Ревивим
В этой статье рассказывается о кибуце в пустыне Негев на юге Израиля ;
о престижном жилом районе в северо-восточной части Тель-Авива рассказывется в статье Шхунат Ревивим
| кибуц
Ревивим
רביבים
Показать/скрыть карты
|
Ревиви́м (ивр. רביבים)— кибуц в пустыне Негев на юге Израиля на территории регионального совета Рамат-Негев. Расположен в 25 км к югу от Беэр-Шевы по направлению к Мицпе-Рамон.
Содержание
Общие сведения
Население кибуца составляет 671 человек (2003), площадь — 840 га.
Ревивим входит в организацию кибуцев «Ха-Тнуа ха-кибуцит ха-меухедет» (переводится с иврита как «Объединённое кибуцное движение», сокр. «ТАКАМ»).
История
В 1938 году в Ришон ле-Ционе из молодых немецких, австрийских и итальянских евреев-репатриантов, воспитывавшихся в кибуце Гиват-Бреннер и состоявших в движении Ха-Ноар ха-Овед («Рабочая молодёжь»), была сформирована инициативная группа, ставившая своей целью основания кибуца. Земли, на которых ныне расположен кибуц Ревивим, в 1930-е годы были приобретены евреями из Южной Африки у бедуинов из племени Аль-Азазма, а затем переданы в дар Еврейскому национальному фонду.
Поселение было основано 7 июля 1943 года как опытная сельскохозяйственная станция Мицпе-Ревивим (слово «мицпе» в переводе с иврита означает в числе прочего «станция наблюдения»), так как британские власти в тот период запрещали евреям основывать поселения в подмандатной Палестине.
Имя Ревивим (в переводе с иврита означает «мелкие капли дождя или росы»), по названию одноимённого журнала, издававшегося писателем Йосефом Хаимом Бреннером, было предложено Берлом Каценельсоном.
Долгое время являлся самым южным еврейским поселением в подмандатной Палестине.
Во время Войны за Независимост Израиля 1948 года был взят в осаду Армией Египта, но выстоял.
В 1950 году дома и хозяйственные постройки были заново отстроены на новом месте неподалёку от прежнего местоположения кибуца.
Хозяйственная деятельность
Кибуцу принадлежит фабрика пластмассовых изделий «Равив».
Музеи и досуг
- В кибуце имеется архив, а также небольшой музей, экспозиция которого посвящена памяти павших в войнах Израиля.
- В кибуца есть свой Дом культуры, носящий имя Элиягу Голомба.
Известные жители
- Дан Бар-Он - психолог и психотерапевт, исследователь коллективной памяти о нацизме и последствий Холокоста
Напишите отзыв о статье "Ревивим"
Ссылки
- [www.eleven.co.il/article/13470 Ревивим] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
- [mitzpe-revivim.net/index.php?m=text&t=7401 Сайт музея Мицпе-Ревивим] (рус.) (иврит) (англ.)
- [israelphotos.ru/news/kibuc_revivim/2010-05-30-94 Кибуц Ревивим на сайте «Фотографии Израиля» (информфция, фотографии)]
- [www.jafi.org.il/JewishAgency/Russian/Aliyah/Alia-2000/MOLODEGNIE+UCHEBNIE+PROGRAMI/revivim.htm Информация о кибуце Ревивим] на сайте Еврейского агентства для Израиля
- [israelfirsthome.info/?p=266 Кибуц Ревивим – первый дом в Израиле] // Сайт программы абсорбции в кибуцах для репатриантов «Первый дом на родине»
Отрывок, характеризующий Ревивим
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.
– Вот как в наше время танцовывали, ma chere, – сказал граф.
– Ай да Данила Купор! – тяжело и продолжительно выпуская дух и засучивая рукава, сказала Марья Дмитриевна.
В то время как у Ростовых танцовали в зале шестой англез под звуки от усталости фальшививших музыкантов, и усталые официанты и повара готовили ужин, с графом Безухим сделался шестой удар. Доктора объявили, что надежды к выздоровлению нет; больному дана была глухая исповедь и причастие; делали приготовления для соборования, и в доме была суетня и тревога ожидания, обыкновенные в такие минуты. Вне дома, за воротами толпились, скрываясь от подъезжавших экипажей, гробовщики, ожидая богатого заказа на похороны графа. Главнокомандующий Москвы, который беспрестанно присылал адъютантов узнавать о положении графа, в этот вечер сам приезжал проститься с знаменитым Екатерининским вельможей, графом Безухим.
Великолепная приемная комната была полна. Все почтительно встали, когда главнокомандующий, пробыв около получаса наедине с больным, вышел оттуда, слегка отвечая на поклоны и стараясь как можно скорее пройти мимо устремленных на него взглядов докторов, духовных лиц и родственников. Князь Василий, похудевший и побледневший за эти дни, провожал главнокомандующего и что то несколько раз тихо повторил ему.
Проводив главнокомандующего, князь Василий сел в зале один на стул, закинув высоко ногу на ногу, на коленку упирая локоть и рукою закрыв глаза. Посидев так несколько времени, он встал и непривычно поспешными шагами, оглядываясь кругом испуганными глазами, пошел чрез длинный коридор на заднюю половину дома, к старшей княжне.
Находившиеся в слабо освещенной комнате неровным шопотом говорили между собой и замолкали каждый раз и полными вопроса и ожидания глазами оглядывались на дверь, которая вела в покои умирающего и издавала слабый звук, когда кто нибудь выходил из нее или входил в нее.
– Предел человеческий, – говорил старичок, духовное лицо, даме, подсевшей к нему и наивно слушавшей его, – предел положен, его же не прейдеши.
