Революционные комитеты

Революционные комитеты (ревкомы) — временные властные органы, создаваемые большевиками и наделённые чрезвычайными полномочиями, действовавшие во время Гражданской войны в России. Сосредоточивали всю полноту гражданской и военной власти. В организации и деятельности их был использован опыт военно-революционных комитетов периода Октябрьской революции 1917 года.

Крепнейшими территориальными революционными коммитетами были Всеукраинский, Азербайджанский, Армянский, Сибирский, Дагестанский ревкомы, ревкомы БССР, Башкирской АССР, Грузии, ревком по управлению Киргизским краем. Также вводились губернские, уездные, волостные и сельские ревкомы.

2 января 1920 года Совет рабочей и крестьянской обороны постановил упразднить губернские и уездные революционные коммитеты. Они могли быть сохранены лишь в порядке исключения и там, где это было продиктовано необходимостью. В Армении и Грузии, где советская власть окончательно победила лишь в конце 1920 — начале 1921, ревкомы создавались и в 1921 году. Сибирский революционный комитет функционировал по декабрь 1925 года. В некоторых районах Чечни ревкомы вводились и позднее, в частности в 1926 г.

Ревком	Начало действия	Окончание действия
Всеукраинский	декабре 1919	феврале 1920
БССР	ноябрь 1918	декабрь 1920
Азербайджанский	апрель 1920	май 1921
Армянский	ноябрь 1920	май 1921
Башкирской АССР	март 1919	июль 1920
по управлению Киргизским краем	июль 1919	октябрь 1920
Сибирский	август 1919	декабрь 1925
Грузии	февраль 1921	март 1922
Дагестанский	апрель 1920	декабрь 1921

Литература

• [bse.sci-lib.com/article095921.html Большая Советская Энциклопедия, статья Революционные комитеты (чрезвычайные органы сов. власти)]

Отрывок, характеризующий Революционные комитеты

11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.