Мауро (Кубок герцога Святого Мауро).

Но интересно даже не это: начиная уже с дебютной игры отношения между болельщиками и футболистами противоборствующих клубов стали резко отрицательными. Застрельщиками выступили фанаты «Севильи», кричавшие с трибун: «Пепиньос, пепиньос!» («Огурцы!» — из-за того что игроки «Бетиса» вышли на поле в зеленой форме.) В конце концов саппортеры «рохибланкос» (красно-белые цвета традиционны для «Севильи») вообще выбежали на поле и судья должен был прекратить матч раньше времени. Так в столице Андалусии началась война между двумя футбольными клубами, которая продолжается и по сей день.

В сезоне 1982-83 состоялась грандиозная драка, в результате которой встречу досрочно завершили сразу трое футболистов: «севиллиста» Санти и «баломпедистас» Канито и Диарте. Один из игроков «Бетиса» получил после бойни семнадцать матчей дисквалификацию — самый строгий на тот момент дисциплинарный приговор в «Лиге звезд».

В 1997 году в последнем туре Примеры фанаты «вердибланкос» призвали свою команду проиграть домашний матч хихонскому «Спортингу», так как в таком случае «Севилья» гарантированно покидала бы Примеру, что, собственно и произошло. «Спортинг», получив внушительную поддержку от «вердибланкос», выиграл матч со счетом 1:0, приведя в восторг фанатов «бело-зеленых».

«Севилья» ответила «бетикос» через три года: вновь покидая Примеру, «рохибланкос» последнем туре без особой борьбы уступили на своем поле «Овьедо», конкуренту «Бетиса» в борьбе за выживание — в итоге оба севильских коллектива отправились в Сегунду.

В 2003 году на стадионе «Рамон Санчес Писхуан» один из болельщиков «Севильи» даже бросился с кулаками на вратаря «Бетиса» Тони Братса.

В 2007 году севильское дерби на арене «Бетиса» «Мануэль Луис де Лопера» (ныне «Бенито Вильямарин») вообще не было доиграно. Когда Фредерик Кануте открыл счет, 30-летний болельщик «Бетиса» (впоследствии лишенный права посещать домашние матчи своей команды) бросил бутылку в голову главного тренера «Севильи» Хуанде Рамоса. Его унесли с поля на носилках, он был отправлен в больницу, а матч доигрывался спустя несколько недель на нейтральном поле в Хетафе без зрителей.

Игроки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Футболисты, осуществившие прямые переходы из стана одного севильского клуба в другой.

В 1946 году «Бетис», находившийся в экономическом кризисе, принял решение продать своего лучшего защитника Антуньеса в «Севилью». Игрок не желал покидать команду, а фанаты «вердибланкос» осаждали офисы клуба, требуя отмены трансфера. «Бетис» решил отменить трансфер. Дело дошло до суда, и, согласно его решению, Антуньес отправился в «Севилью». «Бетис» старался перекупить игрока обратно, но сумма клаусулы была слишком большой для тогдашнего бюджета клуба. Сам игрок не подвергался атакам со стороны болельщиков «Бетиса», поскольку фанаты знали, что трансфер осуществлен помимо его желания.

В июле 1988 года защитник «бетикос» Диего Родригес Фернандес перешел в «Севилью». Он был воспитанником «Тенерифе», отыгравшим в «Бетисе» шесть лет. Позже Диего вспоминал, что партнеры отговаривали его от предложения «Севильи». В новом клубе он стал одним из самых харизматичных игроков и провел в стане «рохибланкос» восемь лет, дослужившись до капитанской повязки. Все это время он получал бесчисленные угрозы от фанатов «Бетиса».

Ныне «Бетис» и «Севилья» стараются избегать подписания игроков, выращенных и поигравших у своего принципиального соперника. Последним выпускником «кантеры вердибланка», поигравшем в составе «Севильи» был Фернандо Салес. У «Бетиса» последними аналогичными игроками были Фернандо Вега и Хосе Мари. Сальва Севилья также поиграл в обоих клубах, но воспитанником ни той, ни другой не является.

В первом туре розыгрыша чемпионата Испании 2007/08, «Севилья» принимала «Хетафе». 22-летний левый защитник Антонио Пуэрта, сыгравший свой первый матч за сборную Испании, неожиданно упал в собственной штрафной площади. Ветераны команды, голкипер Андрес Палоп и защитник Ивица Драгутинович, подбежали к Пуэрте, пытаясь сделать все, чтобы он не проглотил язык. Пуэрта, пошатываясь, встал на ноги и ушел с поля, только что пережив приступ сердечной недостаточности. В раздевалке с молодым футболистом случился повторный сердечный приступ, и его отвезли в больницу, в которой он умер спустя три дня, 28 августа.

Болельщики «Севильи» и «Бетиса» сплотились, чтобы проводить Антонио Хосе Пуэрту Переса в его последний путь. На его могиле до сих пор видны венки с зелеными ленточками — фанаты «Бетиса» скорбят по игроку точно так же, как и болельщики севильистас.

Состав

По состоянию на 2 сентября 2016

№ Позиция Имя Год рождения 1 Вр Дани Хименес 1983 13 Вр Антонио Адан 1987 25 Вр Ману Эррера 1981 2 Защ Рафа Наварро 1994 3 Защ Алекс Мартинес 1990 4 Защ Бруно Гонсалес 1990 12 Защ Кристиано Пиччини 1992 14 Защ Риза Дурмиси 1994 20 Защ Херман Песселья 1991 23 Защ Аисса Манди 1991 5 ПЗ Петрос 1989 6 ПЗ Фелипе Гутьеррес 1990 7 ПЗ Чарли Мусонда (в аренде из "Челси") 1996

№ Позиция Имя Год рождения 8 ПЗ Жонас Мартен 1990 10 ПЗ Дани Себальос 1996 11 ПЗ Матиас Науэль (в аренде из "Вильярреала") 1996 15 ПЗ Райан Донк (в аренде из "Галатасарая") 1986 16 ПЗ Альваро Сехудо 1984 17 ПЗ Хоакин 1981 21 ПЗ Фабиан Руис 1996 22 ПЗ Дарко Брашанац 1992 9 Нап Антонио Санабрия 1996 18 Нап Роман Зозуля 1989 19 Нап Алекс Алегрия 1992 24 Нап Рубен Кастро 1981

Закрепленные номера

Номер 26 навечно закреплен за Мики Роке.

Достижения

Официальные

• Чемпионат Испании
  • 1 Чемпион (1): 1934/35
• Кубок Испании
  • 1 Обладатель (2): 1976/77, 2004/05
  • 2 Финалист (2): 1931, 1996/97
• Победитель Второго дивизиона (5)
  • 1931/32, 1941/42, 1970/71, 2010/11, 2014/15
• Региональный Чемпионат/Трофей Манкомунадо
  • 2 Вице-чемпион (1): 1932/33
• Кубок Андалусии
  • 1 Обладатель (1): 1927/28
  • 2 Финалист (13): 1919/20, 1920/21, 1922/23, 1923/24, 1924/25, 1925/26, 1926/27, 1928/29, 1929/30, 1930/31, 1931/32, 1938/39, 1939/40
• Кубок Севильи
  • 1 Обладатель (5): 1910, 1911, 1912, 1914, 1915
• Иберийский кубок
  • 2 Финалист (2): 1935, 2005

Товарищеские

• Трофей Коломбино: 1968,1983,1995,2009
• Трофей Рамона де Карранса: 1964, 1999, 2000, 2001, 2007

Индивидуальные

Трофей Пичичи

• Поли Ринкон (1982/83)

Трофей Саморы

• Хоакин Уркиага (1934/35)
• Педро Харо (1994/95)

Рекорды

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• Самая крупная победа: «Бетис» 7:0 «Сарагоса» (Примера, 10-й тур, сезон 1958/59)
• Самое крупное поражение: «Бильбао» 9:1 «Бетис» (Примера, сезон 1932/33)
• Игрок с наибольшим кол-вом матчей в лиге: Хосе Рамон Эснаола (378 игры) (73/74-84/85)
• Игрок с наибольшим кол-вом проведённых на поле минут: Хосе Рамон Эснаола (27 172 минуты) (73/74-84/85)
• Игрок с наибольшим количеством голов в Примере: Иполито Ринкон (78 голов) (81/82-88/89)
• Игрок с наибольшее количество голов в общей сложности: Рубен Кастро (действующий игрок, 121 гол)
• Лучший бомбардир клуба в европейских соревнованиях: Альфонсо Перес (8 голов)
• Последний на сегодняшний день игрок в испанской сборной: Беньят (вызывался в 2012)
• Первый игрок Бетиса, забивший гол на Чемпионате мира: Хуанито (2006, в ворота Саудовской Аравии)
• Рекордная трансферная покупка: Денилсон (1997 год, 33,5 млн долларов США)
• Рекордная трансферная продажа: Хоакин (2006, 25 млн евро)

Известные игроки

Луис Арагонес Серхио Гарсия Альфонсо Перес Хосе Мануэль Пинто Хоакин Санчес Эчебария Беньят Хуанито Вели Касумов

Габриэль Кальдерон Нери Пумпидо Мартин Палермо Денилсон Рикардо Оливейра Давид Одонкор Эмана Финиди Джордж

Нелсон Маркуш Рикарду Андрей Кобелев Бранко Илич Мехмет Аурелио Роберт Ярни Марк Гонсалес Роке Санта Крус

Известные тренеры

• Патрик О’Коннелл (1932—1936, 1940—1942, 1946—1947)
• Антонио Барриос (1957—1959, 1967, 1969—1972)
• Рафаэль Ириондо (1976—1978, 1981—1982)
• Луис Арагонес (1981, 1997—1998)
• Луис Дель Соль (1985—87, 2001)
• Хавьер Клементе (1998—1999)
• Гус Хиддинк (1999—2000)
• Хуанде Рамос (2001—2002)
• Виктор Фернандес (2002—2004, 2010)
• Хавьер Ирурета (2006)
• Луис Фернандес (2006—2007)
• Эктор Купер (2007)
• Пепе Мель (2010—2013, 2014—2016)
• Густаво Пойет (2016—н.в.)

Факты

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• «Бетис» является единственной командой в Испании, которой удалось выиграть три первых дивизиона;
• Талисманом «Бетиса» является Пальмерин — пальма, переодетая в футбольную форму клуба. Название происходит от названия улицы, на которой находится стадион «Бенито Вильямарин» — Авенида-де-ла-Палмера. Талисманом Пальмерин стал (или стала) относительно недавно. В честь столетия клуба в 2007 году руководство организовало конкурс и среди десятка самых оригинальных вариантов выбор пал на Пальмерин, разработанный Альваро Понсе. Талисман был представлен публике 7 января 2007 года, когда «Бетис» на своем поле принимал «Сельту» и выиграл со счетом 1:0 благодаря голу бразильца Рафаэля Собиса;
• Поклонниками клуба согласно различным источникам являются: [[Санс, Алехандро|Алехандро Санс], Фелипе Гонсалес, Фидель Кастро. Покойная герцогиня Альба также была страстной болельщицей «Бетиса».

См. также

• Реал Бетис Б — фарм-клуб.

Ссылки

• Официальный сайт клуба  (исп.)
• Первая вершина андалузского футбола: чемпионство «Бетиса» (рус.)

Отрывок, характеризующий Реал Бетис

Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.
– Ну ли вы, разлюбезные, – крикнул Николай, с одной стороны подергивая вожжу и отводя с кнутом pуку. И только по усилившемуся как будто на встречу ветру, и по подергиванью натягивающих и всё прибавляющих скоку пристяжных, заметно было, как шибко полетела тройка. Николай оглянулся назад. С криком и визгом, махая кнутами и заставляя скакать коренных, поспевали другие тройки. Коренной стойко поколыхивался под дугой, не думая сбивать и обещая еще и еще наддать, когда понадобится.
Николай догнал первую тройку. Они съехали с какой то горы, выехали на широко разъезженную дорогу по лугу около реки.
«Где это мы едем?» подумал Николай. – «По косому лугу должно быть. Но нет, это что то новое, чего я никогда не видал. Это не косой луг и не Дёмкина гора, а это Бог знает что такое! Это что то новое и волшебное. Ну, что бы там ни было!» И он, крикнув на лошадей, стал объезжать первую тройку.
Захар сдержал лошадей и обернул свое уже объиндевевшее до бровей лицо.
Николай пустил своих лошадей; Захар, вытянув вперед руки, чмокнул и пустил своих.
– Ну держись, барин, – проговорил он. – Еще быстрее рядом полетели тройки, и быстро переменялись ноги скачущих лошадей. Николай стал забирать вперед. Захар, не переменяя положения вытянутых рук, приподнял одну руку с вожжами.
– Врешь, барин, – прокричал он Николаю. Николай в скок пустил всех лошадей и перегнал Захара. Лошади засыпали мелким, сухим снегом лица седоков, рядом с ними звучали частые переборы и путались быстро движущиеся ноги, и тени перегоняемой тройки. Свист полозьев по снегу и женские взвизги слышались с разных сторон.
Опять остановив лошадей, Николай оглянулся кругом себя. Кругом была всё та же пропитанная насквозь лунным светом волшебная равнина с рассыпанными по ней звездами.
«Захар кричит, чтобы я взял налево; а зачем налево? думал Николай. Разве мы к Мелюковым едем, разве это Мелюковка? Мы Бог знает где едем, и Бог знает, что с нами делается – и очень странно и хорошо то, что с нами делается». Он оглянулся в сани.
– Посмотри, у него и усы и ресницы, всё белое, – сказал один из сидевших странных, хорошеньких и чужих людей с тонкими усами и бровями.
«Этот, кажется, была Наташа, подумал Николай, а эта m me Schoss; а может быть и нет, а это черкес с усами не знаю кто, но я люблю ее».
– Не холодно ли вам? – спросил он. Они не отвечали и засмеялись. Диммлер из задних саней что то кричал, вероятно смешное, но нельзя было расслышать, что он кричал.
– Да, да, – смеясь отвечали голоса.
– Однако вот какой то волшебный лес с переливающимися черными тенями и блестками алмазов и с какой то анфиладой мраморных ступеней, и какие то серебряные крыши волшебных зданий, и пронзительный визг каких то зверей. «А ежели и в самом деле это Мелюковка, то еще страннее то, что мы ехали Бог знает где, и приехали в Мелюковку», думал Николай.
Действительно это была Мелюковка, и на подъезд выбежали девки и лакеи со свечами и радостными лицами.
– Кто такой? – спрашивали с подъезда.
– Графские наряженные, по лошадям вижу, – отвечали голоса.


Пелагея Даниловна Мелюкова, широкая, энергическая женщина, в очках и распашном капоте, сидела в гостиной, окруженная дочерьми, которым она старалась не дать скучать. Они тихо лили воск и смотрели на тени выходивших фигур, когда зашумели в передней шаги и голоса приезжих.
Гусары, барыни, ведьмы, паясы, медведи, прокашливаясь и обтирая заиндевевшие от мороза лица в передней, вошли в залу, где поспешно зажигали свечи. Паяц – Диммлер с барыней – Николаем открыли пляску. Окруженные кричавшими детьми, ряженые, закрывая лица и меняя голоса, раскланивались перед хозяйкой и расстанавливались по комнате.
– Ах, узнать нельзя! А Наташа то! Посмотрите, на кого она похожа! Право, напоминает кого то. Эдуард то Карлыч как хорош! Я не узнала. Да как танцует! Ах, батюшки, и черкес какой то; право, как идет Сонюшке. Это еще кто? Ну, утешили! Столы то примите, Никита, Ваня. А мы так тихо сидели!
– Ха ха ха!… Гусар то, гусар то! Точно мальчик, и ноги!… Я видеть не могу… – слышались голоса.
Наташа, любимица молодых Мелюковых, с ними вместе исчезла в задние комнаты, куда была потребована пробка и разные халаты и мужские платья, которые в растворенную дверь принимали от лакея оголенные девичьи руки. Через десять минут вся молодежь семейства Мелюковых присоединилась к ряженым.
Пелагея Даниловна, распорядившись очисткой места для гостей и угощениями для господ и дворовых, не снимая очков, с сдерживаемой улыбкой, ходила между ряжеными, близко глядя им в лица и никого не узнавая. Она не узнавала не только Ростовых и Диммлера, но и никак не могла узнать ни своих дочерей, ни тех мужниных халатов и мундиров, которые были на них.
– А это чья такая? – говорила она, обращаясь к своей гувернантке и глядя в лицо своей дочери, представлявшей казанского татарина. – Кажется, из Ростовых кто то. Ну и вы, господин гусар, в каком полку служите? – спрашивала она Наташу. – Турке то, турке пастилы подай, – говорила она обносившему буфетчику: – это их законом не запрещено.
Иногда, глядя на странные, но смешные па, которые выделывали танцующие, решившие раз навсегда, что они наряженные, что никто их не узнает и потому не конфузившиеся, – Пелагея Даниловна закрывалась платком, и всё тучное тело ее тряслось от неудержимого доброго, старушечьего смеха. – Сашинет то моя, Сашинет то! – говорила она.
После русских плясок и хороводов Пелагея Даниловна соединила всех дворовых и господ вместе, в один большой круг; принесли кольцо, веревочку и рублик, и устроились общие игры.
Через час все костюмы измялись и расстроились. Пробочные усы и брови размазались по вспотевшим, разгоревшимся и веселым лицам. Пелагея Даниловна стала узнавать ряженых, восхищалась тем, как хорошо были сделаны костюмы, как шли они особенно к барышням, и благодарила всех за то, что так повеселили ее. Гостей позвали ужинать в гостиную, а в зале распорядились угощением дворовых.
– Нет, в бане гадать, вот это страшно! – говорила за ужином старая девушка, жившая у Мелюковых.
– Отчего же? – спросила старшая дочь Мелюковых.
– Да не пойдете, тут надо храбрость…
– Я пойду, – сказала Соня.
– Расскажите, как это было с барышней? – сказала вторая Мелюкова.
– Да вот так то, пошла одна барышня, – сказала старая девушка, – взяла петуха, два прибора – как следует, села. Посидела, только слышит, вдруг едет… с колокольцами, с бубенцами подъехали сани; слышит, идет. Входит совсем в образе человеческом, как есть офицер, пришел и сел с ней за прибор.
– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.