Реви, Дон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дон Реви
Общая информация
Полное имя Дональд Джордж Реви
Родился 10 июля 1926(1926-07-10)
Мидлсбро, Англия
Умер 26 мая 1989(1989-05-26) (62 года)
Эдинбург, Шотландия
Гражданство Англия
Позиция нападающий
Карьера
Клубная карьера*
1944—1949 Лестер Сити 98 (74)
1949—1951 Халл Сити 90 (28)
1951—1956 Манчестер Сити 72 (38)
1956—1958 Сандерленд 31 (9)
1958—1962 Лидс Юнайтед 16 (3)
Национальная сборная**
1954—1955 Англия 6 (4)
Тренерская карьера
1961—1974 Лидс Юнайтед
1974—1977 Англия
1977—1980 ОАЭ
1980—1984 Аль-Наср
1984—1987 Аль-Ахли

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

До́нальд Джордж (Дон) Реви́ (англ. Donald George 'Don' Revie; 10 июля 1926 — 26 мая 1989) — английский футболист и тренер.





Игровая карьера

Его мать рано умерла, а отец потерял работу во время Великой депрессии.

В 14 лет Дон бросил школу и пошёл в каменщики. В 16 лет его взяли играть в «Лестер Сити», который играл во втором дивизионе. Там ему не повезло: он получил тяжёлую травму колена и пропустил финал Кубка Англии. В 1949 он перешёл за 20 000 фунтов в «Халл Сити».

В 1951 его купил «Манчестер Сити», который тогда вышел в первый дивизион. Там он стал играть лучше: в сезоне 1954/55 «Сити» вышел в финал Кубка Англии, а Реви был признан футболистом года. В 1956 «Сити» всё-таки выиграл кубок, а Реви ушёл в «Сандерленд», а затем в «Лидс». Но тот вылетел из первого дивизиона через два года.

Тренерская карьера

В 1961 году Реви стал играющим тренером «Лидса» от безысходности: никто не хотел тренировать клуб. Он спас «Лидс» от вылета в третий дивизион.

Реви стал производить изменения в команде. Он старался создать в ней семейную атмосферу: по праздникам рассылал игрокам открытки, возил игроков с женами в отель по каникулам. По пятницам игроки играли в бильярд[1].

Такая политика принесла результаты: в 1964 «Лидс» выходит в первый дивизион, и в первом же сезоне занимает второе место, проиграв «Манчестер Юнайтед» лишь по разнице мячей. В Кубке ярмарок команда сразу доходит до полуфинала, проиграв «Сарагосе» в дополнительном матче. В следующем сезоне «белые» снова заняли второе место и сыграли в финале Кубка ярмарок, где уступил загребскому «Динамо».

В следующем сезоне «Лидс» наконец-то выиграл Кубок ярмарок, победив «Спору», «Хиберниан», «Рейнджерс», «Данди», и в финале победив «Ференцварош» — 1:0, 0:0[2].

В 1969 году «Лидс» впервые стал чемпионом Англии, с отрывом в шесть очков от «Ливерпуля». В Кубке чемпионов «Лидс» сходу добрался до полуфинала, уступив «Селтику».

В 1971 году «белые» выиграли второй Кубок УЕФА, победив «Ювентус» — 1:1, 2:2.

В 1974 году Реви стал главным тренером сборной Англии. Но там не сложилось. В отборочном цикле к ЧЕ-1976 уступили Чехословакии (роковой стала ничья с Португалией). После неудачного старта в отборочном цикле ЧМ-1978 отправлен в отставку.

После этого Реви тренировал ближневосточные команды. Затем Дон недолго поработал в Египте. В 1987 году переехал в Шотландию. Там Реви тяжело заболел и оказался прикован к инвалидному креслу.

Дональд Реви умер 26 мая 1989 года в Эдинбурге. В его честь названа трибуна на стадионе «Элланд Роуд».

Достижения

Напишите отзыв о статье "Реви, Дон"

Примечания

  1. [www.leeds.ru/index59.shtml Биография Дона Реви]. Лидс.ру. [www.webcitation.org/67Qh43HZO Архивировано из первоисточника 5 мая 2012].
  2. [wildstat.ru/p/51/ch/EUR_ICFC_1967_1968/stg/all/tour/all/club1/ENG_Leeds_United Кубок Ярмарок 1967/1968]. Wildstat.ru. [www.webcitation.org/68WoS6aJw Архивировано из первоисточника 19 июня 2012].

Ссылки

  • [www.leeds.ru/index59.shtml Биография Дона Реви]
  • [www.championat.ru/football/article-23186.html Две стороны Дона Реви]


Отрывок, характеризующий Реви, Дон

– Quant a celui. Sire, – продолжал Паулучи с отчаянностью, как будто не в силах удержаться, – qui a conseille le camp de Drissa, je ne vois pas d'autre alternative que la maison jaune ou le gibet. [Что же касается, государь, до того человека, который присоветовал лагерь при Дрисее, то для него, по моему мнению, есть только два места: желтый дом или виселица.] – Не дослушав и как будто не слыхав слов итальянца, государь, узнав Болконского, милостиво обратился к нему:
– Очень рад тебя видеть, пройди туда, где они собрались, и подожди меня. – Государь прошел в кабинет. За ним прошел князь Петр Михайлович Волконский, барон Штейн, и за ними затворились двери. Князь Андрей, пользуясь разрешением государя, прошел с Паулучи, которого он знал еще в Турции, в гостиную, где собрался совет.
Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.