Революционный этюд (Шопен)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Революционный этюд»)
Перейти к: навигация, поиск

Революционный этюд — этюд для фортепиано до минор, сочинение 10, № 12, написанный польским композитором Фредериком Шопеном во время восстания в Польше 1830 года против русского самодержавия.





История создания

В 1829 году Шопен решает завести специальный альбом, в него по традиции своей эпохи он задумывал собирать автографы друзей. В итоге вышло так, что этот альбом стал ещё и сборником собственных записей Шопена. Он после смерти композитора хранился в Варшаве, позже был перевезён захватившими Польшу немцами в библиотеку Красиньских. В 1944 году вместе с другими шопеновскими документами, собранными в этой библиотеке, дневник сгорел. В настоящий момент доступна фотокопия альбома. С 14 по 20 страницы документа включают записи, которые Шопен сделал в период его нахождения в немецком Штутгарте в сентябре 1831 года. Записи в настоящее время называются «Штутгартский дневник».

Записи появились в «Штутгартском дневнике» тогда, когда композитор узнал о том, что Польское восстание было подавлено русскими войсками и о взятии Варшавы. В Штутгарте Шопен не знал о судьбе своих близких. Известие о том, что родные и близкие люди Шопена не пострадали, композитор получил уже в Париже.

В своём дневнике Шопен писал в очень эмоциональном духе, допуская богохульство и желая мести Российской империи. Больше никогда он в подобном духе не писал. В сентябре 1831 года он сделал в числе прочих следующие записи:

Отец, мать, дети, всё, что мне всего дороже, где вы? — Может быть, уже на том свете?! …

Писал предыдущие страницы, ни о чём не зная, — что враг в доме — предместья разрушены — Ясь! — Вилюсь, наверное, погиб на баррикадах — Марцелия вижу в плену — благородный Совиньский в руках этих негодяев! О Боже, Ты есть! Есть и не мстишь! Или ещё недостаточно Тебе московских злодеяний — или — или же Ты сам [москаль]! …

А я здесь беспомощный — я здесь с пустыми руками — иногда лишь стону, страдаю на фортепиано — отчаяние — и что дальше? — Боже, Боже! Разверзи землю, пусть поглотит она людей этого века. Пусть терзают жесточайшие муки французов, которые не пришли нам на помощь.[1]

В это время Шопен задумал свой Этюд до-минор, Opus 10, № 12. Этюд был написан в Париже в сентябре 1831 года. Впервые издан в Париже ното-издателем А. Лемуаном в июне 1833 года. Ференц Лист, которому были посвящены все 12 этюдов Opus 10, стал называть этот этюд «революционным».

Музыка

Жанр этюда у других композиторов в основном означает «упражнение». В творчестве Фредерика Шопена этот жанр имеет иное значение. Несмотря на то, что все его этюды развивают какой-либо один тип фортепианной фактуры (октавная техника, двойные интервалы, арпеджио и другие), каждый из его этюдов представляет собой законченную пьесу, гармонически и мелодически яркую и запоминающуюся.

Начинается Революционный этюд с диссонанса — доминантсептаккорда, играемого правой рукой, после которого из среднего в низкий регистр следует пассаж, который исполняется левой рукой. Это два ключевых элемента этюда, в основе которого — пассажи (арпеджио) левой руки и аккорды в правой.

Шопен в этюде использует в мелодии ритм национального польского танца — полонеза. Этот приём создаёт как национальный характер этюда, так и патетическое настроение пьесы. За 30 лет до этого Людвиг ван Бетховен, передавая в музыке дух революционной борьбы, написал «Патетическую сонату», во вступлении первой части которой звучит тот же мотив, что и позже у Шопена, схож и ритм данных мелодических отрезков. Причём оба произведения написаны в одной тональности — до-минор.

В 1895 году русский композитор Александр Скрябин написал Этюд opus 8 № 12 ре-диез минор, который, при совершенно ином стиле музыки (характерные для Скрябина приёмы изложения фактуры, сложная полиритмия, гармоническое мышление), начинается с той же ритмоформулы, которая была и в до-минорном Революционном этюде Шопена. Этот этюд тоже называют Революционным - но более корректно название Патетический (от темпового обозначения "Patetico = 100-112"), сам Скрябин не наделил этот этюд никаким названием.

Медиа

Напишите отзыв о статье "Революционный этюд (Шопен)"

Примечания

  1. Альбом Шопена. 1829—1831, обр. Ежи Мария Смотер, Краков. 1975, с.35-37. Цитируется по: Владислав Дулемба, Шопен, «Урал», 1996.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Революционный этюд (Шопен)

– On fera du chemin cette fois ci. Oh! quand il s'en mele lui meme ca chauffe… Nom de Dieu… Le voila!.. Vive l'Empereur! Les voila donc les Steppes de l'Asie! Vilain pays tout de meme. Au revoir, Beauche; je te reserve le plus beau palais de Moscou. Au revoir! Bonne chance… L'as tu vu, l'Empereur? Vive l'Empereur!.. preur! Si on me fait gouverneur aux Indes, Gerard, je te fais ministre du Cachemire, c'est arrete. Vive l'Empereur! Vive! vive! vive! Les gredins de Cosaques, comme ils filent. Vive l'Empereur! Le voila! Le vois tu? Je l'ai vu deux fois comme jete vois. Le petit caporal… Je l'ai vu donner la croix a l'un des vieux… Vive l'Empereur!.. [Теперь походим! О! как он сам возьмется, дело закипит. Ей богу… Вот он… Ура, император! Так вот они, азиатские степи… Однако скверная страна. До свиданья, Боше. Я тебе оставлю лучший дворец в Москве. До свиданья, желаю успеха. Видел императора? Ура! Ежели меня сделают губернатором в Индии, я тебя сделаю министром Кашмира… Ура! Император вот он! Видишь его? Я его два раза как тебя видел. Маленький капрал… Я видел, как он навесил крест одному из стариков… Ура, император!] – говорили голоса старых и молодых людей, самых разнообразных характеров и положений в обществе. На всех лицах этих людей было одно общее выражение радости о начале давно ожидаемого похода и восторга и преданности к человеку в сером сюртуке, стоявшему на горе.
13 го июня Наполеону подали небольшую чистокровную арабскую лошадь, и он сел и поехал галопом к одному из мостов через Неман, непрестанно оглушаемый восторженными криками, которые он, очевидно, переносил только потому, что нельзя было запретить им криками этими выражать свою любовь к нему; но крики эти, сопутствующие ему везде, тяготили его и отвлекали его от военной заботы, охватившей его с того времени, как он присоединился к войску. Он проехал по одному из качавшихся на лодках мостов на ту сторону, круто повернул влево и галопом поехал по направлению к Ковно, предшествуемый замиравшими от счастия, восторженными гвардейскими конными егерями, расчищая дорогу по войскам, скакавшим впереди его. Подъехав к широкой реке Вилии, он остановился подле польского уланского полка, стоявшего на берегу.
– Виват! – также восторженно кричали поляки, расстроивая фронт и давя друг друга, для того чтобы увидать его. Наполеон осмотрел реку, слез с лошади и сел на бревно, лежавшее на берегу. По бессловесному знаку ему подали трубу, он положил ее на спину подбежавшего счастливого пажа и стал смотреть на ту сторону. Потом он углубился в рассматриванье листа карты, разложенного между бревнами. Не поднимая головы, он сказал что то, и двое его адъютантов поскакали к польским уланам.
– Что? Что он сказал? – слышалось в рядах польских улан, когда один адъютант подскакал к ним.
Было приказано, отыскав брод, перейти на ту сторону. Польский уланский полковник, красивый старый человек, раскрасневшись и путаясь в словах от волнения, спросил у адъютанта, позволено ли ему будет переплыть с своими уланами реку, не отыскивая брода. Он с очевидным страхом за отказ, как мальчик, который просит позволения сесть на лошадь, просил, чтобы ему позволили переплыть реку в глазах императора. Адъютант сказал, что, вероятно, император не будет недоволен этим излишним усердием.
Как только адъютант сказал это, старый усатый офицер с счастливым лицом и блестящими глазами, подняв кверху саблю, прокричал: «Виват! – и, скомандовав уланам следовать за собой, дал шпоры лошади и подскакал к реке. Он злобно толкнул замявшуюся под собой лошадь и бухнулся в воду, направляясь вглубь к быстрине течения. Сотни уланов поскакали за ним. Было холодно и жутко на середине и на быстрине теченья. Уланы цеплялись друг за друга, сваливались с лошадей, лошади некоторые тонули, тонули и люди, остальные старались плыть кто на седле, кто держась за гриву. Они старались плыть вперед на ту сторону и, несмотря на то, что за полверсты была переправа, гордились тем, что они плывут и тонут в этой реке под взглядами человека, сидевшего на бревне и даже не смотревшего на то, что они делали. Когда вернувшийся адъютант, выбрав удобную минуту, позволил себе обратить внимание императора на преданность поляков к его особе, маленький человек в сером сюртуке встал и, подозвав к себе Бертье, стал ходить с ним взад и вперед по берегу, отдавая ему приказания и изредка недовольно взглядывая на тонувших улан, развлекавших его внимание.
Для него было не ново убеждение в том, что присутствие его на всех концах мира, от Африки до степей Московии, одинаково поражает и повергает людей в безумие самозабвения. Он велел подать себе лошадь и поехал в свою стоянку.
Человек сорок улан потонуло в реке, несмотря на высланные на помощь лодки. Большинство прибилось назад к этому берегу. Полковник и несколько человек переплыли реку и с трудом вылезли на тот берег. Но как только они вылезли в обшлепнувшемся на них, стекающем ручьями мокром платье, они закричали: «Виват!», восторженно глядя на то место, где стоял Наполеон, но где его уже не было, и в ту минуту считали себя счастливыми.