Ревадим

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Киббуц
Ревадим
Страна
Израиль
Основан
Официальный сайт
[www.revadim.org.il adim.org.il]
К:Населённые пункты, основанные в 1948 году

Ревадим (ивр.רְבָדִים‏‎) — кибуц в Израиле. Находится под управлением регионального консульства Йоав и связан с движением Ха-шомер ха-цаир.





История

Ревадим был основан 14 февраля 1947, как четвёртое поселение Гуш-Эцион в холмах Хеврона. Он был учрежден группой халуцим на участке земли, купленной Еврейским национальным фондом в Эйн Абу Зейд и Шувеика[1]. Группой были очищены 100 дунамов, 70 в Эйн-Абу Зейд и 30 в Вади Абу Нофал, где ЕНФ владел трактом Мафруз. Планы включали рекультивацию 70 дунамов в Вади Абу Нофал и 150 в Дар аль-Масатих, которые были приобретены в рамках соглашения о земельном обмене.

13 мая 1948 года деревня была уничтожена Арабским легионом. Оставшиеся в живых были взяты в плен Иорданией. Кибуц был восстановлен на новом месте 28 ноября 1948. К освобожденным военнопленным присоединились иммигранты из Болгарии и других стран.

На 2002 год население Ревадим составило 296 жителей. Экономика основана на туризме и мелкой промышленности.

Археология

Тель Микне-Экрон является одним из крупнейших стоянок железного века в Израиле. Археологи обнаружили там более 100 масляных прессов, а также в надпись (en:Ekron Royal Dedicatory Inscription), которая отождествляет это место с библейским Экроном (en:Ekron).

В окрестностях Ревадим также найдена стоянка первобытных людей, относящаяся к поздней ашельской культуре (300—500 тыс. лет назад). Среди предметов, обнаруженных археологами — большое количество костей животных, в том числе прямобивневого лесного слона, и кремневые орудия со следами жира, что может указывать на развитую охотничью культуру[2].

Достопримечательности

  • Памятник, выполненный из розового камня и изображающий плачущую мать в память о членах кибуца не вернувшихся из иорданского плена.
  • Археологический музей, в котором представлена часть экспонатов раскопок холма Микне — места исторического Экрона.[3]
  • Музей римского стекла[4]

Напишите отзыв о статье "Ревадим"

Примечания

  1. Between Jerusalem and Hebron: Jewish Settlement in the Pre-State Period, Yossi Katz, pp.254-264.  (англ.)
  2. Solodenko, N., Zupancic, A., Cesaro, S. N., Marder, O., Lemorini, C., and Barkai, R. [journals.plos.org/plosone/article?id=10.1371/journal.pone.0118572 Fat Residue and Use-Wear Found on Acheulian Biface and Scraper Associated with Butchered Elephant Remains at the Site of Revadim, Israel] // PLoS ONE. — Vol. 10, № 3. — DOI:10.1371/journal.pone.0118572.
  3. [citypam.com/content/Ревадим#{cat:11,sub:78,sub2:88,place:2872} citypam] Ревадим
  4. [www.romanglass.com Roman Glass]

Ссылки

  • [www.revadim.org.il/ Revadim]

Отрывок, характеризующий Ревадим

И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.
В приятну ночь, при лунном свете,
Представить счастливо себе,
Что некто есть еще на свете,
Кто думает и о тебе!
Что и она, рукой прекрасной,
По арфе золотой бродя,
Своей гармониею страстной
Зовет к себе, зовет тебя!
Еще день, два, и рай настанет…
Но ах! твой друг не доживет!
И он не допел еще последних слов, когда в зале молодежь приготовилась к танцам и на хорах застучали ногами и закашляли музыканты.

Пьер сидел в гостиной, где Шиншин, как с приезжим из за границы, завел с ним скучный для Пьера политический разговор, к которому присоединились и другие. Когда заиграла музыка, Наташа вошла в гостиную и, подойдя прямо к Пьеру, смеясь и краснея, сказала:
– Мама велела вас просить танцовать.
– Я боюсь спутать фигуры, – сказал Пьер, – но ежели вы хотите быть моим учителем…
И он подал свою толстую руку, низко опуская ее, тоненькой девочке.
Пока расстанавливались пары и строили музыканты, Пьер сел с своей маленькой дамой. Наташа была совершенно счастлива; она танцовала с большим , с приехавшим из за границы . Она сидела на виду у всех и разговаривала с ним, как большая. У нее в руке был веер, который ей дала подержать одна барышня. И, приняв самую светскую позу (Бог знает, где и когда она этому научилась), она, обмахиваясь веером и улыбаясь через веер, говорила с своим кавалером.
– Какова, какова? Смотрите, смотрите, – сказала старая графиня, проходя через залу и указывая на Наташу.
Наташа покраснела и засмеялась.
– Ну, что вы, мама? Ну, что вам за охота? Что ж тут удивительного?

В середине третьего экосеза зашевелились стулья в гостиной, где играли граф и Марья Дмитриевна, и большая часть почетных гостей и старички, потягиваясь после долгого сиденья и укладывая в карманы бумажники и кошельки, выходили в двери залы. Впереди шла Марья Дмитриевна с графом – оба с веселыми лицами. Граф с шутливою вежливостью, как то по балетному, подал округленную руку Марье Дмитриевне. Он выпрямился, и лицо его озарилось особенною молодецки хитрою улыбкой, и как только дотанцовали последнюю фигуру экосеза, он ударил в ладоши музыкантам и закричал на хоры, обращаясь к первой скрипке:
– Семен! Данилу Купора знаешь?
Это был любимый танец графа, танцованный им еще в молодости. (Данило Купор была собственно одна фигура англеза .)
– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.