Револьвер Оцелот

Револьвер Оцелот
Revolver Ocelot
Концепт-арт Револьвера Оцелота для игры Metal Gear Solid (1998 год). Художник Ёдзи Синкава.
Игровая серия	Metal Gear
Первое появление	Metal Gear Solid (1998)
Идея	Хидео Кодзима
Художник	Ёдзи Синкава
Озвучивание	По-английски: Патрик Зиммерман Джошуа Китон (MGS3 и MGS:PO) Трой Бэйкер (MGSV: The Phantom Pain) По-японски: Кодзи Тотани (MGS и MGS2) Такуми Ямадзаки (MGS3 и MGS:PO) Икуя Саваки (Metal Gear Solid: Digital Graphic Novel и Metal Gear Solid 2: Bande Dessinee) Бандзё Гинга (MGS4) Сатоси Миками (MGSV)
Анимация движений	Таро Кадзанава (MGS3) Кенъити Ёсида (MGS3; обращение с оружием) Билл Йокояма (MGS3; обращение с оружием) Трой Бэйкер (MGSV; лицо) Мэтью Карлсен (MGSV; тело)
Дополнительная информация
Дата рождения	6 июня 1944
Формирование	FOXHOUND (MGS) Патриоты (MGS2) ГРУ, КГБ и ЦРУ (MGS3) Свободный агент (MPO) Outer Heaven (MGS4) Diamond Dogs (MGSV)

Револьвер Оцелот (яп. リボルバー・オセロット Риборуба: Осеротто, англ. Revolver Ocelot), настоящее имя Адамска (яп. アダムスカ Адамусука) — вымышленный персонаж, один из центральных героев в серии видеоигр Metal Gear. На протяжении основной сюжетной линии персонажу достаются совсем разные роли: приспешник Ликвида Снейка, правая рука Солидуса, друг и соперник Биг Босса, а также главный противник Солида Снейка. Персонаж был хорошо встречен игровым сообществом за роль главного хитреца всей серии и главного связующего звена между многими персонажами.

Появления в играх

В своём первом появлении Револьвер Оцелот представляется как стрелок мятежного отряда FOXHOUND, захватившего остров Шэдоу-Мозес с базирующимся на нём Metal Gear REX. Оцелот специализировался на допросах, а также являлся правой рукой Ликвида Снейка. Удерживая у себя в заложниках президента компании ArmsTech Кеннета Бейкера, Оцелот вызывает Солида Снейка на дуэль, таким образом становясь первым боссом в игре, однако схватка заканчивается тем, что в неё вмешивается Грей Фокс и отрубает Оцелоту правую руку. Несмотря на своё ранение, позже Оцелот будет участвовать в допросе Снейка, когда того поймают. Во время пытки Оцелот раскрывает главному герою, что он родился в Советском Союзе, а также состоял на службе в спецназе; истинных своих целей он, однако, Снейку не раскрывает. Оцелот стал единственным выжившим членом FOXHOUND к концу игры. В диалоге после титров становится понятно, что он всё время работал с Президентом Соединённых Штатов Джорджем Сирсом

Со времени событий на Шэдоу-Мозес Оцелот, известный уже под псевдонимом Шалашаска (яп. シャラシャーシカ Сярася:сика), успел хирургическим путём пришить себе новую руку, которая раньше принадлежала Ликвиду. Это приводит к тому, что в Оцелоте зарождается вторая личность — Ликвид, который берёт контроль над телом каждый раз, когда Солид Снейк рядом. В ходе событий на танкере Оцелот больше походит на одного из наёмников Сергея Горлуковича, однако позже предаёт своего старого друга для того, чтобы украсть Metal Gear RAY, в то же время помешав планам Солида Снейка и Отакона. Позже, в ходе событий на заводе, Оцелот формирует ячейку террористической организации «Сыны свободы» совместно с бывшим президентом США, которым оказался Солидус Снейк. Однако Оцелот предаёт последнего, доказывая таким образом свою верность «Патриотам» — могущественной организации, тайно контролирующей Соединённые Штаты. Немного позже Ликвид снова берёт контроль над разумом Оцелота и уходит от Снейка, Солидуса и Райдена, чтобы убить лидеров организации.

В третьей номерной игре серии, действие которой происходит за 4 десятилетия до событий Metal Gear Solid, персонаж был показан молодым майором ГРУ, известным соответственно как майор Оцелот (яп. オセロット少佐 Осеротто Сё:са). В игре Оцелот был под командованием полковника Волгина, руководя «отрядом Оцелот» (англ. Ocelot Unit) внутри ГРУ. После первого столкновения с Нейкидом Снейком он начинает использовать револьверы, так как предпочитает поглощать отдачу оружия локтём, что свойственно для стрельбы из револьверов. По ходу событий игры Оцелот часто сталкивается со Снейком и ближе к концу даже помогает ему. Также становится известно, что его настоящее имя — Адамска, а сам он внебрачный сын Босс. После смертей Волгина и Босс, Оцелот предстаёт перед игроками как тройной агент, одновременно работающий на организацию «Философы», КГБ и ЦРУ. От последних он, собственно, и получил прямой приказ, согласно которому он должен был помогать Снейку в ходе его миссии, однако Оцелот провалил своё задание, так как «ЕВА», будучи агентом «Философов», добралась до Снейка первой.

Также молодой Оцелот, уже более известный как «АДАМ» (яп. アダム АДАМУ), появлялся в прямых сиквелах Metal Gear Solid 3 — Metal Gear Solid: Portable Ops и Metal Gear Solid: Peace Walker. В сюжете обеих игр Оцелот не играет ключевую роль, однако появляется в конце. В Portable Ops он убивает директора ЦРУ, после чего некто приглашает его вступить в организацию «Патриоты». В Peace Walker он не присутствует лично, однако много раз упоминается в записях «ЕВЫ» о жизни Босс. Также в игре можно получить запись телефонного разговора Оцелота и Зеро.

К 2014 году Оцелот предстаёт в новом образе, известный уже под именем Ликвид Оцелот. Оцелот сознательно использовал на себе техники самогипноза и наномашины, чтобы сделать себя психическим двойником Ликвида и таким образом желая сбить с толку ИИ «Патриотов». Как «Ликвид», Оцелот устанавливает основную компанию, которая управляет четырьмя самыми большими ЧВК, соревнуясь с «Патриотами» за контроль над миром. После угона системы «Патриотов» ЧВК Оцелота переключается на Снейка. После того, как Снейк и Отакон используют вирус FOXALIVE, чтобы удалить ИИ «Патриотов», Оцелот устраивает со Снейком кулачный бой, по итогам которого умирает от истощения. На самом деле, смерть Оцелота случилась из-за нового штамма FOXDIE, который Дребин-893 ввёл Снейку.

В Ground Zeroes Оцелот появляется только в сцене «дежа-вю», не относящейся к сюжетной линии. В The Phantom Pain Оцелот выступает двойным агентом для Венома Снейка и его «Diamond Dogs». Он играет ключевую роль в сюжетной линии, убеждая Венома Снейка посредством гипноза принять образ Биг Босса и помогая обоим последним бежать из военного госпиталя в Кипре. Опасаясь возможного проникновения шпионов в «Diamond Dogs», Оцелот выступает в команде в роли следователя, часто споря с Казухирой Миллером по поводу методов своей работы. В конце игры Оцелот изъявляет свою поддержку плану Биг Босса вести тайную войну против «Шифра», предвещая таким образом свою роль в последующих (по внутренней хронологии сеттинга) играх франшизы.

Дизайн персонажа

Костюм Оцелота в Metal Gear Solid 1998 года выглядит вполне обычно для стрелков из спагетти-вестернов — пылевой плащ, шпоры и кобура, на левой же руке персонаж носит нарукавную повязку чёрного цвета; в известной степени он был срисован с актёра Ли Ван Клифа. Традиционное оружие Оцелота — револьверы, из которых им особо ценится Colt Single Action Army. Создавая персонажа, Хидео Кодзима хотел добавить тона вестерна в моменты, когда появлялся Оцелот, которого срисовывали. При разработке Metal Gear Solid 2, Ёдзи Синкава собирался дать персонажу кибернетическую руку, заместо той, которую отрубил Грей Фокс, однако идея не была реализована, так как разработчики решили дать Оцелоту руку Ликвида. После того, как Кодзима осознал, что фанаты серии нашли идею внедрения второй личности в разум Оцелота через новую руку нелепой, он пообещал, что объяснит причину в Metal Gear Solid 4.

Восприятие

Образ Оцелота получил во многом положительные отзывы критиков, исходя из его роли как антагониста. Он — один из немногих персонажей, появлявшихся почти в каждой Metal Gear Solid и один из немногих, кто играл в сюжетной линии ведущую роль, что подчеркнули журналисты издания Game Informer в своей ретроспективе серии в 2008 году. Журналистами Official U.S. PlayStation Magazine Оцелот был признан недооценённым по сравнению с иконическим антагонистом Final Fantasy VII Сефиротом, будучи описан как «просто стойкий, подлый, хороший злодей». Ведущими программы Filter телеканала G4 Оцелот был поставлен в 2002 году на десятое место в десятке лучших злодеев видеоигр; в аналогичном рейтинге, составленном порталом IGN в 2010 году, Оцелот занял 28-е место из 100.

Оцелот часто включается в рейтинги лучших злодеев в истории видеоигр вообще и своей франшизы в частности. В 2008 году бой с Оцелотом в Metal Gear Solid занял восьмое место в десятке лучших сражений в истории серии по версии IGN, а сам персонаж удостоился второго места в рейтинге лучших злодеев серии; в 2007 обозреватели GameSpot, включая Оцелота в свой список лучших боссов серии, называют его одним из самых важных персонажей для сюжета, наряду с Солидом Снейком и Биг Боссом. В 2013 году портал GamesRadar поместил Оцелота на седьмое место из ста в рейтинге лучших злодеев из видеоигр. В 2008 году обозреватели GameSpy в числе лучших моментов из Metal Gear Solid выделяют также и сцену пыток Оцелота над Снейком, отмечая подход Оцелота к работе и сложность прохождения этого момента (с учётом важности его для дальнейшего сюжета) для игрока. Комментируя появление Оцелота в Metal Gear Solid 3, обозреватели этого же портала называют его «опорным» персонажем для своей серии, выражая надежду, что он станет интересным противником. Оценивая же роль Оцелота в Metal Gear Solid 2, журналисты GameSpy признают абсурдной идею с переменной сменой между личностями собственно Оцелота и таковой Ликвида Снейка, но тем не менее хорошо оценивают сцены с участием Оцелота в начале игры.

По мнению обозревателей журнала Edge, озвученному в их рецензии на Metal Gear Solid 4: Guns of the Patriots, в лице Ликвида Оцелота Хидэо Кодзима «сотворил превосходного злодея, более совершенного, нежели в MGS2»; журналист IGN Джесс Шиден в 2007 году причисляет Оцелота к числу тех персонажей, которые, по его мнению, заслуживали собственной игры. Журналисты GamePro в своих рекомендациях по прохождению боссов Metal Gear Solid 4 называют последнее сражение между Солидом Снейком и Ликвидом Оцелотом «эпичным» даже несмотря на то, что последний, по признанию журналистов, превратился в «боксёрскую грушу» к концу битвы. В то же время, Джереми Пэриш из 1UP.com, наоборот, включил этот бой в свой список «самых тупых сражений с боссами» из-за весьма простого исполнения (в сравнении с более сложными боссами из Metal Gear Solid 3) и слишком большой длительностью для боя между оппонентами с учётом их возраста. Рэй Барнхолт из этого же портала в своей пятерке «самых странных моментов» из MGS4 упоминает две сцены с участием Оцелота: взлом системы «Патриотов» с последующим использованием её против главных героев и имитация смерти Ликвида Снейка (см. Metal Gear Solid) во время сражения со Снейком на Шэдоу-Мозес..

Примечания

Цитаты

Источники

Ссылки

• [metalgear.wikia.com/wiki/Ocelot Оцелот] на Metal Gear Wiki  (англ.)

Отрывок, характеризующий Револьвер Оцелот

И Денисов отъехал к остановившейся недалеко от Ростова группе: полкового командира, Несвицкого, Жеркова и свитского офицера.
«Однако, кажется, никто не заметил», думал про себя Ростов. И действительно, никто ничего не заметил, потому что каждому было знакомо то чувство, которое испытал в первый раз необстреленный юнкер.
– Вот вам реляция и будет, – сказал Жерков, – глядишь, и меня в подпоручики произведут.
– Доложите князу, что я мост зажигал, – сказал полковник торжественно и весело.
– А коли про потерю спросят?
– Пустячок! – пробасил полковник, – два гусара ранено, и один наповал , – сказал он с видимою радостью, не в силах удержаться от счастливой улыбки, звучно отрубая красивое слово наповал .


Преследуемая стотысячною французскою армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей. Были дела при Ламбахе, Амштетене и Мельке; но, несмотря на храбрость и стойкость, признаваемую самим неприятелем, с которою дрались русские, последствием этих дел было только еще быстрейшее отступление. Австрийские войска, избежавшие плена под Ульмом и присоединившиеся к Кутузову у Браунау, отделились теперь от русской армии, и Кутузов был предоставлен только своим слабым, истощенным силам. Защищать более Вену нельзя было и думать. Вместо наступательной, глубоко обдуманной, по законам новой науки – стратегии, войны, план которой был передан Кутузову в его бытность в Вене австрийским гофкригсратом, единственная, почти недостижимая цель, представлявшаяся теперь Кутузову, состояла в том, чтобы, не погубив армии подобно Маку под Ульмом, соединиться с войсками, шедшими из России.
28 го октября Кутузов с армией перешел на левый берег Дуная и в первый раз остановился, положив Дунай между собой и главными силами французов. 30 го он атаковал находившуюся на левом берегу Дуная дивизию Мортье и разбил ее. В этом деле в первый раз взяты трофеи: знамя, орудия и два неприятельские генерала. В первый раз после двухнедельного отступления русские войска остановились и после борьбы не только удержали поле сражения, но прогнали французов. Несмотря на то, что войска были раздеты, изнурены, на одну треть ослаблены отсталыми, ранеными, убитыми и больными; несмотря на то, что на той стороне Дуная были оставлены больные и раненые с письмом Кутузова, поручавшим их человеколюбию неприятеля; несмотря на то, что большие госпитали и дома в Кремсе, обращенные в лазареты, не могли уже вмещать в себе всех больных и раненых, – несмотря на всё это, остановка при Кремсе и победа над Мортье значительно подняли дух войска. Во всей армии и в главной квартире ходили самые радостные, хотя и несправедливые слухи о мнимом приближении колонн из России, о какой то победе, одержанной австрийцами, и об отступлении испуганного Бонапарта.
Князь Андрей находился во время сражения при убитом в этом деле австрийском генерале Шмите. Под ним была ранена лошадь, и сам он был слегка оцарапан в руку пулей. В знак особой милости главнокомандующего он был послан с известием об этой победе к австрийскому двору, находившемуся уже не в Вене, которой угрожали французские войска, а в Брюнне. В ночь сражения, взволнованный, но не усталый(несмотря на свое несильное на вид сложение, князь Андрей мог переносить физическую усталость гораздо лучше самых сильных людей), верхом приехав с донесением от Дохтурова в Кремс к Кутузову, князь Андрей был в ту же ночь отправлен курьером в Брюнн. Отправление курьером, кроме наград, означало важный шаг к повышению.
Ночь была темная, звездная; дорога чернелась между белевшим снегом, выпавшим накануне, в день сражения. То перебирая впечатления прошедшего сражения, то радостно воображая впечатление, которое он произведет известием о победе, вспоминая проводы главнокомандующего и товарищей, князь Андрей скакал в почтовой бричке, испытывая чувство человека, долго ждавшего и, наконец, достигшего начала желаемого счастия. Как скоро он закрывал глаза, в ушах его раздавалась пальба ружей и орудий, которая сливалась со стуком колес и впечатлением победы. То ему начинало представляться, что русские бегут, что он сам убит; но он поспешно просыпался, со счастием как будто вновь узнавал, что ничего этого не было, и что, напротив, французы бежали. Он снова вспоминал все подробности победы, свое спокойное мужество во время сражения и, успокоившись, задремывал… После темной звездной ночи наступило яркое, веселое утро. Снег таял на солнце, лошади быстро скакали, и безразлично вправе и влеве проходили новые разнообразные леса, поля, деревни.
На одной из станций он обогнал обоз русских раненых. Русский офицер, ведший транспорт, развалясь на передней телеге, что то кричал, ругая грубыми словами солдата. В длинных немецких форшпанах тряслось по каменистой дороге по шести и более бледных, перевязанных и грязных раненых. Некоторые из них говорили (он слышал русский говор), другие ели хлеб, самые тяжелые молча, с кротким и болезненным детским участием, смотрели на скачущего мимо их курьера.
Князь Андрей велел остановиться и спросил у солдата, в каком деле ранены. «Позавчера на Дунаю», отвечал солдат. Князь Андрей достал кошелек и дал солдату три золотых.
– На всех, – прибавил он, обращаясь к подошедшему офицеру. – Поправляйтесь, ребята, – обратился он к солдатам, – еще дела много.
– Что, г. адъютант, какие новости? – спросил офицер, видимо желая разговориться.
– Хорошие! Вперед, – крикнул он ямщику и поскакал далее.
Уже было совсем темно, когда князь Андрей въехал в Брюнн и увидал себя окруженным высокими домами, огнями лавок, окон домов и фонарей, шумящими по мостовой красивыми экипажами и всею тою атмосферой большого оживленного города, которая всегда так привлекательна для военного человека после лагеря. Князь Андрей, несмотря на быструю езду и бессонную ночь, подъезжая ко дворцу, чувствовал себя еще более оживленным, чем накануне. Только глаза блестели лихорадочным блеском, и мысли изменялись с чрезвычайною быстротой и ясностью. Живо представились ему опять все подробности сражения уже не смутно, но определенно, в сжатом изложении, которое он в воображении делал императору Францу. Живо представились ему случайные вопросы, которые могли быть ему сделаны,и те ответы,которые он сделает на них.Он полагал,что его сейчас же представят императору. Но у большого подъезда дворца к нему выбежал чиновник и, узнав в нем курьера, проводил его на другой подъезд.
– Из коридора направо; там, Euer Hochgeboren, [Ваше высокородие,] найдете дежурного флигель адъютанта, – сказал ему чиновник. – Он проводит к военному министру.
Дежурный флигель адъютант, встретивший князя Андрея, попросил его подождать и пошел к военному министру. Через пять минут флигель адъютант вернулся и, особенно учтиво наклонясь и пропуская князя Андрея вперед себя, провел его через коридор в кабинет, где занимался военный министр. Флигель адъютант своею изысканною учтивостью, казалось, хотел оградить себя от попыток фамильярности русского адъютанта. Радостное чувство князя Андрея значительно ослабело, когда он подходил к двери кабинета военного министра. Он почувствовал себя оскорбленным, и чувство оскорбления перешло в то же мгновенье незаметно для него самого в чувство презрения, ни на чем не основанного. Находчивый же ум в то же мгновение подсказал ему ту точку зрения, с которой он имел право презирать и адъютанта и военного министра. «Им, должно быть, очень легко покажется одерживать победы, не нюхая пороха!» подумал он. Глаза его презрительно прищурились; он особенно медленно вошел в кабинет военного министра. Чувство это еще более усилилось, когда он увидал военного министра, сидевшего над большим столом и первые две минуты не обращавшего внимания на вошедшего. Военный министр опустил свою лысую, с седыми висками, голову между двух восковых свечей и читал, отмечая карандашом, бумаги. Он дочитывал, не поднимая головы, в то время как отворилась дверь и послышались шаги.
– Возьмите это и передайте, – сказал военный министр своему адъютанту, подавая бумаги и не обращая еще внимания на курьера.
Князь Андрей почувствовал, что либо из всех дел, занимавших военного министра, действия кутузовской армии менее всего могли его интересовать, либо нужно было это дать почувствовать русскому курьеру. «Но мне это совершенно всё равно», подумал он. Военный министр сдвинул остальные бумаги, сровнял их края с краями и поднял голову. У него была умная и характерная голова. Но в то же мгновение, как он обратился к князю Андрею, умное и твердое выражение лица военного министра, видимо, привычно и сознательно изменилось: на лице его остановилась глупая, притворная, не скрывающая своего притворства, улыбка человека, принимающего одного за другим много просителей.
– От генерала фельдмаршала Кутузова? – спросил он. – Надеюсь, хорошие вести? Было столкновение с Мортье? Победа? Пора!
Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.